­
Татьяне Маликовой 34 года. Она возглавляет Тамбовскую писательскую организацию, где большинство членов годятся ей в отцы, а кое-кто – в деды. Однако она разум­но и деликатно умеет управлять ими, будучи верной главному в жизни – поэзии. Неслучайно была она единственной женщиной на литературных курсах в семинаре Юрия Кузнецова, широко известного своим эпатажным отношением к женской поэзии.

Вижу в её стихах благотворное сочетание молодости и зрелости, сложности и простоты, мгновения и вечности.

Приветствую появление стихотворений Татьяны Маликовой на страницах «ЛГ».

Лариса ВАСИЛЬЕВА

Преображение

В обезглавленном Храме лампаду затеплит заря,
Будет солнце кадить, будут травы склоняться в поклоне…
От людских ли скорбей оплывает свеча октября?..
От моих ли грехов клёны плачут в цветные ладони?..

Зд есь из вытекших глаз бьёт по душам немеркнущий свет.
Здесь проёмы окон заслоняют от ветра святые.
А в пустом алтаре – белый инок молитвой согрет,
У причастия ждёт, что к нему возвратится Россия.

Предчувствие

В который раз мы преломляем хлеб,
В который раз идёт по кругу чаша…
Но Гефсиманский сад я вижу чаще,
В твоих глазах прочесть надеясь: «Нет!»

В который раз ты просыпаешь соль,
И я хочу не придавать значенья…
Но так похож Рождественский сочельник
На скорбный вечер пятницы Страстной!

И я прошу: не зажигай огня –
Я не хочу смотреть в глаза чужие.
Мы вместе, помнишь, истине служили?..
Какой ценой – ты предаёшь меня?

Молчанье разбивается, звеня…
И хочется сказать тебе: «Скорее!»
Уже я слышу стражников в аллее,
Ещё я верю: Бог хранит меня…

Раненый ангел

Раненый ангел боль зажимает рукой.
Он улыбается: знал ведь, что всё так будет.
Это не чудо – снова поверить людям,
Это – надежда в сотый раз выиграть бой.

Раненый ангел… Страсть – это тоже страх:
Страх не успеть, страх бессилия полумеры.
Если последний к цели приходит – первым,
Значит, стигматы – и на его руках…

Совесть-сукровица сердцу не даст солгать.
Бурые пятна солью с души стираю.
Может, падение – путь к обретению Рая,
Кара прозрения – высшая благодать…

Птица

Я ломаю небо на куски –
Облако раскрошено в ладонь.
Сердце – ненадёжные силки:
Птица бьётся – просится домой.

Хлеб небесный пахнет молоком,
Пахнет мёдом, скошенной травой…
Сердце о ткрывается легко –
Птица знает, ловит голос твой.

Грамотно подобраны ключи –
Я боюсь её не удержать.
Разве сердце может приручить
Птиц, рождённых небо обнимать?

Крылья – цвета солнца и золы –
Ранят прутья, высекают жизнь.
Сердцу больно, но пока есть ты,
Птица бьётся – вот она – держи!

Свеча на ветру

Металлический ангел у церковной ограды,
Ты бы обнял меня – да приварены крылья.
Недосказано: «Отче Занебесного града,
Положи её в сердце – как молитву, как имя».

Я не смею коснуться края синей одежды,
Онемев и ослепнув от любви разделённой.
Недосказано: «Отче, моё имя – Надежда,
Положи её в сердце лёгким семечком клёна».

Голубиное эхо колокольного звона –
Разлетаются души, получая ответы.
С тихим скрипом калитки ангел встал под иконы:
«Отпусти меня, Отче, – гаснут свечи от ветра».

* * *

Наручники Времени:
На всё ответ – многоточие…
Мы – слуги и пленники,
Вращаем часы песочные…

Мы все пересчитаны:
Два мира – в кольце рождения…
Часы опрокинуты –
Без-вре-ме-нье…

Август

Звонко брызнуло солнце и соком окрасило небо.
Сок темнел, высыхая, и звёзды слетались на стол.
Над арбузными корками сладко тягуче гудела
Златокрылая стая сверкающих жалами пчёл.

Август – мятная полночь, прохлада стозвонного сада.
В землю брошены зёрна событий, и судеб, и трав.
Мёдом, хлебом, лозой ли – проснуться нам засветло надо:
Славить новое солнце в распахнутых настежь глазах.