Римма Романова
Родилась в 1959 году в Уфе. Окончила филфак Башкирского государственного университета, работала в районных газетах корреспондентом, а также педагогом дополнительного образования. Автор трёх книг стихотворений. С 2001 года живёт в г. Благовещенске Республики Башкортостан.
Золушка революций
Струился в небе звёздный дым,
И ночь глазами провожала,
Как вниз по лестницам крутым
Босая девушка бежала.
Она бежала, чуть жива,
И невдомёк ни ей, ни людям,
Что не за шёлк и кружева
Прекрасный принц её полюбит.
Но время вывески сорвёт
Над чьей-то лестницей парадной,
И над толпою маскарадной
Нагая Истина взойдёт.
Она – как этот сердца стук.
И ей не пересилить грохот,
Когда стадами по мосту
Грядут фальшивые эпохи.
И оттого струится дым,
И стонут выбитые двери,
И, становясь совсем седым
Живёт не Моцарт, а Сальери.
И, скрытый траурным платком,
Лежит ребёнок среди гари.
И над раздавленным цветком
Хохочет дьявольская харя...
По свету Истина идёт
В своей изодранной одежде.
Восстанет Рим, потом падёт,
Но всё останется как прежде.
Мозоли вылечит Харон,
остынут пушки, ружья, шпаги...
Воздвигнут Истину на трон
И – разорвут её на флаги.
Но вновь она под рёв и свист
взойдёт на новую Голгофу.
И зафиксирует статист
очередную катастрофу.
Однажды в январе
Надо почувствовать
Крепкий, бодрящий,
С искрами снежными воздух вольный.
И в мандариновых солнцах палящих
Грустных жирафов на синем поле.
Я так хотела сказать просто –
люблю. Жалею. Будь со мной.
Но сердце взмыло, да и упало.
Я не сумела. Дрожь. Зной.
Словес стихия закружит смерчем,
Задует звёзды, вернет в начало.
«Люблю. Жалею…»
– Как перед смертью.
Как перед Богом.
И промолчала.
* * *
Здравствуй и прощай.
Спасибо за приют
На краешке твоей широкой жизни.
Теперь я ухожу, другие допоют
На празднике судьбы моей капризной.
Прощенья не прошу:
За что меня судить,
За то, что с облучка – и на дорогу?
Я буду по земле неузнанной бродить,
А ночью исповедоваться Богу…
Ведь наша жизнь из половинок двух:
Той, что была, и той, которой нету.
Я ухожу. Огонь уже потух,
Не отогрев холодную планету.
Но то, что было, это не мираж,
И памятной останется зарубкой.
И уксусом пропитанною губкой
Коснётся губ, и, может быть, не раз…
* * *
Ангел на детской площадке –
венчик из роз.
Солнцем пронизаны прядки
Лёгких волос.
Он приземлился на горку
В тающей мгле.
Был он когда-то ребёнком
Здесь, на Земле.
Матери были знаменья –
сны. И в делах не везло.
Птица – с размаха в стекло
Билась. А время текло.
Зло
где-то копилось…
И – прорвало.
Бог малыша не оставил:
Ангелом стал он.
И не исчез!
Кто-то на детской площадке
В окна мне смотрит украдкой
В белом плаще.
Проездом
Я возвращаюсь в состоянья.
Я по реке времён, как рыба,
иду назад, против теченья
и выношу на божий свет
обломки канувших мгновений,
прощаний и прозрений жемчуг.
Я вынимаю их из пены,
из раковин ушедших лет.
Я не живу, я пребываю
в тех состояниях тягучих,
как фараоны в саркофагах
и как космический пилот,
который верит в возвращенье
через века к своим любимым,
к своим живым и невредимым…
И в бездну правит звездолёт.
Что будет дальше? – Превращенье.
Вкусившим яблока познанья
предписано испить страданья.
Ту чашу тронула и я.
Быть может, в будущем столетье
найдут на дне мою крупицу.
Мой город, здравствуй, я проездом,
Пролётом в бездну бытия.
* * *
В деревнях зажглись огни. Вечер.
Смотрит звёздами на них Вечность.
Ожерельем дорогим окна.
В чёрном бархате дома. Осень.
Там уже пошли топить печи.
И неспешные вести речи.
А мы с удочками все у речки.
Нам пора уже собрать вещи.
Напрягая в темноте фары,
Нас везёт грузовичок старый,
Может час, а может – жизнь. Липнут
К запотевшему стеклу листья…
Задарила нас краса природа:
Свежий воздух. Ясная погода.
Васильков пучок. В кульке – рябина.
Запахом опят полна кабина.
Рыбы нет. Пускай в реке резвится.
Словно лики, золотятся лица.
Песня осени – фонарь, лужи.
И предчувствие огня стужи.
Апрель
Посвящается беременным
Итак, началом я беру апрель,
Когда выносят вещи на просушку,
И льётся солнце золотом в подушку,
А под ногами – голубой кисель.
А у кого-то в доме – переезд,
И жмутся стулья к связанным диванам.
И в шкафчиках задраенных стаканы
Пасхальный предвещают благовест.
Я вверх иду, считая этажи,
И в передышке, освещённой кратко,
Вдруг появилась детская кроватка,
Весеннюю благословляя жизнь.
Апрель, апрель, хрустальный перезвон,
И синий лед Юпитера и Веги.
Воспоминанья о зиме и снеге.
И детский голос будущих времён.
О цветах
Я цветы наблюдать люблю,
Быть в плену их земной красоты.
В очертаниях их ловлю
Человеческие черты.
На коленях траву – мну,
Незабудкой себя – мню,
В этой истовой голубизне
Столько истины – извне.
А хранящие хруст хризантемы –
Хруст морозного, юного снега.
…Брызги ландышей. Гроздья сирени.
Куст Венеры, бутоны из пены,
И глаза с поволокой тоски,
И роскошных волос лепестки…
В каждой женщине – мак и багульник,
И холодные, строгие каллы,
И гвоздики с печатью печали,
И ромашки – в блондинке смешливой.
В ком-то чудятся линии лилий.
Я же вся в незабудковой сини.
А мужчины? Каштаны, мимозы,
И подсолнухов крепких корзины.
Временами встречается лотос,
Ежедневно – лапчатник гусиный.
И нарциссы. Всегда и повсюду.
Одного я никак не забуду.
* * *
Если люди в селе собрались у ворот,
Значит, выноса ждут, но, бывает, и свадьбы.
Если первое – тих, озадачен народ.
Коли брак – принаряжены двери усадьбы.
Здесь невеста с подругами красит уста,
Кудрит локоны… Вот оно, белое платье!
Незатейлива свадьба, и проза проста,
Что грядёт за поэзией жарких объятий.
Будет шёлк кармазинный, а может, сукно
Цвета хаки, где в крапинку – горечь рыданий…
А пока – занавешено шторой окно,
И судьбой не разыграна карта желаний.
* * *
Женщина ждёт ребёнка.
Как взор её чист и светел,
как солнечны её слёзы,
и скорбь её высока
по всем, кто уже родился,
по всем, кому трудно и больно,
ведь в каждом из нас она видит
лишь выросшее дитя.
Женщина ждёт ребёнка,
как дерево ждёт листьев,
как парусник ждёт ветра...
В девятый день сотворенья
уже возникает сердце
мерцающей красной точкой.
А если родится дочка,
то будет она мадонной,
детей понесёт к людям.
А если родится мальчик,
лобастый и благородный,
он очень нужный кирпичик
слепит для мирозданья.
От имени сына Кости, мастерящего скамейку
Под рукой тепло столетий ощущая,
Из досок старинных мебель колотил.
Вот скамья, от света лунного сырая,
Почерневшая от копоти светил.
Я фуганком эту копоть отворю,
Светом солнечным скамейку озарю.
Когда мать с отцом присядут на скамейку,
Я им мёда из кувшинчика налью.
Листья с яблони на землю опадают,
На траве пожухлой сморщился ранет.
На скамейке мои предки наблюдают
За движением созвездий и планет.
Свет лучами тихо льётся из окна,
Словно ось земли покатая видна.
И вокруг неё вертится шар земной…
Дом с крылечком… Кот в окошке. Я с доской.