Поэзия – связь между автономным и колоссальным космосом
В цивилизации, которая постепенно себя уничтожает, искусство старается наполнить пустоту прекрасным смыслом, считает Евгений Чигрин.
Евгений Михайлович Чигрин – поэт, автор книг «Погонщик», «Неспящая бухта», «Подводный шар». Подборки его стихотворений публиковались в российских и зарубежных литературных журналах, вошли в ряд европейских и отечественных антологий. Стихи переведены на европейские и восточные языки. Евгений Чигрин – лауреат литературных премий, в том числе премии Центрального федерального округа России в области литературы и искусства (2012), Международной премии имени Арсения и Андрея Тарковских (2013), Горьковской литературной премии в поэтической номинации (2014), а также Всероссийской литературной премии имени Павла Бажова (2014), общенациональной премии «Золотой Дельвиг» (2016) и областной премии имени Сергея Аксакова (2017).
– Сакральный смысл поэзии. Насколько он сохраняется в XXI веке, когда одурение от всевозможных гаджетов практически не даёт возможности человеку сосредоточиться на своём внутреннем мире? И если попробовать перенестись на сто лет вперёд: как думаете, будет ли вообще существовать поэзия?
– Да, есть такое мнение, что «поэзия – разновидность религии». Но если современный автор будет думать в таких категориях как «сакральный смысл поэзии» и «одуревать от всевозможных гаджетов», то где он найдёт время на «служенье муз не терпит суеты?». В пору моей молодости, если поэты встречались вечером, то, как правило, скидывались на портвейн или что-то покрепче, а на закуску не всегда оставалось. И конечно, куда-то переносились в своих стихотворениях, но вряд ли на сто лет вперёд. Ну а если серьёзно, то думаю, что если литература сохранится как вид, то, конечно, будет востребована в будущем.
– Как вы относитесь к «злободневной» поэзии? Может ли и должно ли поэтическое искусство быть актуальным?
– Сомневаюсь, что слово «актуальный» уместно в этом вопросе… Актуально ли море, небо, воздух, человек?.. Поэзия – часть огромного метафизического пространства искусства. Мы видим то одну, то другую крошечную часть… Целое видит только тот, кто выше… возможно, Бог. Если одну из составляющих – живопись, музыку, архитектуру – убрать, обеднеют оставшиеся, а в первую очередь мы. Ведь искусство напрямую никому не служит. Работает более существенно. В этой самой цивилизации, которая себя исподволь уничтожает, искусство, может быть, способствует наполнению нашей пустоты неким прекрасным смыслом. Но, безусловно, прекрасное – трудно! Может быть, именно в этом причина провала «злободневной поэзии»? Конечно, она может быть востребована как вариант прямого высказывания, как момент истины сегодняшнего дня. Но посмотрите на многие вещи совсем недавнего прошлого – они уже мертвы. Можно легко возразить, припомнив Маяковского и даже отдельные вещи Мандельштама. Но мы имеем дело в первую очередь с жизнью этих художников: каждый спорил с собственным веком. И каждый расплачивался по самому большому счёту. И ещё, человек, пишущий «актуальную лирику», должен настраивать себя на заданную тему, а поэзия работает в первую очередь на музу: эта опытная барышня не любит, когда ей изменяют. Хотя, не могу не отметить, что иногда бывают дни и ночи, когда поэт пишет стихотворение в духе «не могу молчать». Это было свойственно многим литераторам России, включая Александра Сергеевича.
– Кого считаете своими учителями в поэзии? И есть ли, на ваш взгляд, великие поэты сегодня?
– Своим учителем в поэзии я считаю всю русскую поэзию. В конце концов, что такое поэт? Это же не профессия, это не то, что ты предпочёл, а скорее то, что тебя выбрало. Это фатум, это магия, это счастье и это «упражненья в умирании…» В своё время Блок сказал, что стихи держатся на каких-то отдельных словах, как на звёздах... А разве этим можно управлять?
Я понимаю, что вы хотели бы, чтоб я ответил более конкретно. Но это из цикла вечных вопросов… Мне кажется, что на меня повлияла не только поэзия, но и самая разная музыка, живопись, общение с поэтами и с людьми вообще. Таитянская судьба Поля Гогена и его живопись. В плохое для меня время я приходил в Пушкинский помолчать у его картин. И у других картин. Люблю французский импрессионизм, русский реализм, фламандское искусство. Думаю, что учусь и у них, а не только «у дуба, у берёзы».
Ну а великих определит время. Да и кто я такой, чтоб оценивать поэзию в таком объёме? Пусть у каждого великого читателя будут великие поэты.
– Часто ли бываете довольны собой как художником? Говорите себе: «Ай да Чигрин!»
– Понимаете, поэтов во все времена было немного, это ведь ювелирное искусство, исключительное. Уже не говоря о том, что помимо вдохновения нужно обладать и мастерством, иметь некоторые знания, совпасть с судьбою. Наше суетливое время вряд ли этому способствует. Конечно, бывают и у меня скромные удачи, приятно, когда твои стишки заучивают наизусть… что касается «ай да…» или когда называют гением в Сети, на «Фейсбуке», то отношусь к этому как к заслуженному авансу, не более того…
– В ваших последних стихотворениях прослеживаются «космические» мотивы: часто встречаются образы неба, астрала, возникает впечатление расширения пространства… Как это связано с вашими внутренними ощущениями?
– Видимо, связано. Я и есть автономный космос. А вокруг меня колоссальный космос. Общаемся посредством стихотворной речи. Посылаю туда послания-мейлы и иногда получаю ответы. К тому же я в последнее время заделался домоседом, ввиду определённых обстоятельств, а вообще я по натуре путешественник, старый кочевник, странник. И дело тут не в литературе, хотя, как известно, вояжи раскручивают маховик вдохновения. Скорее в характере. Знаете, Чехов любил максиму Ивана Гончарова: «Как прекрасна жизнь, между прочим, ещё и потому, что человек может путешествовать». Я люблю пустыню и море, люблю маленькие провинциальные города, которые иногда наплывают, как химеричные видения, иногда там рифмуются необъяснимые вещи… Порой вспоминаю свою первую поездку за границу, в Японию: Жёлтый Восток расплетает косички залива – / Волны – о них говорить одиночеству просто. / Выпьешь глоток? На закуску японская слива, / Старый каё* да иллюзий волшебная соска… (*стихотворный размер ).
– Вы шли от сюжетной и довольно внятной поэтики к достаточно сложной метафоричности, даже, можно сказать, к барочной, временами избыточной образности, то есть двигались не к «неслыханной простоте», а в противоположную сторону – от простоты к сложности. Это происходило осознанно – из эстетических соображений или интуитивно?
– Это происходит в моём случае с учётом прожитой жизни, и я не уверен, что главную скрипку тут играет литература. Скорее жизнь со всеми вытекающими. Слово «барокко», которое вы употребили, обозначает «причудливый», «странный», «склонный к излишествам», дословно «жемчужина с пороком»… Да, надеюсь это есть в тех моих стихотворениях, где это и должно быть. Осознанно или интуитивно? Не знаю. Искусство – это свод правил, заповедей. Всё должно быть изысканно, закручено, колоритно.
В 2012 году поэт и переводчик Игорь Белов написал в рецензии на мою книгу «Погонщик» следующее: «Евгений Чигрин – поэт настолько самостоятельный, самобытный, что его не причислишь ни к одному литературному направлению, ни к одной поэтической тусовке, ни к одному клану. Чигрин – отдельный. Он сам по себе. Особую же силу всем его стихам, как мне кажется, придаёт неповторимый чигринский understatment – сдержанность человека, отдающего себе отчёт в том, чтó он способен и должен сказать»… Привожу эти слова только как подтверждение сказанному выше. Добавлю лишь, что ко всему этому я пришёл далеко не сразу. Да и сейчас, надеюсь, что не окаменел, а развиваюсь.
– Менялось ли от книги к книге ваше мировоззрение? То есть каждая книга – это некая духовная веха или просто количественный показатель, который подсказывает, что вот стихов уже написано достаточно для новой книги и пора её издавать...
– Думаю, что у всякого мыслящего человека со временем меняется мировоззрение. Не исключение и сочинитель. Более того, ведь каждый сочинитель ещё и читатель. И написанное, и прочтённое так или иначе влияет на миропонимание совокупно с прожитыми годами. Вопрос ваш скорее философический, нежели поэтический. Что касается составления книги, то у меня это происходит нечасто и скорее подсознательно. Начинается и заканчивается какой-то внутренний лирический сюжет, и автор понимает, что книга, кажется, готова. Хотя, внутренние сомнения всё равно остаются.
– Что вы можете сказать о статусе писателя сегодня?
– Не зря вы поставили вопросительный знак в конце предложения. Не знаю. Никаких благ не получал. В Переделкине не живу, на международные книжные ярмарки не езжу, и никто не зовёт. Но, конечно, в стране Александра Сергеевича и Фёдора Михайловича писатели должны жить в резиденциях и дворцах на государственный кошт, писать вольные оды небу и земле, путешествовать по всему миру, фиксировать время и сочинять для вечности. Хотя на самом деле во дворцах живут совсем другие, те, которые не держат в руках мандолин и не создают прекрасное.
Беседу вела
Мила Яковлева