Фильм Павла Лунгина «Братство» ещё до выхода в массовый прокат вызвал резкое неприятие части ветеранов афганской войны, в том числе бывшего командующего 40-й армией Бориса Громова, который назвал картину «вариантом классической чёрной русофобии», представляющей советских военных «сбродом дегенератов, воров, мошенников» и в то же время поддерживающей «светлый и честный образ террористов «Талибана» и ИГИЛ». И завершил своё обращение к министру культуры словами «основываясь на мнении сотен тысяч ветеранов, прошу Вас принять решение о лишении фильма «Братство» прокатного удостоверения».
Не очень понятно, как 600 тысяч участников войны могли составить мнение о не виденной ими картине, но в их разбросанных по интернету воспоминаниях можно найти все показанные в «Братстве» случаи неуставного, мягко говоря, поведения наших военнослужащих в разлагающих условиях затянувшейся войны, устроенной советским руководством в чужой стране, чьё население отнюдь не радо вторжению иностранных войск и ведёт против них партизанскую войну. И даже прочесть о военных преступлениях, которые другой недовольный фильмом генерал (Николай Бурбыга) считает «нетипичными», хотя авторы воспоминаний подчёркивают их распространённость. Режиссёр же, не будучи резонёром, предоставляет самим зрителям судить о мере сходства вымысла с реальностью.
Вопрос о правдивости изображения войны возникает в отечественной истории не впервые: противостояние «генеральской» и «солдатской» правды обнаружилось после выхода «Конармии» Бабеля, которая возмутила командарма Первой конной Будённого, усмотревшего в повести рядового конармейца такой же поклёп на своё воинство, какой генерал-полковник Громов увидел в «Братстве». И неизвестно, к каким последствиям для писателя привёл бы маршальский гнев, если бы за него не вступился Горький, чей литературный чин был не ниже генералиссимуса. Во второй раз буря разразилась, когда в советское кино и литературу вступило поколение, прошедшее Великую Отечественную рядовыми или младшими командирами: Чухрай, Бакланов, Астафьев, Воробьёв, «окопная» правда которых шла вразрез с представлениями о той же войне командующих армиями и фронтами. Но, конечно, следует оговорить условность разделения двух правд, в случае «Братства» очевидную, так как консультантом картины был покойный генерал ФСБ Николай Ковалёв, чьи афганские впечатления послужили для неё отправной точкой.
Другая разница между противниками и сторонниками «Братства» состоит во взглядах на кино в целом и на военное кино в частности: одни хотят, чтобы оно показывало войну непредвзято, другие – чтобы оно решало воспитательные задачи и предлагало зрителям идеальные образцы доблести и патриотизма. Эту позицию поддерживает и нынешнее Министерство культуры, беспрепятственно выпуская в прокат ура-патриотические фильмы вроде «Танков», «Т-34» или «Балканского рубежа», но подвергая предварительной «общественной» цензуре или просто запрещая (как было с фильмом Хусейна Эркенова «Приказано забыть») картины реалистического направления.
Между тем, если посмотреть «Братство» незашоренными глазами, в нём находится всё необходимое для современной военной драмы. Имеется сложная задача – вывести из Афганистана в СССР войсковую часть через горный перевал, контролируемый моджахедами. Есть толковые офицеры, пытающиеся решить её без потерь, договорившись с недоверчивыми «духами». Есть неброские и скромные герои, отдающие себя в заложники жестокому и подозрительному врагу. Есть солдат, который при обыске каравана под шумок грабит одного из погонщиков, чтобы купить себе (и заодно товарищам) кассетный магнитофон «Шарп», за который в Советском Союзе в те годы давали 1200 рублей, то есть десяток среднесоветских зарплат. Есть наглый спецназовец, норовящий присвоить покупку, и оказавшийся рядом пехотный лейтенант, дающий ему отпор. Есть афганцы, сотрудничающие с «шурави» и зверски расправляющиеся с ними противники режима, еле держащегося даже с помощью иностранных войск. Есть профессиональный сценарий, насыщенный деталями афганского быта, превосходные актёры, динамичное действие и тревожная, затягивающая зрителя атмосфера. Есть катарсис, возникающий в тот момент, когда травмированный невольно совершённым убийством и впервые курнувший героин лейтенант по кличке Грек носится в свете прожекторов по минному полю. И, да, есть то самое военное братство – братство, лишённое пафоса, но скреплённое кровью и общей судьбой. И, наконец, финал, который стоит привести в том виде, как он написан в сценарии Павла и Александра Лунгиных:
«Грек остался на ступеньках. Он поднял голову и взглянул на небо, бледно-голубое, без единого облачка, и только жгучее солнце зияло в нём белёсой дырой. Весь белый, будто седой, то ли от пыли, то ли от пережитого, он просто сидел, облокачиваясь спиной о тёплую стену, слушал сладкую индийскую музыку и курил в кулак, как делают все, кто побывал там. За речкой».