Главный герой книги Сергея Носова – Северная столица с её белыми ночами, корабликом на шпиле Адмиралтейства, реками и каналами, с её мифами, тайнами и легендами.
Есть мнение, что избыточность в творчестве есть признак «разбрасывания» себя. Писатель уходит от главной темы, разменивает талант на мелочи. Или это поиск своего направления, того единственного, настоящего, истинного, что скрывается внутри человека, ступившего на творческую стезю. Или это переходный процесс от сложности к пастернаковской простоте. Помните:
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту.
На самом деле не так всё это. Вернее, не всегда так. В основном творческая избыточность говорит о счастливой щедрости сочинителя, желающего одарить читателя всем тем, что есть у него внутри. Не подавить, как считают некоторые, бедного читателя/слушателя неуправляемым камнепадом образов, а именно одарить. Я могу привести вам сотни примеров из литературы всех времён и народов – от древнеегипетских ритуальных текстов до прозы современных писателей.
А Библия с её бесконечным перечислением родословий от Адама до Иисуса Христа? А Гомер? Какая в нём гомерическая избыточность! А Рабле, который подряд на многих страницах даёт перечень игр, в которые играл малютка Гаргантюа, – от жмурок и догонялок до «под зад коленкой» и «растирай горчицу»? Избыточность – верный признак таланта. В книге, как в хорошем человеке, должно быть много всего – кроме, конечно, скуки.
Листая «Книгу о Петербурге»
Вот, собственно, я и перешёл к Носову. Его избыточность – к месту. Яркий тому пример – «Книга о Петербурге». В ней избыточность египетская, библейская. Посмотрите, с чего начинает Носов – со вселенского взрыва, породившего всё и вся, со Слова Божия, от которого всё пошло: и звери, и города, и люди, включая самого Носова. Чем наполнил свою книгу писатель Носов? Зверями, птицами, безделицами всякими вроде бы, Достоевский там по улицам ходит-бродит, в Рихмана шаровая молния насмерть бьёт, сам Носов что-то ищет и не отыщет по проходным дворам и по подворотням, товарищи его рыщут рядом, по мелочам что-то пытаются отыскать, не находят…
На самом деле все эти люди, птички, молнии шаровые, Рихман делают книгу книгой, какой ни у кого, кроме писателя Носова, не получится никогда. Сам Етоев это вам говорит. И о главном персонаже ленинградско-петербургской литературы 1980–1990-х годов, Геше Григорьеве, спасибо, что Носов не забывает (простите за фамильярность, но Григорьев для всех для нас, друзей-товарищей-братьев, не Геннадием был, а Гешей). И фото даже во вклеечку поместил с шахматами и пивными бутылками на переднем плане. Душа Носова Петербургом дышит.
Напоминаю для ясности тем, кто Носова не читал. Самый первый его роман, «Голодное время» – это мифология города, это Сенная площадь и её окрестности, это странное подпольное племя пожирателей человеческой плоти... «Тайная жизнь памятников» – документальное сочинение Носова – давно уже стала классикой, переиздаётся и дополняется постоянно.
«Книга о Петербурге» энциклопедически построена верно. Нет, не от а до я. А от фактов реальной истории до фактов личной жизни писателя. Тополь в глухом дворе важен в его книге не меньше, чем низвергнутый волхв на старинных вратах Петропавловки. Автор, путешествующий с сыном по фортам кронштадтским, – это новый Афанасий Никитин в фантастической своей Индии. Я, наверное, говорю пристрастно. Я был у этой книг и редактором. Но я никогда не стану редактором книги, к которой не прильнул сердцем. Ну, вы понимаете. Если мне не нравится, не пишу.