Александр Гоноровский. Собачий лес // Новый мир. – 2019. – № 2.

Память стала одной из магистраль­ных тем новейшей русской литературы. Наша история помимо побед и дости­жений наполнена тяжёлыми события­ми. Помнить о них – непосильный груз. Забыть – непростительный грех. Дело не только в риске стать манкуртом. Неугод­ные воспоминания можно вытеснить, заглушить, изгнать, но попытки изба­виться от них (даже вполне успешные) лишь делают современные конфликты острее, а коллективные травмы – болез­неннее. Из потерянности между двумя полюсами прорастает «Собачий лес» Александра Гоноровского – очень корот­кая, но невероятно насыщенная смысла­ми повесть.

Произведения о личной или кол­лективной памяти обычно наполнены шуршанием архивных документов, перебиранием старых фотографий, судорожным перематыванием ленты времени. Александр Гоноровский под­ходит к волнующей теме через мисти­ку. На первый взгляд решение выгля­дит опрометчивым. Дмитрий Быков, например, утверждал, что сверхъесте­ственный ужас не способен отразить реальные кошмары нашей истории, а ростки готической эстетики плохо приживаются на постсоветской поч­ве. Александр Гоноровский не ломает тенденции и не меняет парадигмы. Его повесть звучит явным диссонансом, но диссонансом, умышленно цара­пающим слух и нарушающим гармо­нию. Железноголовый маньяк, словно выскользнувший из детской страшил­ки, трофейная кукла с грузом миро­вой памяти, зловещий Собачий лес (так и кажется, будто в нём должно произойти что-то в духе «Кладбища домашних животных») – сквозь типич­ный антураж проходного ужастика отдельными картинами проносятся чужие воспоминания о войне, репрес­сиях и прочих потрясениях. Точки пересечения акцентируют, насколько страшные эти подлинные события. Страшные, потому что настоящие.

Главные герои повести со столь про­тиворечивой и травмирующей пробле­матикой – дети. Обычные ребята, кото­рым хочется лазить по деревьям, играть в солдатики, прятать секретики и тай­ком от взрослых бегать в Собачий лес. Жизнь заставляет их строить догадки об исчезновении сверстников и всту­пать в противоборство с неведомыми силами. Именно в детском взгляде на взрослые проблемы заключается свое­образие повести. Только ребёнок спосо­бен верить в то, чего не видит, видеть то, во что не верит, а знать гораздо больше, чем понимать. Незамутнённость вос­приятия – свойство, которое не встре­чается у взрослых людей, – освобожда­ет события от идеологических интер­претаций. Боль, жестокость, насилие становятся самими собой, и никакие оправдания со ссылками на высшие цели не в состоянии их смягчить.

Александр Гоноровский более изве­стен как сценарист, но повесть «Собачий лес» получилась совершенно не кино­шной. Над банальной, пускай и фило­софичной мистикой её возносят не дей­ствия и не диалоги, а особый тон повест­вования. Чтобы воплотить его на экране, потребуется закадровый монолог на протяжении всего фильма. Александр Гоноровский с упорством спелеолога блуждает по пещерам детского созна­ния. Он постарается заглянуть в каждое ответвление, хотя тусклому фонарику не под силу развеять беспросветный мрак. Рискованное и основательное погруже­ние оборачивается ценными находка­ми (разве не мощная метафора – све­сти душу человека к шелесту бумажек: справки об освобождении, билета на поезд, фронтовых треугольников?). Самые скользкие и неприятные закоул­ки тоже не будут обойдены. От них веет брезгливым отторжением или пошат­нувшейся моралью, но психологическая достоверность выступит в оправдание – всё-таки дети стремятся познать жизнь во всей полноте, не отгораживаясь даже от самых постыдных её фрагментов. Реа­листичность внутреннего мира при всей сверхъестественности внешнего выгод­но отличает «Собачий лес», например, от «Пищеблока» Алексея Иванова, где образы детей пропитаны сугубо взрос­лой, смягчающей смесью ностальгии по молодости и разочарования в низверг­нутых идеалах.

Александр Гоноровский замахива­ется на метафизику мамлеевского мас­штаба, но в его повести за деревьями виден лишь Собачий лес, а вовсе не иные измерения. В отечественной мистиче­ской прозе не раз всплывали истории о том, как разрыв с культурной памя­тью оборачивается невозможностью одолеть сверхъестественное зло. Доста­точно вспомнить романы «Убыр» Шами­ля Идиатуллина или «Вьюрки» Дарьи Бобылёвой. Герои Александра Гоноров­ского не ищут спасения в древних тра­дициях – для них важнее кровоточащий опыт недавнего прошлого. В повести «Собачий лес» нет никаких тёмных сил, а все злодеи – в большей степени жерт­вы своего времени. В результате необхо­димо преодолеть не только забвение, но и устоявшиеся формулы «мы то хорошее, что мы помним» или «победивший свят в любом совершённом им зле». Конечно, триумф памяти над смертью – это фан­тастическое допущение. И всё же робкая реплика в финале «пожалуйста, помни» кажется не просьбой главному герою, а призывом ко всем и каждому.

Александр Москвин