И всё ради чего? Ради справедливости! Именно ради неё, СПРАВЕДЛИВОСТИ, нужно с точностью до грамма, до миллиметра взвесить и измерить знания выпускников (даже тех, кто никуда не планирует поступать). Взвесить и измерить, чтобы выстроить всех абитуриентов в виртуальную очередь к социальному лифту, ибо только при таких условиях социальный лифт якобы поднимет таланты из далёких сёл и деревень к высотам МГУ, ЛГУ, РГГУ...
Однако лифт стоит, никого никуда не поднимает, потому что новых общежитий не построили, а старые сдают внаём. Новым Ломоносовым в Москву с обозом лучше не приходить.
Минусов у ЕГЭ много, плюс один, но очень большой – бюджетное финансирование. То, что ещё совсем недавно не стоило бюджету ни копейки (учителя принимали выпускные экзамены, преподаватели вузов – вступительные), сейчас требует огромных денег: на переквалификацию учителей в эксперты, на подготовку тестов, печатание бланков, проверку экзаменационных работ, создание банка данных и пр. За всем этим нужно строго следить, всё это нужно зорко охранять, надёжно обеспечивать секретность.
Однако, как известно, «на осинке не растут апельсинки». На «осинке» ЕГЭ сочных плодов просвещения ждать не приходится. Почему? Потому что в основу положен «принцип турникета московского метро». В столичном метро, в отличие от европейских городов, турникет не открывается (перед пассажирами, оплатившими проезд), а захлопывается (перед теми, кто за проезд не платит). Почувствуйте разницу: заплатить за то, чтобы спокойно пройти в открывшиеся перед тобой двери, или заплатить за то, чтобы тебя со всей силой не прихлопнуло!
«Турникет ЕГЭ» установили не на входе в вуз, а на выходе из школы. При этом забыли, что среднее образование у нас является обязательным и в школах учатся дети из разных семей. В одних семьях дедушки и бабушки могут помочь детям во втором классе писать транскрипцию слова [мАлАко], в других семьях помочь детям некому. Однако сдавать ЕГЭ (на уровне вступительных экзаменов в институт) приходится всем. Тем, кому такой уровень таких знаний окажется не по силам, навязывается комплекс неполноценности, навешивается ярлык тупиц и неучей. Дети бегут из 9-го класса лишь для того, чтобы не сдавать ЕГЭ в 11-м.
В итоге вместо социального лифта мы получили катализатор социального расслоения. Кто у нас водит поезда, стоит у станков, кто растит хлеб и строит дома? Они, тупицы и неучи! А кто поёт гнусавыми голосами и прогибает мир под себя? Кто ставит спектакли, от которых тошнит?
Появился даже термин «высокобалльник ЕГЭ», т.е. «высоколобый», умный. Но, как говорится, «молодец среди овец, а на молодца и сам овца». Мышление, сформированное тестами, излишне формализовано. Ни живости ума, ни широты взглядов, ни полёта фантазии. У детей за годы учёбы не складывается целостной картины мира. Экзамены по физике, химии, истории, географии, биологии, обществознанию, иностранным языкам не являются обязательными и сдаются по желанию… Нет желания, нет экзаменов, нет знаний.
Но главный минус ЕГЭ – это урок тотального недоверия государства к своим гражданам. Недоверия ко всем: к учителям, к ученикам, к проверяющим. Парадокс заключается в том, что мы доверяем учителям изо дня в день в течение 11 лет учить наших детей, но не доверяем им провести выпускные экзамены и поставить оценки в аттестат! Думаем не над тем, КАК и ЧЕМУ учить, а размышляем о том, КАК ИЗМЕРИТЬ те разрозненные, избыточно наукообразные обрывки знаний, которые даёт школа.
Хотим мы того или нет, но вопрос об изменении концепции назрел и перезрел. Нужно вернуть школе выпускные экзамены как неотъемлемую часть учебного процесса и защитить детей от душегубства ЕГЭ. Автобусы со школьниками не должны падать с обрывов только потому, что именно в этот день, несмотря на плохую погоду, нужно ехать в соседнее село для его сдачи. Неудачи на едином экзамене не должны приводить к самоубийствам. Нашей стране нужны все дети: и те, кто будет запускать ракеты, и те, кто будет печь булочки.
Сейчас ЕГЭ – это шлагбаум, готовый прихлопнуть любого на выходе из школы. А должен быть ступенями, ведущими в вуз. Экзамены первых ступеней можно было бы сдавать уже в 5–7-м классах по интернету на добровольной основе. Результаты таких экзаменов были бы интересны Министерству образования с точки зрения отбора наиболее способных детей для приглашения их в специализированные школы или научные лагерные смены.
В 11-м классе можно было бы выбирать уровень сложности экзамена в соответствии с предполагаемой специальностью. Набрав по интернету достаточное количество баллов на предварительных испытаниях, учащиеся знали бы, что теперь они могут поехать в ближайший центр сдачи ЕГЭ, чтобы уже лично выполнить контрольные задания. Ведущие вузы страны могли бы предлагать свои, более сложные задания и тесты, чтобы потом, в сентябре, не сталкиваться на первом курсе со студентами, которые писать почти не умеют.
Многоуровневый ЕГЭ позволил бы отобрать и взрастить талантливую молодёжь, способную напряжённо учиться. Таких «высокобалльников» Министерство образования знало бы в лицо. За таких «высокобалльников» боролись бы вузы, предоставляя им общежития и стипендии. Важно создать систему, при которой в университеты поступала бы молодёжь, способная работать с книгой и читать по норме 400 страниц в день, как это принято в лучших европейских университетах.
Чтобы оценить результат 10-летнего развития нашей школы по ЕГЭ, вспомним знаменитую картину Богданова-Бельского: деревенская изба, сидит учитель математики, рядом с ним у доски ученики, в лаптях и домотканых рубахах, в напряжённых раздумьях бродят, решая пример, написанный на доске:
(102 +112+122+132+142) =
_______________________
365
Картина называется «Устный счёт». А сейчас устно кто-нибудь эту задачу решит?
Людмила АХРЕМЕНКОВА, социальный психолог