Елена Проскурякова
Елена Проскурякова – поэт, художник, искусствовед. Организатор Севастопольского кинофестиваля «Есть только Миг», посвящённого памяти журналиста Сергея Илларионова. В январе-марте 2014 года в составе агитбригады ЛИТО им. Озерова участвовала в концертных мероприятиях, организованных для курсантов и военнослужащих Черноморского Флота РФ. Живёт в Севастополе.
Друзьям
Как птица, оттолкнувшись от причала,
Взмывала жизнь,
И, кажется, сначала
Никто не верил,
Что так коротка
Нас, в трудности вбивая словно в тесто,
Рука судьбы предупреждала честно:
– Не торопитесь гнать под облака!
Но мы летели,
Всё ещё летели,
И наши удивительные цели
Высвечивали бешеный маршрут.
И осуждали
Тех, кто от бескрылья
Спокойно брёл на реки изобилья
И ждал, когда нас небеса сотрут.
Все наши пируэты и паденья,
И синяки,
И смены точек зренья,
По-детски агрессивные финты
Внизу делились,
Вписывались в графы,
И усмехались те,
Кто вечно правы,
И плакали друзья до немоты.
Как просто небо кончилось к закату
Иль это жизнь уходит виновато,
И выпадают росы на крыло?
И важно утром к солнцу оттолкнуться,
Но всё не то,
И на краю толкутся
Все те,
Кому подняться не дано.
А рядом мы –
Усталые и злые,
Земле и небесам давно чужие
Стоим, в надежде выпасть из оков,
Рассчитываем время для полёта,
Но всё нам непогода да ломота,
И облака не держат стариков.
Взмывала жизнь,
И, кажется, сначала
Никто не верил,
Что так коротка
Нас, в трудности вбивая словно в тесто,
Рука судьбы предупреждала честно:
– Не торопитесь гнать под облака!
Но мы летели,
Всё ещё летели,
И наши удивительные цели
Высвечивали бешеный маршрут.
И осуждали
Тех, кто от бескрылья
Спокойно брёл на реки изобилья
И ждал, когда нас небеса сотрут.
Все наши пируэты и паденья,
И синяки,
И смены точек зренья,
По-детски агрессивные финты
Внизу делились,
Вписывались в графы,
И усмехались те,
Кто вечно правы,
И плакали друзья до немоты.
Как просто небо кончилось к закату
Иль это жизнь уходит виновато,
И выпадают росы на крыло?
И важно утром к солнцу оттолкнуться,
Но всё не то,
И на краю толкутся
Все те,
Кому подняться не дано.
А рядом мы –
Усталые и злые,
Земле и небесам давно чужие
Стоим, в надежде выпасть из оков,
Рассчитываем время для полёта,
Но всё нам непогода да ломота,
И облака не держат стариков.
***
И к каждой девчонке, и к женщине каждой
В мечты пробирается девичьи
Строка обречённая песни протяжной
И свой «Александр Сергеевич»
И бродят меж нами любовь или дружба,
Случайными тайными тропками
Дружить безыскусно – большое искусство,
В любви мы становимся робкими
Любовь – птицелов, не жалеющий дичи
Силки расставляет умеючи…
«Онегин» закончен, но теплятся свечи:
Не спит Александр Сергеевич…
И к каждой девчонке, и к женщине каждой
В мечты пробирается девичьи
Строка обречённая песни протяжной
И свой «Александр Сергеевич»
И бродят меж нами любовь или дружба,
Случайными тайными тропками
Дружить безыскусно – большое искусство,
В любви мы становимся робкими
Любовь – птицелов, не жалеющий дичи
Силки расставляет умеючи…
«Онегин» закончен, но теплятся свечи:
Не спит Александр Сергеевич…
***
Над Балаклавой вечны паруса
И скрип снастей. Здесь серебро кефали,
Как будто звезды сонные припали
К морской волне, приблизив небеса.
И этой бухты царственный изгиб
На сердце шрамом будет неизбежен.
И как бы ни был Океан безбрежен,
Ты к этим скалам навсегда прилип.
Ты обречён на пляже золотом
Искать тропинку затемно шагая,
И, отрицая все красоты Рая,
Лишь Балаклаве посвящать альбом.
Писать, читать и рисовать тайком,
В гитарном звоне Мирозданье слушать…
В нас Балаклава колыбелит душу,
Поя туманом словно молоком.
Над Балаклавой вечны паруса
И скрип снастей. Здесь серебро кефали,
Как будто звезды сонные припали
К морской волне, приблизив небеса.
И этой бухты царственный изгиб
На сердце шрамом будет неизбежен.
И как бы ни был Океан безбрежен,
Ты к этим скалам навсегда прилип.
Ты обречён на пляже золотом
Искать тропинку затемно шагая,
И, отрицая все красоты Рая,
Лишь Балаклаве посвящать альбом.
Писать, читать и рисовать тайком,
В гитарном звоне Мирозданье слушать…
В нас Балаклава колыбелит душу,
Поя туманом словно молоком.
2014
Освободи меня, февраль,
От наболевшего итога,
Когда, отрезав календарь,
Зима уйдёт и, слава Богу,
Прильнёт лучом несмелый март
К потёкам непромытых окон,
И будут чувства наугад
Простукивать застывший кокон
И сквозь упавшие тела
Вовсю попрёт дурная зелень,
И луг покроется весельем,
И жизнь закусит удила.
***
Мой бедный Петербург, золототканый нищий!
В музейной тишине ссыхаются дворцы,
И стынут купола несобранною вишней,
Где смотрят на Творца заезжие купцы.
Качайте Ленинград, метелевые шубы,
А в памяти его, застрявшей у виска,
Все падают дома, как выбитые зубы
На седину снегов, на молодость песка.
О, Боже, Петроград, белёсыми ночами
Я слышу шелест душ, замученных тобой,
И светится Нева фонарными свечами,
Затянута в браслет мостов и мостовой.
АВГУСТОВСКИЙ ДОЖДЬ
В город, смазанный по вертикали,
Небо разорванное втекает
И женщина, озабоченно горбясь,
Пристраивает зонтик в автобус.
На мостовых отмокают тени.
Тёплый дождь – ещё не осенний.
Скамейки бурые выгнули спины –
Приют притихшей бездомной псины.
Прохожие отскакивают от обочин,
Где лужи веером кособочит.
Насквозь промокший приморский город
(Прозрачный шорох, призрачный шёпот)
У кромки моря присел и заплакал,
И просто растаял, как утренний сахар
И нет больше суши,
И высушить нечем
В душу затёкшие противоречья.
Освободи меня, февраль,
От наболевшего итога,
Когда, отрезав календарь,
Зима уйдёт и, слава Богу,
Прильнёт лучом несмелый март
К потёкам непромытых окон,
И будут чувства наугад
Простукивать застывший кокон
И сквозь упавшие тела
Вовсю попрёт дурная зелень,
И луг покроется весельем,
И жизнь закусит удила.
***
Мой бедный Петербург, золототканый нищий!
В музейной тишине ссыхаются дворцы,
И стынут купола несобранною вишней,
Где смотрят на Творца заезжие купцы.
Качайте Ленинград, метелевые шубы,
А в памяти его, застрявшей у виска,
Все падают дома, как выбитые зубы
На седину снегов, на молодость песка.
О, Боже, Петроград, белёсыми ночами
Я слышу шелест душ, замученных тобой,
И светится Нева фонарными свечами,
Затянута в браслет мостов и мостовой.
АВГУСТОВСКИЙ ДОЖДЬ
В город, смазанный по вертикали,
Небо разорванное втекает
И женщина, озабоченно горбясь,
Пристраивает зонтик в автобус.
На мостовых отмокают тени.
Тёплый дождь – ещё не осенний.
Скамейки бурые выгнули спины –
Приют притихшей бездомной псины.
Прохожие отскакивают от обочин,
Где лужи веером кособочит.
Насквозь промокший приморский город
(Прозрачный шорох, призрачный шёпот)
У кромки моря присел и заплакал,
И просто растаял, как утренний сахар
И нет больше суши,
И высушить нечем
В душу затёкшие противоречья.