* * *

Вдруг солнце спину обольёт,

Когда, порывом детским движим,

Рубаху сбросив и бельё,

Стоишь в закате медно-рыжем.

В тоннеле солнечного света

Один на просеке лесной.

Октябрьским лесом незаметно

Крадётся холод за тобой.

По пояс гол, в волненье странном

Глядишь ты, голову задрав,

Как кружат кроны древ в пространстве,

Забыв про корни в гуще трав.

Между землёй и поднебесьем

Живёт в тот миг твоя душа,

Где белый ангел с чёрным бесом

Друг друга яростно крушат.

Сожмётся сердце жуткой болью,

Ты вскрикнешь, мукой ослеплён,

Но дать тебе последней воли

Ещё не пожелает Он.

В лесу стремительно темнеет,

И слышен слитный ветра гон,

И дождь холодный тело греет,

И ты спасён.

* * *

На пляжный берег море катит

Серо-зелёные валы.

Украденное ветром платье

Летит к подножию скалы.

За ним весёлая деваха

Бежит, и резкий смех её

Подхвачен ветром и с размаха

На набережную унесён.

И кажется, что ощутимо

Дрожит прибрежная скала

И катятся друг друга мимо

Огромных тентов купола.

Шторм затихает ближе к ночи,

Но вздыбленные облака

И мнёт, и месит, и ворочает

Невидимая нам рука.

Средь них, лохматых и громадных,

Одно пушинкою летит.

Гляди: в рубахе домотканой

Старик седой на нём сидит.

Его завидев, сердца трепет

Прервёт господство тишины –

Как бы зелёной ветки лепет,

Как бы солёный стон волны.

* * *

Правобережье. Меловые кручи.

Зелёный луг на левом берегу.

В небесном поле снеговые тучи,

Меж них рисует самолёт дугу.

Там, в высоте, в своей кабине тесной

Ведёт машину лучший лётчик-ас,

Оглядывая гордо свод небесный,

Он и на землю скашивает глаз.

Он видит нас. Но сменим мы картину.

Вот между лилий гибко уж скользит

Холодный. А на дне тревожит тину

Клешнями рак. Он банки ворошит

Консервные. Вчера тут люди были

И вечером сидели у костра,

Из банок ели, из бутылок пили,

Кричали в возбуждении «ура!»,

Когда меж политических известий,

Прервав обычный чуть тревожный тон,

Им комментатор к времени и месту

Кричал про нужный и красивый гол.

А в это время, в эту же секунду

Сегодня тяжелее, чем вчера,

Пшеница туго под ветрами гнулась.

Она ждала, когда придёт пора

Сложить колосья, чтоб пройти дорогу

От тёплой борозды и до стола.

...Таких картин на белом свете много,

Неплохо на земле идут дела.

Идут процессы – и в судах, и в целом.

Часы идут, и поезда идут.

И операции. Их люди в белом

В стерильных помещениях ведут.

Лишь я один среди работ бездельник

Как бы в раю лежу на том лугу

И грежу. Здесь без тягостных сомнений

О счастье думать, может быть, могу.

Что есть ещё оно. Что в мире этом

Не каждый мукой тайною томим,

Что, тратя жизнь, мы как умеем светим,

А не бездарно на миру горим.

Уж много лет я счастлив и несчастлив,

Упорной верой светятся глаза,

В тот горький миг, когда – не очень часто,

Но всё-таки вскипает в них слеза.

* * *

Собаки лают. Караван идёт.

Святого бьют. От боли он орёт.

Плюют ему в лицо: «Ты идиот!»

Как избавления он лютой смерти ждёт.

Породу эту напрочь извели,

Зачистку завершили в прошлом веке,

Но, может, в этом на краю земли

Такого видел кто-то человека.

Там, где-нибудь, в глухой тайге,

На станции какой-то захудалой,

В какой-нибудь саванне, вдалеке,

Где рельсы не легли ещё на шпалы.

Да вряд ли. Мы во всех концах земли

Изрядно опытны и крайне меркантильны.

Святыми быть не можем. Не должны,

Не выгодно поскольку и не стильно

Страдать за брата. Не любить греха.

Не богатеть иль не желать богатства,

Не говорить о совести: труха.

Локтями у корыта не толкаться.

Святой – нам враг. Узнав, что где-то есть

Хотя б один, мы учиним облаву.

Убив его, возвысим нашу честь,

Добудем несмываемую славу.

Докажем навсегда, что нет святых

И Бога нет. Что наваждение злое –

Обманные слова библейских книг

И вера ваша – это всё пустое.

Кого-то изберём мы в страшный миг,

Кто, представляя города и веси,

Не юноша годами, не старик.

А в возрасте Христа. На этом месте

Его мы спросим, есть ли святость или

Её, как сплетню старую, забыли.

Как скажет он – таким и будет свет.

Иль грешный, иль святой. Иль Да, иль Нет.

Ответит Да – ошибку не простят.

Ответит Нет – зарезать захотят.

Избранник думал. Бедный идиот

Ушёл в себя. Оттуда нет возврата.

Меж тем бесплодная смоковница цветёт,

Вдруг умерший болящий восстаёт,

Не лают псы, но соловей поёт,

И больше нож не точит брат на брата.

Из пустыни, смотри, Христос идёт.