История о том, как пять вчерашних школьниц и увечный старшина перебили взвод немецкого диверсионного спецназа, не имела никакого отношения к реальности. Вообще. Ни на полшишечки. Уже в 1987-м, когда можно стало высказаться по-всякому, писатель-фронтовик Евгений Носов писал на этих вот страницах «ЛГ»: «Когда пуля попадает в живот, взрослые мужики плачут и зовут маму, а не поют романс «Он говорил мне: «Будь ты моею», и буду жить я, страстью сгорая». Потому что это так больно, что словами не передать». И вообще отозвался о фильме зло.

Но Борис Васильев был автором романтического склада и, как все романтики, реальность не жаловал, а питался ею для постройки хватающих за душу фантомов и бередящих сердце химер. Во имя контрастного столкновения барышень с немецким десантом он начисто переписал историю, географию, тактику войск в обороне и тому подобную прозу, мешающую жертвенной героике.

ПВО организуется полосой вдоль фронта и кольцом вокруг городов, а не россыпью зенитных точек в дальней глухомани. Зенитные посты без соседей справа и слева, подзащитной инфраструктуры и охранных батальонов (для ловли тех самых диверсантов) случаются только в прозе Бориса Васильева. Забрасывание десанта к чёрту на рога для длинных пеших маршей по чащобам – выдумка того же калибра. Наконец, последнее: диверсии в ближнем тылу в годы войны осуществлялись перевербованными пленными из числа уголовных и антисоветских элементов – так что забрасываемые к нам враги носили нашу форму, говорили на родном русском и войско товарища Васкова перебили бы в течение трёх минут.

Женя Комелькова (Ольга Остроумова)

Васильев эту досадную правду стёр в пыль и пустил по ветру – зато населил фантомные обстоятельства столь живыми и дышащими характерами, что зрители не заметили исходного фальшака. Он воевал и был ранен, и режиссёр Ростоцкий с оператором Шумским тоже воевали и были ранены и насытить сказку знакомыми и цепляющими за живое деталями сумели вполне. Пять цветных флешбэков-грёз о несостоявшемся бабском счастье стали смысловой доминантой картины. Самых любимых, самых желанных и стойких мужчин почти без слов играли лучшие кадры молодого экрана Борис Токарев, Георгий Мартынюк, Владимир Ивашов, Игорь Костолевский и, в роли ожившего божества Сергея Столярова из фильма «Цирк», – сын его Кирилл. Миражи снимались по-театральному, с минимумом декораций, на сорок лет опередив открытие фон Триера, что условный театральный интерьер бьёт по нервам много сильнее дотошной реальности. И щемящий, многократно повторённый разворот мужчины, уходящего в алое зарево, заканчивался малоразмерным женским сапогом, до упора вдавившим спуск счетверённой зенитной молотилки. Ради этой высшей правды стоило пожертвовать маленькой.

Пять узнаваемых женских типов – богиня Комелькова, лейтенантская вдова Осянина, телушка Бричкина, пигалица Четвертак и гуманитарочка-долгоносик Гурвич – явили всё разнообразие женского цветника и, как во всякой романтической балладе, были заведомыми смертницами. Девкам-то по юной беспечности вроде как и наплевать – но взрослый крест и горе нёс на себе старшина, в 32 года выглядящий бывалым старцем (артисту Мартынову на картине и вовсе шёл 28-й год). Косноязычный и с виду недалёкий уставник один и мог оценить потерю.

К тому же Васильев, как и все романтики, был истовым эротоманом с молочножелезной фиксацией: в каждом из его сочинений встретишь «тугую грудь», голые загорания да девичьи рассматривания себя телешом в зеркале. Ростоцкий честно перенёс их на экран (не только сцену в бане, но и загорание зенитчиц за сараем, впоследствии вырезанное), открыв ещё одну особенность гендерного восприятия: смерть женщины, которую видел голой, ранит любого мужчину куда сильнее обычной. Недаром в ремейке режиссёр Давлетьяров, многое поменяв, сцену в бане оставил в неприкосновенности.

А казённые речи Васкова, произнесённые на дорожку до всякой встречи с врагом для придания делу официальности, Ростоцкий переписал и передвинул в самый конец – когда зазвучали они последней русской правдой. Без лирики, романтики, сантиментов, гуманизма и пацифизма.

«Товарищи бойцы. Противник, вооружённый до зубов, движется в нашем направлении. Соседей нет у нас ни справа, ни слева, и помощи ждать неоткуда. Поэтому приказываю всем бойцам и себе лично: держать фронт. На этой стороне немцам земли нету. Потому что за спиной у нас Россия. Родина, значит, проще говоря».

Это был настоящий разговор, взрослый, который, вероятно, и Носову понравился.

И враз отблеском огромной войны стало крохотное и безвестное, но всё же решившее судьбу Отечества сражение у Синюхиной гряды.

Денис Горелов

От редакции

Было бы несправедливо не вспомнить также великий спектакль Театра на Таганке «А зори здесь тихие…», который вдохновил Станислава Ростоцкого на создание фильма.

Спектакль поставил Юрий Любимов в декорациях Давида Боровского. Зрители впервые увидели его в январе 1971 года. Васкова сыграл Виталий Шаповалов, также в нём участвовали Нина Шацкая, Зинаида Славина, Наталия Сайко, Марина Полицеймако, Виктория Радунская, Татьяна Жукова, Инна Ульянова, Готлиб Ронинсон, Юрий Смирнов, Константин Желдин, Иван Бортник и другие замечательные артисты Театра на Таганке.

Фото: Мирослав Муразов / РИА новости