Надежда Мирошниченко

Родилась в Москве. С детства живёт в Сыктывкаре, где окончила Коми государственный педагогический институт. Член Союза писателей России. Секретарь правления Союза писателей России. Автор одиннадцати сборников стихотворений: «Русское сердце», «Трудная книга», «Белая сотня», «О любви» и других. Лауреат Государственной премии Республики Коми им. И.А. Куратова в области литературы, еженедельника «Литературная Россия» за статьи по русскому вопросу, премии Союза писателей России и Республики Саха (Якутия) «Северная звезда», Большой литературной премии России, Международной премии «Имперская культура» им. Эдуарда Володина, Международной премии Славянской академии литературы и живописи «Серебряное перо». Член комиссии Славянской академии по культурному обмену. Народный поэт Республики Коми.

Хрусталь

Как мне пройти по бессмертной дороге любви?
Вы не пытались? И что же? У вас получилось?
Вы не споткнулись о чистые слёзы мольбы?
Не растерялись, сдаваясь надежде на милость?
Я вот боюсь даже под ноги счастью смотреть:
Столько дорог и озёра мечты и страданья.
Жизнь или смерть? Вы ответьте мне: Жизнь или Смерть
В каждом мгновенье, пронзившем, как луч, мирозданье?
Вы мне скажите, зачем полевые цветы
Всё вперемежку то с лилиями, то с репьями?
Это потом, обручившись с разлукой на «ты»,
Встретишься заново с иволгой и соловьями.
Это потом, когда слово замучает смысл
Или когда вы засушите чувство на память,
В небе разлук распахнётся бездонная высь
И вы поймёте, что вы провалили экзамен.
Мы же не первые. В этом, видать, и ответ,
Что никому это слово вовек не даётся.
Как ни дрожи над его хрусталём человек,
Выпадет всё же из рук и опять разобьётся.

Первая любовь

Да пусть вернётся эта молодая,
Сияющая дерзостью и верой,
Такая ослепительно живая
Любовь, что люди называют первой.
Да пусть она не к месту рассмеётся!
Не вовремя заплачет, всем на вызов!
Лишь оттого, что слишком много солнца
В её душе, собравшейся на вырост.
В душе, как птица, ищущей гнездовья.
В помаде красной, портящей натуру.
Во всём, что так не по сердцу свекрови
И что не по уму, а просто сдуру.
Да пусть… Да если… Да не нам… Да здравствуй!
Но у неё получится, я знаю,
То самое пронзительное счастье,
Которого на свете не бывает.

Тайна

Памяти Анатолия Федулова

Я не знаю, как зарождается колос.
Но я знаю, как чувство ждёт урожая.
Но я знаю, как задыхается поле,
Золотые горы зерна провожая.
Я не знаю, как начинается песня,
Но я знаю, как начинаются птицы:
Для чего б высота рвалась в поднебесье,
Если б некому было в него стремиться.

Я не знаю, когда я устану от счастья,
Но я знаю, как горе безжалостно глухо.
Но я знаю, зачем разрывает Пикассо
Не гармонию тела – гармонию духа.
Но я знаю, откуда в Моцарте солнце.
И откуда в подснежнике женская нежность.
И что там, где просто, ангелов дoста.
А где сложно – безвыходно там и грешно.

Потому я землю люблю и небо.
Потому мне всегда и светло, и грустно.
И чего бы вы ни твердили мне бы,
Но я знаю, как начинается чувство.

* * *

Я жду, когда откроется река,
И думаю, что все мы просто бабы.
Я от тебя сегодня далека.
Ты обо мне подумал бы хотя бы.
В стихах всё просто. В жизни всё трудней.
Но жить в стихах – пропустишь ненароком
Живую жизнь. Но что за прелесть в ней,
Когда и в ней мне тоже одиноко.
Когда б июнь и в поле – иван-чай,
В тайге грибы, пускай, что ягод нету.
И ты, как прежде, мне звонишь: «Встречай!
Я через полчаса домой приеду».
А та сирень, оборванная вдрызг,
Что поутру мне ляжет на подушку…
Всё это вместе и зовётся Жизнь
Всерьёз и вправду, а не понарошку.

Русская зима

А синюю Вычегду снова закрыло снегами.
Просторы, как пастбища ветра, корить не спеши,
Уж лучше подумаем, что это делают с нами
Тугие пространства зимы и пространства души.
Да если б лишь лету мы отдали наши метанья,
И злую тоску, и весёлую заморочь чувств,
То сколько раздора и лишнего сколько страданья
Пришлось бы на каждого: так беспощаден искус.
А медленный ритм декабря и январские вспышки
Сплошных покаяний и чистый огонь Рождества,
Сочельников радость и детские Святок излишки
На сердце как исповедь праведного Торжества.
Крещенье – не зря же оно выпадает на зиму
В России! Когда-то всё Небом просчитано впрок.
И сколько любви возвращается снова любимым!
И сколько надежды на лето дарует нам Бог!
Крестьянин спокоен: зима для него – передышка.
Томит горожан неуютный набег февраля.
И только, как прежде, на санках бессмертный мальчишка
Слетает с горы, как при Пушкине, счастьем горя.

Русские продолжаются

Василию Воронову

Русские продолжаются
В новой своей Эпохе.
Не говорите: «Канули!»
А говорите: «Есть!»
Сквозь пепелища-пустыни,
Розги-чертополохи
Мы прозреваем заново.
Мы уж какие есть.
Молото-перемолото,
Выжило наше семя.
Пытана жаждой-голодом
Вечная наша Жизнь.
Не погубили голоса
Новые поколенья.
Нас испытали городом –
Мы не перевелись.
Штопана-перештопана
В сердце моём надежда.
Не говорите шёпотом,
А говорите вслух:
Русские не закончатся.
Встали они, как прежде,
На рубежах Отечества,
Там, где один за двух.

Черта

Понимаете, всё происходит внезапно.
Ты не знаешь, когда это дoлжно случиться.
Я тебе говорю: «Может, встретимся завтра»?
Но уже подожгла синий вечер Жар-птица.
И уже горизонт распахнул свои двери:
«Проходи на завалинку. Не беспокойся».
Я тебе говорила, что люди и звери
Иногда однозначны. И ты их не бойся.
Я тебе говорила, что реки и речи
Иногда однозначны, лишь вслушайся в звуки.
Ну зачем ты опять мне беспечно перечишь?!
Я уже научилась полёту разлуки.
В этих волнах серебряных птиц окрыляли.
В этом небе родник в ясных зорях купался.
Я тебе говорила, чтоб мы побывали
В проходной горизонта. А ты побоялся.
Я тебе говорю: «Может, встретимся завтра?
Ну сегодня никак мне не освободиться…»
Понимаете, всё происходит внезапно.
Но уже подожгла синий вечер Жар-птица.

По божьему слову

Светлане Сырневой

Мы – божии птицы, мы – божии звери,
А если точнее, мы – божии твари.
Надсмотрщики нас на земле проглядели.
Тюремщики нас в небесах прозевали.
До ангелов нам никогда не подняться.
Но ангелы нас охраняют послушно.
Такое солёное выпало счастье
Им, бедным и чистым: служить простодушно.

Прости меня, Господи, если некстати
Мои размышления или прозренья.
Мне женское по сердцу, Господи, платье,
Но сердце моё одолело смятенье.
Надсмотрщики нас на земле пропустили.
Тюремщики нас в небесах прозевали.
Мы, птицы и звери, про них не забыли,
Пока человека в душе создавали.

До ангелов нам никогда не подняться,
А судьбы – то шёпот, то взрыв в разговоре.
Такое солёное счастье – рождаться.
В России и русским на Божьем просторе.

Тому, кто жил…

Владимиру Плотникову

На берегах реки и океана,
Где шёпот в ропот перевёл Господь,
Тому, кто жил темно и безымянно,
А всё же духом побеждая плоть...
Тому, кто жил в глухих чащобах мира,
Кто родниками бился из земли,
Кого мы сами возвели в кумиры,
А после у подножия легли...
Как папоротник прозябал в овраге,
Так мысль цвела на побегушках дня.
И алые расплёскивали флаги
Живую мысль подобием огня.

Мои воспоминанья бесполезны,
Как брошенные в топку паруса.
Как свет любви, вернувшейся из бездны.
Как луч стрелы, пронзивший небеса.
Так почему без возвращения чувства,
Без злого напряженья в кулаке
Оно и есть, что письменно и устно
Томит, посверкивая вдалеке?
Тому, кто жил в глухой чащобе мира,
Простор не страшен: он к нему готов.
Но почему: «Не сотвори кумира!» –
Сказал Господь сквозь глубину веков?