Понятие «новые территории» вошло в обиход и не раз ставилось под сомнение: какие же они новые, если на самом деле исконные. В будущем словосочетание, конечно, утратит актуальность. Вопрос – когда это будущее наступит.
Сегодня вся государственная машина страны работает над тем, чтобы сгладить различия. Да и поездки «ЛГ» туда – в рамках этой миссии. Но парадоксальным образом главное, с чем сталкиваешься, общаясь с местными, – тема «Вы не понимаете нашей специфики». Особая специфика у Донецка и Луганска, Бердянска и Мариуполя. Кого-то обстреливали больше, других освободили быстрее, иных через кровь и разрушения. И понятно, что за разговорами о специфике – трагедии, разделённые семьи, весь набор суровых реалий гражданской войны.
Мы едем, разглядывая за окном микроавтобуса поля и терриконы, фотографируем свидетельства разрушений и возрождения, на указателях топонимика из военных сводок.
И вот Мариуполь.
Все, кто наблюдает ситуацию в динамике, уверены: город меняется к лучшему. Речь не только об известных по телесюжетам новых микрорайонах. Звуковой фон Мариуполя – стук и скрежет стройки, город в лесах, хотя и следы боёв на каждом шагу. Чересполосица разрушенного и восстановленного.
Впечатляют отремонтированные пятиэтажки, возвращённые к исконной эстетике Баухауса – знаменитой конструктивистской школы 1920-х, откуда и черпал вдохновение разработчик хрущёвок архитектор Виталий Лагутенко, дедушка Ильи Лагутенко. «Что там, кстати с «Мумий Троллем»? – мелькает в голове, – давно его не слышно, видать, в пацифистах».
Мариупольский журналист Андрей Киор (грек, специфика Мариуполя) водит нас по городу, обращает внимание на мелкие детали – металлический забор частного дома испещрён осколками. Проводим по неровной фактуре ладонями, получаем острые тактильные ощущения. Наверное, мариупольцу удивительно, что приезжих с «большой земли» удивляют такие мелочи. Наш товарищ, журналист Саша Чаленко (который знает в Донбассе всех и об этой войне всё), тонко реагирует на неловкий момент и рассказывает о мариупольских приключениях донецкого военкора Лены Бобковой.
Дело было совсем недавно, она разговорилась с местными ребятишками, вошла в доверие, и с ней поделились тайной – отвели на пустырь неподалёку и показали мёртвого азовца. Чаленко с Бобковой люди бывалые, работали в Мариуполе в 2022-м, когда здесь был ад, но труп азовца как часть детских забав впечатлил даже их.
Бобкову мы встречаем через пару часов в библиотеке, где «ЛГ» проводит круглый стол «Настоящее прошлое». Военкор Лена – в жёлтом коктейльном платье. Так же вызывающе нарядно, на шпильках, но построже, ближе к Шанели, Наталья Курянская, член Общественной палаты ДНР из Снежного. Этой зимой она водила нас по Саур-Могиле, рассказывала, как всё начиналось в 2014-м. Для обеих дам наш скромный круглый стол ещё и повод «выйти в свет», проявить женскую природу. В принципе этого достаточно, чтобы считать нашу миссию выполненной.
Начинаем круглый стол, говорим об истории Донбасса, региональной специфике, фальсификациях в украинских учебниках, спорим об идентичности – насколько перспективен план сделать украинцев русскими, да и кто такие украинцы? А русские?
Не без удивления наблюдают за выступающими сотрудницы недавно отремонтированной мариупольской библиотеки. Саша Чистяков берёт слово и говорит о них с нежностью: «Вы те, кто прививает любовь к литературе, интерес к истории, вы – святые люди!» Специфика Мариуполя такова, что здесь это не звучит пафосно.
Интересно, что расскажут библиотекари домашним, когда вернутся с работы (торопясь успеть до комендантского часа)? Что-то ироничное о московских гостях, рассуждающих об идентичности?.. Сейчас они внимательны и радушны. Дежурное гостеприимство?
У нас есть способ проверки на искренность. Среди участников «литературного десанта» – Артём Маковский, солист Московского театра оперетты. Артём опытный артист, да и вообще профессия обязывает не выказывать волнения, однако заметно, что нервничает.
Он начал распеваться с утра – в коридоре гостиницы было слышно. Потом – по пути в микроавтобусе. Пока шла дискуссия, бродил по «входной группе» библиотеки, нащупывал голос, поглядывал на выставку детских рисунков.
Работы – «в русском стиле». И ведь ничего подобного (после Майдана уж точно) в детском творчестве возникнуть здесь не могло. По сути, война из-за этой невозможности и началась (к чёрту геополитику). И дело даже не в вышиваночном безумии, не в жёлто-голубом насилии, когда по всей Украине окрасили едва ли не каждую поверхность в государственный двуколор – детские качели, женские ногти, собачьи ошейники. Дело в том, что жёлто-голубое тотально вытеснило какие-либо иные варианты цветовой кодировки.
После круглого стола, чтения стихов представляют Артёма Маковского. Условия почти полевые, вокруг коробки с привезёнными книгами – та ещё декорация. Но с первых нот ясно: не самодеятельность приехала: «Давно не бывал я в Донбассе, тянуло в родные края…»
Удивительная всё-таки песня Доризо – Богословского. Крутилась в голове недели две, да и сейчас снова «завелась пластинка», стоило её вспомнить.
Сотрудницы библиотеки подпевают. Робко, без разлюли-малины, но это успех. Между песнями Артём рассказывает, что после Великой Отечественной на восстановлении Донбасса работал его дед, что где-то тут воюет его двоюродный брат. А уже после концерта баритон сетует, что перенервничал и забыл рассказать людям о знакомстве с символом Донбасса – Юрием Богатиковым.
Мы записываем в библиотеке видео, понимая, что со звуком будут проблемы. Жара, окна открыты, а на улице поток машин, гудят легковушки, гремят самосвалы. Но лучше уж брак по звуку, чем гробовая тишина за окнами этого несчастного возрождающегося города.
_______________________
В будущих публикациях «ЛГ» вы узнаете о встречах с мэрами Мариуполя и Бердянска, о посещении отряда «Барс 11», о том, как поэтесса учила бойцов вальсировать, и других эпизодах литературного десанта, в котором участвовали: Максим Замшев, Николай Иванов, Александр Чистяков, Александр Чаленко, Олег Пухнавцев, Борис Евсеев, Михаил Зверев, Роман Сорокин, Яна Яжмина, Артём Маковский.
Стихи в тему
Елка Няголова
Подслушанный монолог
одной славянской души
в день Вознесения Господня
Я просто эмигрантка. Я – в себе.
Ушла из мира. Просто, безыскусно,
Мой дом стоит. Беглянка по судьбе.
Сижу у дома. Не вхожу. Там пусто.
Кто я? Донбасса взрывы оглушили.
Мать из России.
Вспомнить нету сил.
И были у отца усы большие,
И кепка, что он набок чуть носил.
Не спрашивал никто, откуда вы?
Из Горловки?
А может, из Чернигова?
Из Киева, Одессы иль Москвы?
И общность та была не игом нам.
Я вижу сны, но не опустишь веки,
И льётся ночь чернилами красиво,
Невероятный воздух чист. И реки
Творят молитву голосом России.
И вы не ставьте крест на ней
поэтому,
Цветёт рябина здесь
в июльский зной.
Она живёт с великими поэтами,
Что не спешат покуда в мир иной.
Париж так пьян. Качается один.
Он был таким всегда. Один.
Бессильный.
И в этой качке не найдёшь рябин,
Но ищут те, кто разлучён с Россией.
Вокруг гиены бродят, ближе, чаще
Мы слышим вой гиений
в полнолунье.
Они сужают круг, их стая тащит
Берёзы и каштаны в край безумья.
Рыдаю я от песни эмигранта,
Над ним сияет небо как сапфир.
С оси своей сошёл безумный мир,
Там, где Россия, – кровоточит рана.
Рыдать я буду с Анной и Мариной,
И с соловьём, что достаёт до си.
Но остановит колокол былинный,
Что соберёт печали по Руси.
Мне кажется,
что в праздник Вознесенья
Не вишню мы затаптываем в грязь,
А кровь детей.
И почва ждёт спасенья,
И словно мать с детьми лелеет связь.
Перевод с болгарского Максима Замшева