Анна Саед-Шах. Обнажённая натура. Повести и рассказы. М.: Арт Хаус медиа, 2017. 374 с., 500 экз.
Это дебютная книга прозы известного поэта Анны Саед-Шах. И она полностью опровергает представление о «прозе поэта», подразумевающее непролазную метафоричность и туманную истеричность. Перед нами крепко сколоченные, сюжетные тексты, обаятельно ироничные и вместе с тем проникновенно сердечные. Ни в коем случае не сентиментальные, без всякого надрыва и какой бы то ни было позы и самолюбования. Скорее даже по-мужски жёсткие, не лишённые, однако, женской теплоты и сострадания.
Анна Саед-Шах уважает своего читателя, понимая, что проза должна быть прежде всего написана интересно. То есть необходим сюжет, необходима композиция, а не расхлябанная, ни к чему не ведущая саморефлексия страниц на пятьдесят. Саед-Шах – прекрасный рассказчик, умный, тонкий и не навязчивый.
Не зря говорят, что мастерство прозаика проверяется в жанре рассказа. Именно короткие рассказы, иногда всего на три-четыре страницы, в этой книге исключительно хороши. Как правило, интонация их разговорная, от лица того или иного героя. Но даже если повествование ведётся от автора, то зачастую в форме косвенно прямой речи, опять же, по сути, относящейся к какому-то герою, а иногда и попеременно, к нескольким персонажам. «Чёрт меня дёрнул провести эту ночь на полуострове с бабой Груней. Да ещё тащить туда искусственную ёлку! И куда? В тверскую глушь, в деревню, где за каждым двором сразу начинается серьёзный хвойный лес. «Така ёлочка никогда не кончится, на всю жизнь мою хватит». А шёл бабе Груне 85-й годок». Это начало одного из лучших рассказов в книге «Избушка на куриных окорочках». Несмотря на забавное название, рассказ совсем не смешной. Героиня, спасаясь от внезапного праздничного одиночества, приезжает на Рождество к ещё более одинокой вредной старухе. За столом хозяйка мимоходом, как о чём-то вполне заурядном, упоминает, что недавно из ружья застрелила собаку. И гостье уже не до сна…
Несомненно, рассказы Анны-Саед-Шах пронизаны христианским мироощущением, при этом автор никогда не пишет о Боге напрямую и даже вообще не упоминает. Неспроста в фокус зрения Саед-Шах попали старухи, инвалиды, дети из детского дома и сбитые машинами собаки… В таком тематическом перечислении сюжеты могут показаться сентиментальной солянкой, но это категорически не так. Ни в одном рассказе нет давления на жалость, нет и морализаторства, а есть то, что неминуемо испытываешь от хорошей прозы: переживание катарсиса.
Например, рассказ про инвалида «Москвич с ручным управлением» начинается отнюдь не сентиментально: «Тюрьма плакала по Ипполиту. Но пока она это делала, времена переменились, и теперь плачь не плачь, близок локоток, да не укусишь.
Хотя и ежу понятно, что тюрьме Ипполит невыгоден. Кто станет ради него увеличивать штатное расписание, чтоб возить в коляске на тюремную работу, в столовую, да ещё над парашей держать». И вот уже здесь, в этом самом месте, перехватывает дыхание. И не потому, что человека в инвалидной коляске жалко в принципе, а потому, что написано о нём как бы отстранённо, без всякой жалости, дескать, вот ведь какая морока с ним, даже в тюрьму не посадишь (за то, что торговал запрещённой в советские времена порнографией). А потом читаешь дальше, и ужасает уже не его, Ипполита, трагедия, а загубленная жизнь его красавицы-матери и доктора, полюбившего её, на которого впоследствии, когда мать умерла, свалились все тяготы по уходу за инвалидом…
Замечателен цикл рассказов «Страна сирот», где лучшие «Проверка на вшивость» и «Признайся, что ты меня любишь!» – о детдомовских детях, которых героиня берёт домой на выходные. В миниатюре «Проверка на вшивость» старшая воспитательница, изрыгая потоки брани, отчитывает женщину, приехавшую к детдомовцам, думая, что та им родная мать. И вот где наступает катарсис: в какой-то момент героиня понимает, что их, этих детей, предали не только родные матери, но и она, прямо сейчас, заявив, что это не её дети, а потом спохватившись: «– Почему это не мои? – не очень уверенно возмутилась я, прекрасно понимая и чувствуя, что опоздала и уже предала их всех разом, не выдержав до конца всей, переадресованной мне, справедливой по сути брани». И тут, в этой ситуации, дети вдруг оказываются мудрее взрослых: «Губастая Машка первой шагнула навстречу и по-отечески обняла меня за плечи:
– Ты, мам, не переживай, – с сочувствием произнесла она…»
Ещё одна заметная тема в прозе Анны Саед-Шах – это женская судьба, где важен не столько поиск какого-то идеального мужчины, сколько умение вновь полюбить своего, того, который уже рядом: «Ведь это именно ты стараешься сохранить рядом уже привычного тебе человека. Именно этот человек охраняет тебя и твои неполноценности от чужого глаза…» Супружеские измены описываются автором (в противовес мужскому взгляду на адюльтер как на увлекательное приключение) как некие несуразности, которые хочется поскорее исправить и забыть о них. Особенно убедительно об этом – в рассказе «Лоновод», где муж и жена, утомившись от долгого и крепкого брака, не сговариваясь, решают изменить друг другу. Жена, поэтесса, едет на Волгу к своему поклоннику, с которым до встречи лишь переписывалась и который на поверку, конечно же, оказывается придурком. А с мужем происходит вообще комичная история: он приглашает в свою квартиру молоденькую любовницу, и тут же звонят в дверь – приводят на вязку к его кобелю суку. И несостоявшиеся любовники, вместо того чтобы предаться запретным ласкам, вынуждены держать собак «в замке», пока те не сделают своё дело… Важно, что после этих «измен» муж и жена становятся ещё драгоценнее друг для друга.
Несмотря на то что у Анны Саед-Шах дыхание прозы короткое, в книге есть и две повести: «Авара-Гу, или Смерть пионерки» о судьбе советской школьницы, вышедшей замуж за мусульманина, и «Кракс, или Последний день Лили Брик». Подробно говорить о каждой из повестей не позволяет формат газетной рецензии, отметим лишь то, что с достаточно большим объёмом прозаик Саед-Шах свободно справляется. Любопытна попытка посмотреть на события жизни легендарной Лили Брик глазами самой музы Маяковского. Это, правда, выглядит не столь убедительно, как рассказы, в которых Анна Саед-Шах проявила себя вполне зрелым мастером.