Похоже, что чиновники наконец получили возможность отомстить нам, современным писателям, за всё то, что о них написали русские классики. Отсюда и старательное отлучение литературы от школьного образования, и бедственное положение издательского дела, и непризнание самой профессии литератора. Хотя, по справедливости, стоит сказать, что касательно пенсионного обеспечения писателя просто поставили в положение «простого народа», к сердцу и уму которого он традиционно взывал.

Та пенсия, за которую приходится бороться, определяется прожиточным минимумом, продовольственной корзиной. Как она определялась ещё при правительстве Гайдара – Чубайса, я слышал от моего покойного друга, академика М.Н. Волгарёва, бывшего в то время директором Института питания. Правительство настойчиво добивалось от института «научного обоснования» минимального объёма этой корзины, чему Михаил Николаевич до самого своего ухода с поста директора сопротивлялся как учёный и как порядочный человек. Этот минимум н икем не пересматривался до сих пор.

Исходя из этого минимума и прозябают «счастливцы», которым довелось выйти на пенсию в стране, последовательно сдающей свои социальные позиции. Мне кажется, что особенно пострадало именно поколение, родившееся незадолго до Великой Отечественной войны и во время неё. Поколение, привыкшее к невзгодам.

Ясно, что ни государство, ни руководство успешно распадавшегося Союза писателей не оповещало своих членов об их правах. Известно, как у нас составлялись договора, – чаще всего постфактум, уже при одобренной работе, будь то роман или книга стихотворений, то есть для подтверждения рабочего стажа наши договора чаще всего не годились.

Так как с 1991 года писатель исчез из правового поля, период с 1991 по 1999 год, когда я выходил на пенсию, мне в стаж не включили – нужных бумаг не хватило. За это время, когда я «не работал», у меня вышло шесть книг. Но это мало кого интересовало.

Итак, я предоставил справки о среднем заработке, который оказался не так уж мал, – всё-таки я и сам писал, и переводил как с известных мне языков, так и с подстрочника, не чурался и литературной критики. Но в собесе мне сказали, что справки (я в тот момент ещё не все собрал) больше не нужны, так как всё равно расчёт будет из средней суммы – не более 300 рублей в месяц. У меня было в три раза больше. Это тоже никого не интересовало.

Быть может, в каком-то будущем это учтут, печально заявили мне. Не учитывают…

Но главное оскорбление было не финансового, а «идеологического», морального характера. Я должен был подписать бумагу о том, что я больше не заключаю никаких договоров, то есть отказываюсь от продолжения творческой жизни. «Пишите в стол!» – весело сказали мне добрые тёти. «А как же издание избранных произведений?» – осмелился я спросить. «Но вы же не Лев Толстой», – опять-таки весело и со знанием дела ответили милые дамы. Кстати, типичное отношение к писателю со стороны любого чиновника: он безошибочно видит, что перед ним не Лев Толстой и не Пушкин.

О том, что любой писатель, доживший до пенсионного возраста, всё равно будет что-то писать до самой смерти, и в верхах догадываются. Его не обязательно сажать за вольнодумство (а что такое сочинительство, как не вольнодумство?), можно просто вынудить «писать в стол», и если право человека на свободу нельзя ограничить до выхода на пенсию, то после, видимо, сам бог велел. Мне кажется, что только страх перед писателями ещё сдерживает власти от увеличения пенсионного возраста: как бы те не написали лишнего ещё за пару лет!

«Со смерти всё и начинается», – писал в прошлом веке поэт Леонид Мартынов, не предполагая, сколь зловеще может прозвучать эта строка в век нынешний. Поэту предлагают за нищенские деньги досрочную творческую смерть. Есть ли в этом факте не только моральный (наше время в принципе аморально), но и правовой аспект? Да, я полагаю, что здесь нарушены мои права человека. Однако и тут поэт заранее всё предвидел. Владимир Соколов: «И не надо мне прав человека, / Я давно уже не человек…»

Вот наша Конституция: «Статья 55.2. В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина». Ну на это мне ответят, мол, как и каждый писатель, вы всегда немножечко фантаст, тем более есть уточняющая статья: «55.3. Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Я отсюда могу сделать только фантастический вывод, что пишущий в преклонном возрасте писатель является угрозой для безопасности государства, а именно – его финансовой безопасности.

Российская Федерация в марте 1995 года вступила в Бернскую конвенцию по охране литературных и художественных произведений. Согласно этой конвенции, в течение 75 лет после смерти автора его наследники имеют право на гонорары от публикаций. Поскольку часть этих гонораров в виде налогов получит государство, то оно должно быть заинтересовано в скорейшей смерти автора: пенсию платить уже некому, а налоги по-прежнему капают.

Стоит автору во время его, как официально обозначено, «периода дожития» получить за свой тайный труд явный, пусть самый мизерный гонорар, с него тут же снимают московскую «городскую доплату», сумма которой, как правило, превышает этот злополучный гонорар. Вас вызывают повесткой в собес и предъявляют бумагу, где написано, что вы «нанесли ущерб», так как теперь считаетесь «работающим пенсионером», и с вас следует взыскать и т.п. И беспрекословно снимают «доплату» за три месяца, за любой единичный гонорар. Нет ничего гнуснее столкновения поэта с параграфом.

Писательские организации и редакции неоднократно обращались в инстанции в поисках справедливости в отношении писательского труда. Эти обращения, к сожалению, как и любая просьба о милостыни, ни к чему не привели. Вот что ответили в 2011 году президенту Русского ПЕН-центра А.Г. Битову на его письмо, где он объяснял, что «фактически наши пожилые и престарелые писатели лишены права на оплату своего творческого труда», – «…пенсионер-писатель, продолжающий творческую деятельность или получающий гонорар за ранее изданные произведения (выделено мною. – В.К.), не может быть признан неработающим». Нерегулярность и незначительность гонораров не принимаются во внимание.

Далее перечисляются профессии «социально значимые»: санитарки, курьеры, уборщицы, которые являются исключением из правила как «малопрестижные и низкооплачиваемые» – только им можно безнаказанно подрабатывать, будучи на пенсии. Но современные писатели тоже давно превратились в «малопрестижных и низкооплачиваемых», исключения здесь невелики. Так называемые успешные авторы не в счёт.

Можно долго перечислять, чего лишается вышедший на пенсию литератор. Получается, он не имеет права не только издаваться, но и переиздаваться. А ведь понятно, что переиздаются наиболее достойные сочинения. Он не имеет права быть переведённым на другой язык, то есть не имеет права представлять нашу словесность за рубежом. А ведь понятно, что перевода удостаиваются именно значительные произведения. Он не имеет права на подведение итогов своего творчества, а ведь по естественным законам творчество – накопительно. Он не имеет, таким образом, права на юбилеи, на юбилейные издания.

Глядя на неприкаянных, некогда почтенных литераторов, молодые писатели уже не стремятся быть профессионалами, потому литература у нас во многом превратилась в любительство, в хобби. Отсюда и качество…