Наталья Ахпашева

Родилась в 1960 году в селе Аскиз Республики Хакасия. Окончила Абаканский филиал Красноярского политехнического института, Литературный институт им. А.М. Горького. Кандидат филологических наук. Автор шести сборников стихов и многочисленных поэтических публикаций в литературной периодике. Выпустила пять книг переводов хакасской поэзии. Член Союза писателей России. Член Русского ПЕН-центра. Призёр международного конкурса переводов тюркской поэзии «Ак Торна», лауреат поэтической премии журнала «Сибирские огни», лауреат литературной премии Республики Хакасия им. Моисея Баинова, лауреат I конкурса художественного перевода с языков народов Российской Федерации «Услышь, Россия, наши голоса». Заслуженный работник культуры Республики Хакасия. Награждена медалью Кемеровской области «За особый вклад в развитие Кузбасса» III степени, орденом Совета старейшин родов хакасского народа «За благие дела», медалью Республики Хакасия «За трудовую доблесть». Работает в Хакасском государственном университете им. Н.Ф. Катанова. Живёт в Абакане.

* * *

Рецидивом поветрия злого

на изломе ненастных времён,

на пределе добра мирового,

с четырёх осаждая сторон

нас – родной не утративших веры,

изъязвились эринии лжи,

изрыдались горгоны-химеры,

извергая вранья миражи.

Гля! Ошую – чудовище обло,

одесную – несметная рать.

И такой в ряд за гоблином гоблин –

ни сказать, ни пером описать!

Сплюнешь да за околицу выйдешь,

размахнёшься – ан нет никого!

Только эхо то дальше, то ближе:

– Ого-го! Дорогой, ого-го!

Подивишься на промысел Божий,

Поразмыслишь про жизнь-бытиё,

и откладывать доле не должно

нам крестьянское дело своё!

Страшнее мести

Однажды, сутулясь устало,

забытый страной батальон

из затхлого мрака подвала,

где смерть пропитала бетон,

от времени напрочь отрезан,

грядущим не принят в расчёт,

гремя бесполезным железом,

оттягивающим плечо,

рваньём камуфляжного цвета

прикрытый и пропасти лет

влача без небесного света,

когда-нибудь выйдет на свет.

Кто встретит – узнает едва ли,

не вспомнит ни прозвищ, ни лиц.

Уставятся в мирные дали

бездонные дыры глазниц,

с упрямой тщетой излучая

питающий ненависть страх

пред тем, как основа пустая

бесславно рассыплется в прах.

* * *

Он дома оставил скучать дорогую жену

и, как на сафари, ушёл на чужую войну

отчаянным парнем прослыть да народ пострелять –

и адреналинно,

                и небезвозмездно, опять.

В атаку, как в драку. Democracy! Freedom! Hands up!

Но что-то пошло не по плану, обрушив стартап,

и отвоевался уже рядовой имярек,

поник на шевроне надорванном Union Jack.

Герой-бедолага, а впрочем, счастливей иных,

которые больше не числятся в списке живых.

«I'm sorry…» – прощаясь, ему написала жена.

Расчерчен на ровные клеточки вид из окна.

К режиму и местному климату вроде привык

и учит, деваться-то некуда, русский язык.

* * *

За разнесённым укреплением

стыдливо прикрывает мгла

обезображенные тлением

непогребённые тела.

Солдаты ждут упокоения.

Здесь шли разгромные бои.

В переполохе отступления

погибших бросили свои.

Укором – мёртвое молчание.

Им нет ни чести, ни суда.

Одно осталось – упование

на милость Господа. Когда

под сводами земной обители

орудий отгремит набат,

их похоронят победители

и родственников известят.

* * *

Они уже, наверно, начинали,

от гари задыхаясь, понимать,

что командиры правды не сказали,

когда их посылали погибать.

За что? За вечный рай на всей планете?

Крепчает беспощадный артобстрел.

Дымится груда техники в кювете.

Слезится взгляд, направленный в прицел.

А за Новомихайловку зловещий,

набухший кровью, катится закат.

Крылом надежды белый флаг трепещет…

Всех в спину расстрелял заградотряд.

Гофманианское

Здесь – вокруг – неживая теперь тишина.

С чёрной вершины как срезан лесистый скальп.

Не налюбуется ночь напролёт луна

замком Эльмау в предгорье Баварских Альп.

Не мимоходом сюда заповедан путь.

Стёкла в готических окнах вдребезги – дзынь!

В стенах пробоины-бреши зияют. Жуть!

Выкипела из бассейнов прохлады синь.

Пляжные зонтики вдоль бассейнов пустых

чудом необъяснимым пока что стоят,

но не дождутся уже гостей дорогих.

Выгорели лужайки. Ободран фасад.

Там же, где Вагнер над бархатом кресел плыл,

резкий сквозняк от сорванных с петель дверей

и шелестит безволосым множеством крыл

под потолком скопление нетопырей.

Призраки бродят по коридорам. Ау!

Лижет подножие лестниц липкий туман.

А в разрушенной башенке невесть чему

тихо смеётся канцлер, сошедший с ума.

* * *

Эта ночь не кончалась никак,

до рассвета ждала вестей,

ненасытно смотрела вдаль,

не смыкая больных очей.

Всё клубился тревожный мрак,

тяжелел, накрывал страну,

холодела на сердце сталь…

Балаклея. Купянск. Изюм.

* * *

Пусть женщины плачут, а ты не горюй по нему.

Такие, как он, по себе выбирают дорогу,

живым на потом оставляя гадать, почему

с другой стороны не успели к своим на подмогу.

Три залпа в пространство. Равняйсь! На плечо! Поворот.

Как шаг свой парадный мальчишки печатают браво!

У женщины в чёрном кривится страдальческий рот,

и морем шумит за оградой родная держава.

Но воли большой не давай этой боли внутри.

В чём правый не прав – нет на старых скрижалях ответа.

И с вечера, не торопясь, вещмешок собери –

сам знаешь, назавтра тебе выходить до рассвета…

* * *

Провожала – не держала.

Не рыдала. Не кляла.

Следом с воплем не бежала.

Обступала душу мгла.

Вновь под этим небом звёздным

век потяжелел грозой.

Зря не сетуй – детям взрослым

собственной идти стезёй.

Да минует доля злая!

Заступись в чужом краю,

Богородица Святая,

за кровиночку мою!

Читая Сунь-цзы

Не нами предел обозначен

и путь к отступленью закрыт.

Пусть боги бессмертные плачут

и лучшие воют миры!

Тревожный призыв порубежья

на дальних клубится холмах.

Наш час полыхнёт неизбежно

зарёй на червлёных щитах.

Подымешь над строем десницу –

немало поляжет костьми,

но истинный суд совершится

не между людьми и людьми.

Хулой и хвалой голосистой

не сразу молва отшумит.

Смотри же, какой серебристый

туман по ложбинам парит!

Пора нам удачи изведать,

проведать врагов и друзей,

и дóлжно грядущей победе

в душе утвердиться твоей.