Городская зима веет неуютом из всех щелей. Батареи чуть дышат – но вдохновения не несут. Нелепо сидеть весь вечер, уставясь на батарею, – не сочинишь ничего. Вот была печка – да! На окнах – затемнение, и свет только из печки, золотая арка по стене, переламывается на потолке. Из чёрного репродуктора веет ужасом: «Внимание, внимание! Воздушная тревога, не забудьте выключить свет». Но у печки уютно. И у меня – сверхзадача. Нетерпеливо жду, пока погаснет огонь и бабушка задвинет наверху конфорку для сохранения тепла и уйдёт. В топке теперь зола – седая, пушистая и жаркая. Подержав в пальцах, опускаю туда стеклянные пузырьки, как парашютики. Плюх – исчезают. Закрываю со скрипом дверку. И теперь главное – не проспать, когда зола остынет и пузырьки можно будет нащупывать в ней и вынимать. Кто видел мягкие пузырьки? Не говорю уже – трогал. Только я! Мну их, перекручиваю, вытягиваю, наслаждаюсь. У меня всего несколько секунд. Твердеют. Такими, какими сделал их я! На рассвете любуюсь ими на подоконнике в лучах солнца – коричневыми, зелёными, оранжевыми. И прячу от насмешек под кровать. Пригодится ли когда-нибудь это богатство? Верил, что да. Доверял фантазиям с детства. Но вынимал их всё реже. Выйду в реальную жизнь с изуродованными стекляшками, как дурачок? После войны такое не ценилось. Где они? Без них прошла целая жизнь. Или – с ними? Всё, что помнишь, – с тобой. Хотя кому сейчас это надо?

Зима, измучившая всех нас, оскалилась на прощание острыми зубами-сосульками с крыш. Сидеть дома, заняв оборону, «отстреливаясь» через интернет? Надо выйти и увидеть всё своими глазами, может, не всё так плохо, как говорят? Передвигаюсь, скользя. Дом через дорогу с оставленной блокадной надписью: «Эта сторона улицы наиболее опасна при артобстреле» – отмечен ещё вполне современной полосатой лентой – сигналом опасности, – и вполне современные ледяные бомбы свисают с крыш. Убьют тебя – никто не виноват, «мы предупреждали»… Тоска. Как наименее опасная рекомендована, видимо, проезжая часть! И на моей стороне «бомбы» тоже висят. Но – нет ленты! «Велкам!» Новая вывеска. Новый отель. Но овальные, до пола, огромные окна отеля – тусклы, за выставленными к стёклам столиками ни души. Замёрзла жизнь, не выдержала испытаний, особенно последних?

За что уцепиться? Вспомнил, как недавно в больничной палате мужик с седой красивой бородкой, выйдя из наркоза, строго сказал медсестре: «Значит так, красавица, побыстрей принеси, что я сдавал тебе перед операцией!» – «А что вы сдавали-то?» – слегка пренебрежительно спросила сестра. Мол, что может быть у такого доходяги – в его-то годы? «Как что? Самое главное! – твёрдо проговорил он. – Серебряный крест  и мобильный телефон!» И подмигнул мне. Я ему позавидовал. Нет, увы, веры у меня в эти культовые предметы! А он – молодец. А что же я? Бреду. И тусклые окна отеля заканчиваются. Дальше – тьма. И вот последнее огромное окно до земли, последняя надежда. Ну? Оно светлее других. За ним – стойка бара, и хотя бы тут несколько человек, верящих в спасительность алкоголя. Хвала им! Но и это – не моё… Моё – выше: сияющий витраж, точнее, инсталляция над стойкой, свисающая на длинных ниточках с потолка, – мои пузырьки, стекляшки, вылепленные мною почти век назад! Я их сделал. И теперь они, просвеченные яркими лампами, у всех на виду!.. Или отличные копии? Не имеет значения. Главное – я спасён. Уцепился за них и вылез. Пузырёк с вытянутым мной горлышком – коричневый бегемот, зелёный перекрученный – змея, плоский оранжевый, с гребешком, – пламя. Сгустки того тепла. Мои драгоценности. Пережить с ними ночь – а потом уже легче. Повернётся земля, и тающие сосульки засверкают алмазами, и круглый бисер, просвеченный солнцем, полетит прямо тебе в руки.