Журналисты, как правило, обычно осторожны в оценке профессионализма коллег. И дело отнюдь не только в риске нанести ущерб корпоративной этике – в конце концов, каждый исполняет своё дело как умеет, и ещё неизвестно, что могут сказать о тебе. Но здесь особый случай. 90-летие со дня рождения Александра Каверзнева не заметить нельзя – слишком велик вклад этого профессионала в отечественное ТВ! Не зря о нём, ушедшем от нас, едва перешагнувшем пятидесятилетний рубеж, как раз – и не только его коллеги – говорят: он был «на полкорпуса впереди всех» или «мы все его любили». Солидарны были и телезрители: «Как свободно он держится перед камерой!»
Тем обиднее его ранний уход – почти сорок лет без Каверзнева. Можно себе только представить, как много он мог бы сделать, останься жив после той оказавшейся роковой командировки в Афганистан в 1983 году.
– Признаться, я постоянно возвращаюсь к этим мыслям, – говорит его коллега Евгений Широков, известный тележурналист, активный участник становления отечественного телевидения, трижды главный редактор, в том числе руководитель радиостанции «Юность» и главной редакции молодёжных программ Гостелерадио. – Саша Каверзнев, войдя в творческую зрелость, являл собой, по сути, образец журналиста, жаждущего быть в гуще самых актуальных, сплошь и рядом драматичных, а порой судьбоносных событий. А на это, согласимся, как никогда, богата жизнь нашей многострадальной планеты. Он-то ничего не боялся, порой шёл как по минному полю, упорно пробиваясь к истине, какой бы неудобной она кому-то ни казалась. Не уберёгся.
– Когда и при каких обстоятельствах началась ваша дружба?
– Наша первая встреча произошла, когда он вернулся из Будапешта, где основал наш корпункт и в течение более шести лет изо дня в день освещал жизнь небольшой, но интереснейшей во всех смыслах страны, настойчиво искавшей собственный путь к прогрессу. Этот путь был тернистым. Достаточно вспомнить события 1956 года. Вся история Венгрии полна и горьких, и ярких, и страшных эпизодов. Александр постарался глубоко вникнуть в самую суть венгерской жизни, полюбил народ, вынесший тяжелейшие испытания, сумел разглядеть в венгерском пути то позитивное, что могло бы стать общим достоянием в середине семидесятых годов. Я руководил – так уж случилось – сразу двумя редакциями: радиостанцией «Юность» и телевизионной молодёжкой – редакцией, славившейся своей смелостью, творческим азартом (КВН, «А ну-ка, парни!», «Весёлые ребята»). И вот подходит ко мне Каверзнев – он уже освоился в новом высоком положении политобозревателя Гостелерадио – и предлагает любопытный телематериал, связанный с жизнью Венгрии. Я его ещё в шутку назвал «венгерская рапсодия», так как комментарий Саши действительно напоминал музыкальный этюд. С первых же минут разговора – а он вылился в трёхчасовое общение с переходом в дружеский ужин – я почувствовал, что передо мной человек невероятной эрудиции, завораживающий магией образного слова, интонации, и в дальнейшем в ходе каждой встречи с Каверзневым, а их было несчётное множество, всякий раз убеждался я в неординарности, самобытности удивительного журналиста.
– Откуда это у него?
– Трудно ответить однозначно. Он родился и вырос в Риге в интеллигентной русской семье. Поехал учиться в Ленинградский университет, но всё-таки вернулся в Латвию, где и получил высшее образование. Можно сказать, что Саша с юных лет жил в атмосфере европейской культуры в самом высоком смысле, а работать пошёл в газету «Латвийский моряк», чтобы поглубже окунуться в жизнь людей работящих и вместе с тем нечуждых романтике. Изучал иностранные языки, был элегантно одет… Этакий русский европеец. И в то же время все, с кем он встречался, работая в разных странах, отмечали его славянскую натуру. Обаятельный, не зашоренный в своих суждениях, он немедленно оказывался в центре внимания. Сам наблюдал это воочию, когда мы вместе работали на Всемирном фестивале на Кубе в 1978 году. Он трудился как вол, обеспечивая ежедневные выходы в программе «Время», но, когда выходил в свободную минуту «в люди», его сразу окружали энергичные посланцы всех континентов. Непостижимым образом контакт налаживался – вот уж харизма!
Если взглянуть на те точки земного шара, где Александр Каверзнев славно поработал, и сравнить с сегодняшним днём, легко прийти к выводу: мир в определённом смысле перевернулся. Судите сами – Китай на подходе к 80-м годам был бесконечно далёк от тех поистине фантастических достижений, которые сделали его одним из могущественных мировых лидеров. Саша не один год вынашивал план поездки в эту центральную страну Азии. Сначала была разведка – попытка проникнуть в глубину многовековой уникальной культуры великой нации, осмыслить громадную массу сведений и фактов, и только через несколько лет Александр Александрович во второй раз едет в Поднебесную – создать полновесный телефильм. Итог командировки – пять фильмов, главный из которых – «Китай – утраченные победы» – содержал, на мой взгляд, провидческие моменты. А каверзневское открытие напрочь захлопнутой для внешнего мира КНДР! Оператор Дмитрий Серебряков, настоящий ас своего дела, был в ужасе: «Нас ведут по каким-то коридорам, пустым залам – что тут можно снять»? Каверзнев же был упрям неотступно: «Снимай всё, что можно, хоть из-под полы, любая картинка найдёт своё место». И ведь получилось, фильм вышел необычайно выразительный, хоть и сдержанный определёнными рамками. Умный зритель всё понял и оценил. Интересно, как бы воспринял и прокомментировал Саша нынешние северокорейские реалии: запускаются грозные ракеты, пугающие мир, американский президент «гостит» у великого руководителя. Что меня заботит: почему фильмы Каверзнева пылятся на полках, там же бесценные находки, требующие нового осмысления?
– Но главный плацдарм Каверзнева – Европа, в первую очередь Восточная…
– Конечно, конечно! Каверзнев, кроме всего прочего, многие годы вёл журнал «Содружество» о жизни стран соцлагеря. Вот уж точно это издание нельзя было назвать глянцевым именно благодаря тонкому аналитическому подходу ведущего к материалам из братских государств. Наверное, в самом страшном сне не мог бы он себе представить картину наших нынешних отношений с «братьями», соревнующимися в русофобском рвении. Единственно, что утешило бы Александра, – любимая его Венгрия, несмотря на неимоверное давление западных «благожелателей», пытается выстроить пристойные взаимовыгодные связи с Россией. Вот только удастся ли выстоять?
– Какие моменты общения особенно памятны, дороги?
– Самое яркое, в чём-то даже фантасмагорическое – Куба. Целый месяц бок о бок в бурлящем котле фестиваля мы спали по три-четыре часа. Времени, чтобы всё охватить, не хватало. Ежедневно готовили отчёты и всё-таки выкраивали время для откровенных добрых бесед обо всём на свете. Самое удивительное, что, когда мы с Сашей возвращались в Москву, весь 10-часовой перелёт, сидя рядом, проговорили за жизнь. Отвлекало и то, что экипаж то и дело просил нас зайти в кабину – очень интересовались лётчики международным положением, задавали массу острых вопросов. Но самым-самым драгоценным общением с Сашей стали не иноземные совместные дела, а почти двухнедельное пребывание в глубинке России, на челябинской земле.
– Так долго? Чем это было вызвано?
– Товарищ Лапин, всесильный руководитель Гостелерадио, вызвал нас к себе и сурово отчитал: «Почему уклоняетесь от поездки в Челябинск? Вас просят приехать и трудовые коллективы, и местные журналисты, и даже обком партии, а вы тянете. И не ссылайтесь на занятость и всякие творческие планы! Вылетаете не позже чем завтра». Наши оправдательные реплики о том, что мы, что называется, ни сном ни духом, что никакие мы не уклонисты, были, в общем-то, излишни. Лишь позже я узнал, что действительно было несколько писем, но главное – позвонил первый секретарь челябинского обкома КПСС Воропаев и от имени всех трудящихся попросил Лапина, чтобы тот прислал этих двух журналистов для встреч с активом. Каверзнева знала вся страна, поэтому неудивительно всенародное стремление зазвать его в гости, я же тогда был главным редактором молодёжной редакции ЦТ, выпускающей в эфир немало интересных программ, да к тому времени мы ещё выдали 60-серийный фильм «Наша биография», отмеченный Госпремией СССР. Но мы уже делали передачу «От всей души», и, как потом выяснилось, у челябинских руководителей было намерение на месте договориться с главным редактором о съёмках в этой славной области любимой народом программы. Так или иначе, мы с Александром оказались на целых полторы недели в заложниках у челябинских телезрителей. Это была нелёгкая работа. Оказалось, что запланировано не менее двух десятков встреч в самых разных аудиториях – от цехов тракторного завода до дальних посёлков, затерянных где-то среди озёр.
Но вернусь к тем нашим дням и ночам, потому что и ночами мы куда-то переезжали, кому-то нас доставляли. Главное же – ночами, если мы оставались вдвоём, можно было вдоволь наслушаться его откровений, его необычайно смелых по тем временам суждений о том, что происходит со страной, как надо бы изменить жизнь. Часто он говорил при этом о Венгрии. Я понял, что он пристально следит за развитием этой маленькой страны, которая была не только «самым весёлым бараком социалистического лагеря», но и плацдармом глубоко осмысленных инноваций в экономике и общественном устройстве. Позже, работая в Венгрии, я много раз убеждался, как прав был Александр в своих оценках и размышлениях. Вспоминаю интересный момент: идёт партийно-хозяйственный актив Челябинской области (дошли мы с Сашей и до таких высот), всё руководство, секретари райкомов, председатели исполкомов, директора заводов-гигантов слушают Каверзнева, задают вопросы, и я вдруг замечаю, что, отвечая, Саша то и дело приводит факты и примеры из венгерской действительности. Об умении венгров экономить энергетические ресурсы (их в стране своих только 15%). Об их инициативе дать простор частному сектору в торговле и сфере быта, о скромности руководящих товарищей, не стесняющихся послать своих чад – студентов на подработки. Больше трёх часов шла эта встреча. Случалось, как на Челябинском трубном заводе, который нас официально принимал и опекал, мы проводили целый рабочий день, передвигаясь из цеха в цех.
Когда были на одном крупном оборонном заводе, подошёл к Саше пожилой рабочий и протянул тонкий металлический стаканчик, украшенный гравировкой: «Это вам от нас, работяг, на память, положите его на землю и прыгните всей массой». Саша засомневался: хрупкая вещь, но рабочий настоял. Любимец миллионов подпрыгнул и накрыл тяжёлой подошвой миниатюрное изделие. Оно осталось целёхоньким.
«Это из титана, он лёгкий и прочный, – пояснил рабочий, – подарок со значением. Будьте всегда таким же лёгким и прочным. Во всех отношениях». У Александра было много наград, но вот эта, полученная в закрытом городке, думаю, была по-особому дорогой.
В щедрости Сашиной души я и раньше имел немало поводов убедиться, но именно в часы наших бесед во время той счастливой «челябинской ссылки» он открылся с неведомой мне до тех пор широтой. Это был подаренный судьбой случай – быть рядом с ним столько часов подряд и войти в его мир, который казался со стороны завидно спокойным, благополучным, а на самом деле был полон трудных философских исканий, порой горьких умозаключений. Мне кажется, он глубоко критически относился к тому, что с нами происходило, и прозревал будущие необходимые перемены. Что-то из этого нашло отражение в его незаконченном «Афганском дневнике», а что-то ещё ждало своего звёздного часа, но не дождалось, к великой нашей скорби.
– А ведь тайна его ухода так и осталась неразгаданной...
– Со слов Бориса Саводяна, который был неотлучно рядом с Александром в дни афганской командировки, с осторожностью можно привести три версии. Первая: в какой-то забегаловке во время встречи-интервью принесли три уже открытые почему-то бутылки кока-колы. Ироничный Каверзнев ещё заметил переводчику: а не отравимся? Могли чем-то угостить и афганские военные, с ними тоже была встреча. Наконец, мог что-то отведать на свадьбе, съёмка шла под щедрое застолье… Он вернулся в Москву 23 марта 1983 года. Мы успели увидеться накоротке, и я заметил, что он явно не в себе. Через шесть дней его не стало.
– Судя по всему, было отснято немало интересного – горячий, жгучий материал…
– За месяц работы в Афганистане было отснято 10 тысяч метров плёнки плюс 13 тысяч звукозаписи. Это бесценное богатство! Да ещё и Сашины дневниковые заметки. Коллеги постарались взять самое актуальное, подытожить эту эпопею в виде фильма «Афганский дневник», но без голоса автора, его организующей воли это выглядело бледно. А главное – сколько редкостных находок вроде посещения детской тюрьмы в Кандагаре, откровений автора, оставшихся нетронутыми, осталось втуне. Если бы сегодня всё это разворошить, проанализировать, соотнести с другими афганскими событиями – позорным бегством американцев уже в наши дни… Но нет второго Каверзнева, который с особой силой был бы востребован сейчас, в разгар специальной операции на Украине. С досадой слушаю, как не там, в боевой обстановке, а в уютной студии просвещённые коллеги-журналисты то и дело прибегают к штампам, безжалостно коверкая ударения (бесконечное брЯцанье оружием, «газопрОвод» и «до пятиста» вместо пятисот). И порой какая-то заумная терминология – «информационная составляющая» или «конфронтация», «конфронтационная парадигма». Вот и вспомнишь снова Каверзнева, всегда находившего точные, ясные слова и образное сочетание. Он-то обладал талантом подавать любой, даже очень сложный материал так, будто беседует по душам с тобой лично, а не с абстрактной аудиторией. Его хотелось и видеть, и слушать. Не случайно открытие и закрытие Олимпиады в Москве было поручено вести вместе с законным спортивным комментатором Николаем Озеровым Александру Каверзневу, умевшему донести заветное слово до сердца и ума каждого.
В завершение всё-таки о добром, радующем. Незадолго до нынешнего юбилея Саши друзья и почитатели Каверзнева сумели издать его книгу, которую никак не удавалось выпустить в свет при жизни автора. Были только разрозненные публикации в журналах, а теперь перед нами добротно подготовленный, в хорошем оформлении том «Весна в Будапеште». Мне, оказавшемуся в середине восьмидесятых в той давней «каверзневской ипостаси» руководителя отделения нашего ТВ и радио в Венгрии, особенно близки эти строки, яркие наблюдения, мудрые, в чём-то провидческие выводы. Всё по Маяковскому: «...пароходы, строчки и другие долгие дела…» Теплоход «Александр Каверзнев» давно уже отправлен в плавание. «Строчки» – книга – стали теперь достоянием читателей. А «другие долгие дела» (правильнее сказать, вечные) – планета, носящая его имя. Полный оборот вокруг Солнца 2949 совершает (по справкам астрономов) в три года и три месяца. Это уже навсегда!
Записал Анатолий Журин
Цитатник
Евгений Широков:
«Первое моё открытие Каверзнева – это не просто колоссальной широты эрудит, умеющий с блеском ответить на любой вопрос. Это человек, за которым, случись такой поворот, решительно пошли бы люди. Это прирождённый агитатор в лучшем понятии этого слова. Это настоящий лидер, обладающий особой притягательной силой. Годы спустя, когда Саши уже не было, когда настала пора хождения журналистов во власть, как часто я думаю о нём, что вот, пожалуй, единственный из этого племени, кто действительно способен был стать подлинным и верным народным избранником!»