Когда Ване Манухину, мальчику из благополучной и набожной купеческой семьи, было десять лет, у него стало портиться зрение. В надежде на чудо, не желавшая смириться с очками матушка повела его к знаменитому чудотворцу того времени – священнику Иоанну Кронштадтскому. Он указал мальчику Ване с молитвой промывать глаза холодной водой – и с Божьей помощью всё пройдёт. Но ребячья молитва не помогла, и Ваня на долгие годы решительно разуверился в православии. Он вернётся к вере спустя тридцать лет, когда после его стихийной и горячей мольбы к Богородице оправится от тяжёлого гриппа-«испанки» его умирающая жена.

Доктору Манухину не раз и не два придётся изведать крайностей. Знакомствами связанный с высшими кругами российского общества, вхожий в дома рафинированной интеллигенции, он в юности заделается революционером и, в жажде опрощенья, уедет, даже не сдав экзаменов в Императорской Военно-медицинской академии, вести врачебную практику в село под Мариуполем. Год адского, каторжного труда без помощников, без выходных, иногда без лекарств, с постоянными разъездами, в том числе ночными, когда все врачебные функции, вся ответственность за несколько десятков тысяч человек – от хирургии до родовспоможения – лежала на молодом враче. Огромная польза и бесценный опыт, который Манухин смог оценить только позднее.

Он продержался год и вернулся в Петербург, попутно ещё вызвав подозрения в неблагонадёжности и угодив под суд, что полностью излечило его от революционных настроений. Снова помогла удача: от тюрьмы Манухина спас случайный знакомец, знаменитый клоун Анатолий Дуров. Остепенившись, он с удвоенной энергией уходит в науку, открывает процесс лимфоцитоза. Ему покровительствовали Сергей Боткин и Илья Мечников – непримиримые научные оппоненты. Манухин пошёл по стопам первого, развил его теорию и сумел убедить второго в своей правоте. В 1913 году он находит средство борьбы с туберкулёзом, что для времени, когда туберкулёз считался приговором к медленной смерти, было почти равносильно тому, как если бы он открыл живую воду. Вторым человеком, на котором Манухин успешно испробовал свой метод, был Максим Горький, ставший с тех пор его другом, поклонником и покровителем. Именно Горький, когда после казней членов августейшей фамилии Манухин стал чувствовать жестокий внутренний разлад с большевистским режимом, выхлопотал ему разрешение уехать за границу. Впрочем, отъезд не принёс русскому доктору ни успокоения, ни комфортных условий работы.

Дело в том, что Манухин был именно слишком русский, воспитанный в гуманистической традиции, согласно которой врач не чувствовал себя вправе даже затребовать по справедливости полагавшийся ему гонорар. Считалось, что пациент даст сам – сколько может, если может. Во Франции, куда приехала чета Манухиных, всё было совершенно иначе: там, напротив, доктора перебрасывали друг другу пациентов, чтобы накручивать и делить гонорары. Исполнившись отвращения к этой практике зарабатывания на клиентах, Манухин в своём дневнике делает критическое противопоставление русских и французских врачебных обычаев. Но не только во Франции – нигде в Европе он не будет чувствовать себя достаточно на месте. Коллеги (в том числе и эмигранты из России) будут его обкрадывать, принижать значение его открытия, ему придётся снова и снова доказывать уже не раз подтверждённое… В этих хлопотах пройдёт жизнь русского врача, который лечил не только Горького, но и композитора Прокофьева, и Зинаиду Гиппиус, и английскую новеллистку Кэтрин Мэнсфилд, и просто множество людей, с которых ему по-прежнему совестно было требовать гонорар.

В конце концов о жизни и трудах Манухина расскажет его внучатый племянник А.В. Говядинов, который сумеет добраться и до дневников врача, и до существенной части его переписки – они-то и представлены в этой книге.