Вспоминая Римму Казакову

В эти дни ей исполнилось бы 85... Для меня она была и официально – Риммой Фёдоровной, и по-человечески тепло – просто Риммой, в зависимости от разных жизненных ситуаций.

Своей теплотой она делилась и с друзьями, и с почти незнакомыми людьми щедро и безоглядно. Одаривала сувенирами, посвящала стихи. Одно из таких посвящений было адресовано мне, и меня это согревает. Наделённая от природы ярким и самобытным талантом, она поражала редким жизнелюбием, творческой активностью, азартом риска и обострённым чувством гражданской справедливости.

С первых стихов, с середины 50-х годов XX века, с дальневосточного отсчёта биографии в её поэзию ворвался ветер «оттепельного» шестидесятничества. Этот живительный ветер, переломный для страны и судеб людей, захватил и её поэзию и поставил Римму Казакову в ряд с Евгением Евтушенко, Андреем Вознесенским, Робертом Рождественским...

Высокий уровень поэзии она сохранила навсегда. Автор нескольких десятков книг стихов, переводов, публицистических статей, а также слов популярных песен, звучащих и сейчас на концертах и в эфире, она любила встречи с читателями и так тонко чувствовала аудиторию, что и после выступления слушатели подолгу не отпускали её.

Помню, обсуждая писательскую делегацию на книжную ярмарку в Китай, кто-то из чиновников Роспечати странно высказался: зачем, мол, брать в группу Римму Казакову, её мало кто знает, особенно за границей. Это её-то, ещё в советские времена много раз возглавлявшую официальные писательские делегации чуть ли не во все страны мира?! И когда в Пекине на нашем стенде среди песен разных авторов зазвучали песни на слова Риммы Казаковой, возле нас тут же образовалась толпа китайцев, поддержавших её песни своими голосами – оказалось, они знают и любят её песни. Прекрасные, лирические – их могла написать женщина с большим и добрым сердцем.

Помню её творческую встречу с молодыми писателями России и зарубежья в подмосковных Липках, на одном из наших форумов. Она помогла не одному поколению своих, как она выражалась, «литературных деток» войти в большую литературу, ей было что сказать молодым авторам: о совестливости писателя, о его ответственности за читательское доверие, о бережном отношении к русскому языку... Говорила, как всегда, горячо, и зал откликался долгими и дружными аплодисментами. Рефреном форума стали слова Льва Озерова, которые молодым писателям напомнила Римма Фёдоровна: «Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами». Кстати, замечу: на форумы в Липках всегда собирались известные учёные, политики, артисты, режиссёры, мастера слова – те, чьи выступления могли расширить кругозор молодёжи, заставить её задуматься о роли писателя, о месте России и русской культуры в современном мире...

Где бы ни выступала Римма Фёдоровна: на Конгрессе интеллигенции России, в студенческих аудиториях, на различных книжных ярмарках, на других трибунах, она всегда отстаивала свою позицию – честную, открытую, смелую. Любила юмор и была наделена редким чувством самоиронии. Но не прощала подлости, вранья, предательства – била наотмашь. Была непримирима с той группой писателей, которая подстраивалась под власть. Но когда требовалось – проявляла милосердие. Она умела прощать.

Однажды в доверительном разговоре о житье-бытье Союза писателей Москвы – о финансовых трудностях, о бездомности организации – она в очень деликатной форме спросила меня: не согласился бы я поддержать её и Союз писателей Москвы (у истоков создания которого в 1991 году стояли Юрий Нагибин, Булат Окуджава, Владимир Савельев – первый секретарь СПМ в 1991–1998 годах), став сопредседателем этой организации наряду с Юрием Черниченко, который уже был тяжело болен? К тому времени я был членом СПМ и одним из его секретарей не один год. Мог ли я отказать ей, прекрасной поэтессе, обаятельной и мужественной женщине, почти ежедневно сражавшейся за интересы СПМ в самых разных инстанциях?

Мы были друзьями и единомышленниками. Часто она приезжала к нам в фонд, и мы за чаем подолгу говорили о делах в стране, о людях, делающих политику. Она пыталась разобраться в сложных процессах тех лет. Очень переживала, что власти не жалуют вниманием писателей. Даже не могут (или не хотят) принять закон о творческих работниках и определить социальный статус писателя, его социальное и пенсионное обеспечение.

Римме Фёдоровне Казаковой многие, помню, говорили: «Ну что ж вы всё за других, да для других! Оглянитесь вокруг: каждый нынче – для себя да за себя...» Не могла. Не умела.

Это проявилось и в её публицистике.

Если вдуматься в строчку Маяковского «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо», то публицистика, согласитесь, и есть тот самый «штык» литературы – дело, не всякому лирику свойственное. Здесь поэт становится чернорабочим.

Когда в начале 90-х встал вопрос о новой символике России, она написала слова к Гимну России на музыку Глинки. Заявок было много, но слова Риммы лучше других ложились на музыку великого композитора. Я очень сожалею, что тот гимн был отвергнут руководством страны. Слова Риммы Казаковой были под стать новой России – её красоте, могуществу, раздолью.

Славься, Русь,
Святая и земная,
В бурях бед и в радости побед!
Ты одна
На всей земле –
Родная,
И тебя дороже нет.

В «лихие 90-е», когда поэзия была востребована мало, а молчать совестливому, думающему, талантливому человеку было непереносимо, обращение к жанру публицистики позволяло передоверить бумаге то, что мучило и терзало сердце, что в нём «боролось и рвалось». У публицистики Риммы Казаковой есть одна важная особенность: главное в ней – личность самого поэта, то, что происходит с его обожжённой душой.

Перекраиваю всё. Страдаю. Трушу.
Но иду – и перестраиваю душу.

Каким бы тяжёлым ни было время, императив своего существования мы выбираем для себя сами. Выбор Риммы Казаковой и не мог быть иным.

Так она прожила жизнь, так писала стихи – борясь, ища истину в себе и в окружающем мире, обретая её с болью, страдая, сомневаясь – любя!

В её голосе порой соединялось несоединимое: певучие, песенные интонации внезапно переходили в слова резкие, отрывистые, жёсткие. Такой противоречивой, клокочущей и яркой, да разве что ещё и ранимой была она сама, такой была её жизнь. Жизнь поэта. Жизнь гражданина. Жизнь женщины. Жизнь матери. Жизнь, которую она сама же и перекраивала без устали, «чтоб душа могла лечиться и учиться».

...Её уход 19 мая 2008 года был неожиданным и оттого особенно болезненным.

Все мы, её коллеги, друзья, читатели, понимаем: то, чему она служила на протяжении многих лет, не должно оказаться забытым. В руководство секретариатом на её место пришёл талантливый критик и литературовед, энергичный и опытный организатор Евгений Сидоров, за плечами которого ректорство в Литературном институте, руководство Министерством культуры России, представительство в ЮНЕСКО.

Для сохранения наследия Риммы Казаковой Союз писателей Москвы делает всё возможное. Посмертно был издан двухтомник стихов, прозы, песенных текстов, воспоминаний о ней писателей, общественных деятелей, политиков; открыт памятник на Ваганьковском кладбище в Москве, соединивший двумя стелами память о ней и её сыне – прозаике Егоре Радове. В 2009 году по предложению одной из учениц Риммы Казаковой – поэта и прозаика, члена Союза писателей Москвы Нателлы Лалебекян была учреждена премия молодому поэту «Начало» имени Риммы Казаковой. Каждый год весной жюри объявляет имя нового лауреата, с вручением диплома и денежного вознаграждения.

Имя Риммы Казаковой звучит и после её ухода как пароль, на который откликаются многие.