В 2019 году – две даты, связанные с романом «Как закалялась сталь»: 85-летие публикации и 115-летие Николая Островского. Даты «некруглые», однако и в случае полноценного юбилея вряд ли в современной России стали бы особо вспоминать Павку Корчагина и писателя, создавшего этот образ. Фильмы Алова и Наумова с Лановым (1957) и Мащенко с Конкиным (1973) телевидение не повторяет, в школе книга не изучается. Лишь изредка мелькнёт знакомый кадр из фильма или обронит кто-то крылатую фразу о том, что «самое дорогое у человека – это жизнь, и прожить её нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…». Можно ли сказать, что эта страница истории ушла в прошлое навсегда?
Для миллионов советских людей книга Николая Островского стала руководством по сопротивлению невзгодам, примером того, как дух может победить слабую плоть. А сегодня у нас культ успеха и книгу «Как закалялась сталь» не назовёшь востребованной. Стремящимся к успешности её главный герой непонятен, скорее вызывает раздражение. Как, впрочем, и персонаж романа Этель Лилиан Войнич.
Дебют на мове
Именно Овод стал кумиром для Павки. Во время очередной операции без наркоза Корчагин не издал и стона, объяснив впечатлённым хирургам стоицизм: «Читайте «Овода»!»
Но всё-таки образ Павки вполне можно «актуализировать». На фоне наших отношений с Украиной, горячих споров вокруг этой темы мы с удивлением обнаруживаем, перечитывая роман, что Павка-то Корчагин – украинец! Гордится тем, что в евпаторийском санатории собралась дружная команда молодых большевиков – латыш, немец, эстонка, русский и он, украинец. Хотя, разумеется, для советских времён подобное – обычное дело. Ведь украинцы жили, да и сейчас живут по всей России, находятся во власти на всех её уровнях, а сколько украинцев среди полководцев, учёных, деятелей культуры! Все наши, все – свои. Помню, как в 10-м классе учитель истории разъясняла нашему дружному ученическому интернационалу, что Украина называлась Малороссией, потому что она – малая родина всех русичей, расселяющихся на восток, на великие просторы –в Великороссию.
Украинцем себя считал и Николай Островский – сохранились его письма на мове, заметки в местных украинских газетах. Родился писатель в селе Вилия Острожского уезда Волынской губернии. В семье отставного унтер-офицера и акцизного чиновника Алексея Островского. Но об отце ни Николай Алексеевич, ни герой его книги Павка не упоминают. Мать Ольга Осиповна, дочь переселенца из Чехословакии, и для писателя, и для Павки – самый родной человек. В книге мать Павки – малограмотная кухарка, у Николая Алексеевича – умная, интеллигентная и самоотверженная, от бедности пошедшая в прислуги. Но и сыну пришлось стать наёмным рабочим в 12 лет – помощником кочегара на электростанции, у жаркой топки. Сотни тысяч детей с 10 лет работали в России по найму, получая четверть от заработка взрослого… Копили протестную силу. Понятно, почему вливались в революцию, в Гражданскую войну. Их никто не считал детьми, назначая комотрядами, комротами… Кого-то эта «небесцельно прожитая жизнь» привела к большим высотам, Островский – был сбит с ног ранениями и болезнями, но сохранил мощную силу воли.
Единственная отдушина для него в трудное время сопротивления неминуемой смерти – чудо-радио, проведённое товарищами, новости со всей огромной страны, концерты, спектакли. Потом – санитарный час, когда мать ухаживала за ним как за младенцем, а далее – работа.
Разъезжающиеся по бумаге каракули ослепший писатель догадался заключить в трафарет из картона, но как запомнить, о чём уже написано, чтоб не повторяться? И Николай стал запоминать целые страницы, а потом и главы. Воспроизводил вслух, пугая мать бесконечным цитированием страниц. Просил помощников что-то добавить или сократить. Что, как не это упорное сопротивление обстоятельствам, зарядило книгу невероятной энергией жизни?
В годы Великой Отечественной книгу читали вслух в госпиталях, кто-то носил её в вещмешке. В одном фашистском концлагере, разобранная по листикам, она тайно передавалась из рук в руки. После войны спасала тяжко раненных от самоубийства, вдохновляла, заставляла искалеченных искать себе место в жизни.
Война с натуры
Многие исследователи Гражданской войны указывают, что «Как закалялась сталь» – важный исторический источник. Стали частью истории и многочисленные редакторские версии романа, возникавшие в соответствии с сиюминутной конъюнктурой. Нет, например, в книге страниц об аресте 16-летнего политбойца Островского за невыполнение приказа. Дело было во время операции по подавлению мятежа в одной из частей Первой Конной армии – после Ревтрибунала последовало двухмесячное тюремное заключение. Сокращена глава об участии Павки в «рабочей оппозиции». Поверхностно описана борьба с троцкизмом на Украине, будто к рукописи приложил руку кто-то из приверженцев «мировой революции». Но эмоционально, трагически, хотя и со слов очевидцев, описан страшный и жестокий еврейский погром в Шепетовке, совершённый сичевиками-петлюровцами. А вот вражьи силы, пытавшиеся установить власть над чернозёмной Украиной, описаны Островским «с натуры». Живо представляешь их себе, читая, и удивляешься, как смогли отстоять эту окраинную землю большевики-интернационалисты?
«Немцы идут железной лавиной…» Есть у них на Украине опора – «богато живут немцы-колонисты на лесных хуторах Майдан-Вилы. Хоронила здесь концы банда Антонюка». «Серой, грязноватой массой, в нелепых русских железных шлемах, похожих на расколотые тыквы, стояли петлюровские солдаты… Оркестр играл гимн «Ще не вмерла Украина»... Принесли знамя жёлто- голубое…» «Разбиваемые огнём артиллерии поляков, красные сдали Киев. Страшнее польских пулемётов косил вшивый тиф ряды и поляков, и дивизий 12-й армии (красных. – Авт.)». «Красные армии, бывшие почти у стен Варшавы, оторванные от своих баз, не могли взять последнего рубежа… Белопанская Польша осталась жить. Мечту о Польской Советской республике пока не удалось осуществить…»
Нет страниц с описанием взаимоисключающих приказов Троцкого то о взятии Львова, то об отходе на Варшаву. О бедственном состоянии армии, вступившей на территорию Польши без боеприпасов и продовольствия и даже без командующего Тухачевского, дислоцировавшегося в Минске. Нет и упоминания о страшной гибели более 20 тысяч сдавшихся в плен красноармейцев. Их, безоружных, чтобы не кормить, зарубили шашками «храбрые шляхтичи». Павку миновала эта страшная участь – в бою под Львовом Павка (Островский) был тяжело ранен в спину и глаз. Его демобилизовали. Но он продолжает борьбу, теперь – с бандитизмом. «Вокруг города хищной рысью ходила банда Орлика». «В Шепетовке центральный повстанческий комитет тоже имел свою организацию… поп Василий, прапорщик Винник, петлюровский офицер Кузьменко… некто по фамилии Цюрберт, у которого хранились списки офицерских дружин, которые должны оперировать в районе Подола».
Вернуться в строй
Павел Корчагин, пишет Островский, «потерял ощущение отдельной личности. Он растаял в массе, как бы забыл слово «я», осталось лишь «мы»: «наш полк», «наш эскадрон», «наша бригада»…
«Корчагин знал, что если он слезет с лошади, то принимать участие в маневрах не сможет. Он не пройдёт и километра на своих ногах… Он носился по родной стране на тачанке, на серой, с отрубленным ухом лошадке. Вместе с тысячами таких же, как он, оборванных и раздетых, но охваченных пламенем борьбы за власть своего класса. И только дважды «отрывался от урагана». Первый раз – из-за ранения в бедро. Второй – в феврале двадцатого заметался в липком жарком тифу.
Нежелание отстать от коллектива заставило скрыть от товарищей болезнь, и Корчагин понёсся спасать дровяные склады и вскоре «запылал в жару, жёг острый ревматизм его тело. Беспристрастная комиссия признала его нетрудоспособным, дала право на пенсию». Ему – 18 лет…
И всё-таки он пытается вернуться в строй, стать полезным. Скрывая боли, отправляется на строительство узкоколейки – дело политическое… К зиме наверняка случился бы бунт, если бы комсомольцы Шепетовки не построили железную дорогу до ст. Боярка, не вывезли дрова, не снабдили топливом город. Это было подвигом – работа на холоде дотемна, орудия – лопата, лом, грабарка. Сон – на устланном соломой бетонном полу в щелястом продуваемом сарае. Впроголодь, без тёплой одежды. Приезжий проверяющий из старых большевиков, имеющий опыт царской каторги, сказал: «Здесь закаляется сталь». Перекалилась…
В жиже болота Павел потерял сапог. Взамен нашлась только галоша и какие-то обмотки. В таком трагикомическом виде он и встретился со своей первой любовью Тоней, благополучно едущей в сопровождении мужа в купейном вагоне. Тоня спросила: «И это всё, что ты заслужил у этой власти?»
Гордым и презрительным был ответ Павки, но спустя годы у него, прикованного к постели, единожды за всё повествование о своей «небесцельно прожитой» жизни, всё-таки вырвалось: «Я только теперь начал понимать, что не имел никакого права так жестоко относиться к своему здоровью. Оказалось, что героики в этом нет. Может быть, я продержался бы ещё несколько лет, если бы не это спартанство…»
Эту обмолвку едва ли кто заметит в книге. Но вот пищи для разговоров о ненужном геройстве, приводящем к потере здоровья лучшей, самоотверженной части молодёжи, книга вызвала немало. И забота о быте и досуге на стройках стала в СССР обыденным делом. В 60-е годы пришлось видеть посёлки из уютных домов в сосновом бору при строительстве Красноярской ГЭС – не курорт, конечно, но и не спартанство времён Корчагина, скорее картина из фильма «Девчата».
А на днях по ТВ прошли репортажи 1950–1970-х годов о свершениях студенческих стройотрядов. Крупно показали фото весёлой группы ребят, строивших железнодорожную ветку к Сыктывкару, по тундре. На первом плане – узнаваемое лицо Владимира Путина. В старой съёмке девушки и юноши отвечают журналисту на вопрос, почему предпочитают неприютную тундру каникулам на морских пляжах. Отвечают по-корчагински: «хотим испытать себя», «научиться бороться с трудностями», «выработать силу воли»…
Среди этих ребят были, конечно, и самоотверженные Павки Корчагины. И похоже, благодаря их сопротивлению страна, обречённая на гибель в 90-е, устояла…