В биографии этих поэтов было то, что их роднило
В 1957 году поэты Италии пригласили к себе группу советских писателей, среди них Николая Алексеевича Заболоцкого. В ту пору подобное в нашей стране было весьма редким событием, а потому особенно тщательно готовились.
Естественно, что итальянская и советская стороны сходились не во всём. В том числе и по некоторым именам. В частности, с нашей стороны особые затруднения вызывало присутствие в делегации Заболоцкого. До этой поры он за пределами Советского Союза никогда не бывал. Наконец, его арест в 1938 году, последующее многолетнее заключение бросали некую тень на великого художника. И хотя к той поре обвинения с него были сняты, полная реабилитация произошла лишь в 1963 году, когда поэта уже не было на белом свете. Деятели Союза писателей СССР во главе с его председателем А.А. Сурковым и другие официальные лица испытывали определённые трудности в связи с кандидатурой Заболоцкого. С ним встречались ответственные лица. Наконец, состоялось решение о том, что поэт поедет в Италию в составе большой писательской делегации. Об этом подробно написано в работе сына поэта Никиты Заболоцкого «Жизнь Н.А. Заболоцкого». В группу литераторов, которые отправились туда, помимо Заболоцкого вошли весьма именитые советские поэты той поры: Микола Бажан, Вера Инбер, Михаил Исаковский, Леонид Мартынов, Александр Прокофьев, Борис Слуцкий, Сергей Смирнов, Александр Твардовский и глава делегации Алексей Сурков. Делегацию сопровождал видный специалист по итальянской литературе и переводчик Г.С. Брейтбурд. Делегация вылетела в Рим самолётом. Заболоцкий и его верный почитатель Слуцкий из-за сердечной болезни Николая Алексеевича поехали на поезде. Прибыли в Рим 11 октября, гораздо позднее советской делегации, когда тамошние встречи с итальянскими поэтами закончились. В тот же день советские гости отправились во Флоренцию, где Заболоцкий выступал в различных дискуссиях и на встречах. Конечно, он был весьма сдержан, что легко объяснимо и его жизнью, и осторожностью официальных кругов. Поэт хорошо понимал неизбежность этих обстоятельств и каких-либо откровенностей в общении с хозяевами и советскими коллегами себе не позволял. Таковы уж были времена, их тяжесть и туманность.
Заболоцкий познакомился с видными писателями Италии: А.-М. Рипеллино, В. Страда, К. Леви, Д. Унгаретти, С. Квазимодо. Надо отдать должное итальянской стороне, там вполне понимали, кто такой Николай Заболоцкий и какова его судьба. Кстати, поэт был тонким и глубоким знатоком европейской живописи, и классической, и авангардной. Он пропадал в знаменитых музеях. После Флоренции Заболоцкий побывал в Болонье, Равенне, Триесте, Венеции, Модене.
Делегация советских писателей возложила венок на могилу Данте в Равенне. Поездка в Италию после всего, что испытал художник, была чýдным потрясением и вызвала самые глубокие переживания. Ведь совсем недавно переживания были иными. В своём очерке «История моего заключения» <1956>, вещи трагически-гениальной, он писал: «С 5 декабря, Дня советской конституции, начался наш великий сибирский этап – целая Одиссея фантастических переживаний...» И там же: «Везли нас с такими предосторожностями, как будто мы были не обыкновенные люди, забитые, замордованные, несчастные, но какие-то сверхъестественные злодеи, способные в каждую минуту взорвать всю вселенную, дай только нам шаг ступить свободно. Наш поезд, состоящий из бесконечного ряда теплушек, представлял собой диковинное зрелище». То был путь в Ад, не менее страшный и жуткий, чем у Данте.
Заболоцкий, конечно, видел эпитафию Данте на латинском языке неизвестного автора в Равенне. Существует два перевода её на русский. Первый – И.Н. Голенищева-Кутузова:
Здесь покоится Дант,
из милого изгнанный края,
Так поступила с певцом
Флоренция, родина злая.
И другой перевод этих строк:
Здесь покоюсь я, Данте,
изгнанный с родной земли,
Которого родившая его
Флоренция лишила
материнской любви.
Данте испил жизненные мучения до дна. Вот как об этом в его знаменитом трактате «Пир»: «И побрёл я по всем городам и весям, где только раздаётся наш язык, побрёл бездомным странником, почти нищим, обнажая против воли язвы от нанесённых мне ударов судьбы, язвы, которые несправедливо вменяют мне в вину». Умер великий итальянец в ночь с 13 на 14 сентября 1321 года.
Долгий страдальческий путь Заболоцкого, немыслимо страдальческий (см. «Историю моего заключения») был воплощён великим русским поэтом в стихотворении «У гробницы Данте». С.И. Бэлза в своей работе, касающейся образа Данте в русской поэзии у А. Пушкина, П. Вяземского, И. Козлова, С. Шевырёва, С. Дурова, А. Плещеева, Д. Минаева, В. Брюсова, Д. Мережковского, К. Бальмонта, Вяч. Иванова, А. Блока, М. Волошина, М. Кузмина, Н. Гумилёва, А. Ахматовой, О. Мандельштама, В. Ходасевича, В. Маяковского, В. Шаламова, отметил, что образ Данте у Заболоцкого изображён «с поразительной выпуклостью и силой». И вневременной значимостью.
Итальянские впечатления Заболоцкого воплощены в трёх его стихотворениях – «Случай на Большом канале», «Венеция», «У гробницы Данте». После публикации двух первых переводов в «Литературной газете» в январе 1958 года автор исключил их из основного свода своей лирики. Причина, по мнению Заболоцкого, в определённой конъюнктурности сочинений. Но «У гробницы Данте» осталось в своде его стихов. Лишь четвёртая строфа звучит как нечто случайное, почему-то допущенное автором, она не выдерживает самого малого сопоставления с другими четырьмя строфами. Хотя причины появления этой строфы сегодня совершенно ясны и понятны.
«У гробницы Данте» воистину грандиозное создание. Оно отмечено редкостной изобразительной силой, которая несёт в себе нечто живописующее и самого Данте, и автора стихотворения; их гений, муки и страдания. Стихотворение имеет форму монолога и прямой речи великого итальянца. Без всяких стилизаций и ухищрений. Просто нагая мощь. Стихотворение от первого лица – это первое лицо – Данте. Решиться на такое уподобление может лишь личность гениальная и героическая. Стихотворение пронизывает напряжённое отчаяние, которое внушает сам мир в те далёкие времена и в не меньшей степени во времена наши. Это гениальная попытка преодоления людских мук и страданий, безумия исторического потока. Странно, что эта лирическая пьеса за редчайшими исключениями не вызывала должного интереса и внимания. Вот эта сила, красота и мученичество в исполнении русского лирика, растворившегося в тени великого художника далёкой средневековой Европы. Это трагическое признание как бы самого Данте.
У гробницы Данте
Мне мачехой Флоренция была,
Я пожелал покоиться в Равенне.
Не говори, прохожий, о измене,
Пусть даже смерть клеймит её дела.
Над белой усыпальницей моей
Воркует голубь, сладостная птица,
Но родина и до сих пор мне снится,
И до сих пор я верен только ей.
Разбитой лютни не берут в поход,
Она мертва среди родного стана.
Зачем же ты, печаль моя, Тоскана,
Целуешь мой осиротевший рот?
А голубь рвётся с крыши и летит,
Как будто опасается кого-то,
И злая тень чужого самолёта
Свои круги над городом чертит.
Так бей, звонарь, в свои колокола!
Не забывай, что мир в кровавой пене!
Я пожелал покоиться в Равенне,
Но и Равенна мне не помогла.
1958
Стихотворение впервые было напечатано уже после смерти автора в журнале «Новый мир» (1959, № 4). Для Заболоцкого эта победа над «временем и тяготением» не случайна, а потому и стала потрясающим памятником великому итальянцу, великому русскому, великой поэзии и обычной судьбе.