С тех пор редкий год обходился без связанных с ЕГЭ скандалов. Возможности его дальнейшего совершенствования и очищения открылись поистине безграничные, однако коррупция всё ещё не выглядит побеждённой. Мало того, некоторые обстоятельства позволяют думать, что она окрепла и перешла на качественно новый уровень. Так, на конференции, которая прошла в начале июня в пресс-центре «Парламентской газеты», заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию Владимир Бурматов предложил даже свою классификацию коррупционного бизнеса ЕГЭ. Это, во-первых, издание пособий и решебников; во-вторых, компании, занимающиеся «гарантированной подготовкой к ЕГЭ», – не так давно замминистра образования Александр Климов рекламировал услуги одной такой компании, кипрского офшора. В-третьих, это многочисленные сайты, которые торгуют ответами к ЕГЭ. Их закрывают сотнями, но они плодятся как грибы после дождя.

Не учтёнными в этой классификации остаются более традиционные и грубые проявления коррупции. К примеру, когда в нынешнем году молодые люди сдавали ЕГЭ по русскому языку, из Оренбургской области поступил сигнал, что в одном из пунктов сдачи экзамена детей высокопоставленных людей посадили отдельно, рядом с одним из них сидел папа и проверял ответы, которые ему приносили. На ГИА для девятых классов в Кабардино-Балкарии ребят рассадили по разным аудиториям и устроили организованное списывание; некоторым детям также приносили ответы к заданиям.

Как же камеры? И где же наблюдатели? – спросит осведомлённый читатель. Действительно, на камеры в прошлом году потратили 600 млн. рублей, в этом – ещё 200 млн. Каждый год ЕГЭ дорожает, и в прошлом году он подорожал в четыре раза: 1 млрд. 200 млн. рублей по сравнению с 300 млн. рублей в 2013 году. Из коих половина, как уже было сказано, пошла на видеокамеры, а один наблюдатель обходится бюджету в 39 тысяч рублей. Итак, коррупционность ЕГЭ предположительно падает, чистота неуклонно растёт, а в числе жалоб на проведение ЕГЭ появились такие: кое-где детей заставляют раздеваться и разуваться, не разрешают закрывать двери кабинок в туалете… Участились панические звонки на горячую линию: «Мне страшно сдавать ЕГЭ».

Нельзя сказать, что Министерство образования ничего не делает для того, чтобы люди прониклись осознанием полезности его новаций. По словам Владимира Бурматова, на пиар-поддержку Минобра потрачено 800 млн. рублей, хотя это не слишком помогает: «Нам рассказывают о том, как проходит ЕГЭ, хотя каждая семья видит, как он на самом деле проходит». Эти деньги, полагает депутат, правильнее было бы потратить на психологическую поддержку выпускников.

Ещё одна его идея: создать открытый банк актуальных заданий ЕГЭ, «всё равно их все прорешать невозможно», что позволило бы, по мнению Бурматова, «прибить все три коррупционных компонента». Мысль сомнительная – с чего бы компаниям, занимающимся натаскиванием на решение, прекращать свою деятельность из-за открытого банка заданий. К тому же на сайте Федерального института педагогических измерений открытый банк заданий уже есть; там так прямо и написано: «в целях предоставления выпускникам дополнительной возможности подготовиться к единому государственному экзамену на сайте ФИПИ публикуется по одному варианту КИМ, использованных для проведения ЕГЭ досрочного периода 2015 года, по 14 общеобразовательным предметам». Отвлечёмся от оригинального русского языка этого сообщения: можно ли ожидать, что заблаговременная публикация контрольно-измерительных материалов как-то всерьёз переломит ситуацию? Едва ли.

С Бурматовым можно согласиться, когда он говорит о необходимости ежегодной общественной экспертизы хода ЕГЭ, однако она, как и открытый банк заданий, не исправит системного порока этой процедуры: её сугубой формализованности. ЕГЭ может быть чистым, как стёклышко, а выпускник – семи пядей во лбу, однако, по большому счёту, до этого никому нет дела: гораздо важнее, попадёшь ли ты в шаблон. Репетиторы, обещающие гарантированную подготовку, как правило, обладают одним ценнейшим свойством: они сами побывали в роли проверяющих на ЕГЭ. Они не понаслышке знают эту процедуру немыслимой нервотрёпки, когда учитель за весьма небольшие деньги (ему платят валом, за количество проверенных работ) несколько дней не поднимает головы от стола, не имея возможности в спорных местах даже посоветоваться с коллегами, но вполне понимая, что работу будут ещё перепроверять, и у новых проверяльщиков могут возникнуть вопросы, и хорошо бы, чтобы их не было...

Дело не в том, что задания ЕГЭ невероятно сложны и их необходимо знать заранее, – беда в том, что оценивание работ загнано в такие рамки, когда всякая сложность, необычность, оригинальность работы послужит к ухудшению оценки. Правильный репетитор научит не просто решению – самое главное, он научит тому, как должна выглядеть работа выпускника, сдающего ЕГЭ, чтобы не вводить проверяющего в испуг и сомнения: как бы чего не вышло, как бы не пришлось отвечать при выборочной перепроверке... Побеждает спасительная усреднённость. Так содержание если не подменяется, то отчасти перекрывается формальным соответствием. А ведь это не слишком обнадёживающий результат – для любого экзамена в масштабах всей страны.

Добавим: экзамена, у которого, что ни год, новые правила.