Джахан Поллыева родилась 15 апреля 1960 г. в семье лингвистов, преподавателей госуниверситета им. Горького в Ашхабаде. Ей с рождения была предписана связь с языком, литературой. И хотя в обществе её больше знают как спичрайтера президентов России, государственного деятеля, работавшего на высоких постах в Администрации Президента, Правительстве и Госдуме, людям известны её песни и стихи. Будто она всегда была с поэзией, а поэзия – с ней. Но писать стихи «по-настоящему» (как говорит сама Джахан) начала поздно. Судя же по ним и десяткам песен, среди которых есть знаменитые, она ещё не раз поделится с нами своими открытиями – человеческими и творческими. И будет напоминать, что у нас есть крылья, а небо принадлежит всем. Вот почему, когда «нас бьют, мы летаем» и всё неуместное и злое оставляем внизу, на земле.
В день рождения Джахан Реджеповны «ЛГ» присоединяется к многочисленным поздравлениям и искренне желает ей новых творческих достижений.
Стихи Джахан Поллыевой наполнены восхищением земной жизнью. Она принимает её во всей сложности, во всех немыслимых контрастах, cо всей гаммой оттенков. У неё не возникает необходимости выбирать для своих текстов специальный материал, поскольку способна сделать поэтическим любое явление, состояние, наблюдение... Её голос слышен не только в стихотворениях, но и в песнях, где партия тоже солирующая, а мелодия стиха изысканная и в то же время простая, человеческая. Во всём этом – подлинное призвание поэта.
Воздух
Ты спрашиваешь, как живу?
Пока живу – не доживаю.
Учусь у сильных мастерству.
Стихи пишу… Без них страдаю.
Ты спрашиваешь, что потом?
Потом не будет. Всё – сегодня:
любовь, весна и майский гром…
А завтра – промысел Господний.
Ты спрашиваешь, славы жду?
Мы разное под этим числим.
Другие мысли меня жгут –
уходят те, кто что-то смыслил.
Что уж осталось на моём веку?
Превозмогать стихами дурость!
Как воздух… Бросить не могу.
Без них давно бы задохнулась.
Три вещи
Мне было двадцать лет.
Я прятала в блокнотах
нежданное, что лиґлось, как стихи.
Струилось, как ручей,
взрываясь звонкой нотой…
Теперь и не припомню ни строки.
Ни фразы, ни полслова, даже звука
уже не повторить, не подсмотреть…
Три вещи к нам врываются без стука:
любовь, стихотворение и смерть.
Мамы
Мы всё время бежим, а за нами
поспевают идти не спеша
наши добрые, верные мамы –
наша совесть и наша душа.
Рядом с ними тихонько седеем,
проходя за редутом редут…
И чем старше они, тем труднее
осознать, что однажды уйдут.
Что в минуту мы станем не дети
и нас некому будет прощать.
Но страшнее, что будем на свете
мы одни за свой род отвечать.
И окажемся сразу в последнем
(или в первом?) ряду перед тем,
как привычное слово «наследник»
нас уже не коснётся совсем…
Гяуры*
Понуро следуя в конюшню
и запрягая лошадей,
старайся, брат мой, о грядущем
не думать, ибо нет страшней,
чем в каждом проходящем мимо
искать не друга, а врага.
И отпустить не можем с миром,
и гонимся за ним века…
Что ж, в этой гонке за гяуром,
где смерть рифмуется, как стих,
мы запряжём с тобой каурых,
а не балованных гнедых.
И пусть они с гяуром братья,
нас азиатчиной своей
не разметут. Кончай бояться:
каурый станет только злей!
Не остановит запах крови
его, увы… Лишь разозлит.
Идти на брата разве внове?
Нет смысла запрягать гнедых.
*Гяур (тюрк.) – иноверец, противник по вере.
Язык
Ты беспечный, как ветер, и угрюмый, как туча,
самый трудный на свете, от страданий могучий.
То игривый, как девка, то зловещий, как демон:
ты зачнёшь человека и убьёшь между делом!
Ты, язык мой, плакучий и убийственно крепкий:
от соседей – певучий, от захватчиков – терпкий.
И двулик, как природа: то морозом по телу,
то раскиснешь и воду развезёшь не по делу.
Ты в постели бесстыжий, а в тоске неуместный.
Я себя ненавижу за твоё совершенство!
И себя презираю за потворство нюансам,
что до слёз пробирают в твоих старых романсах...
Ты, язык мой, не средство – моё сердце и мысли.
Тебя выбрала в детстве для познания смыслов.
Ты же выбрал меня, чтоб изжечь на досуге,
как дрова для огня... Наш союз многотруден.
Наш союз доброволен и, как брак, ненадёжен –
здесь на всё твоя воля! Коль разлюбишь, ничтожен
станет стих мой, устану ждать его до погоста.
Быть женой перестану. Так… Любовницей просто.
* * *
Женщины – это маски,
кружево и парфюм.
Женщины верят в сказки:
сплетням не нужен ум.
Женщины – это детки:
кто б их ещё родил?..
Женщины – малолетки
сызмальства до седин.
Женщины – это милость,
нежность и вкусный стол.
Женщины – это сила:
выкормят сильный пол!
Они и мы
Они нас любят за призыв в глазах,
не подтверждённый верными словами.
Мы любим их за свой животный страх
не оправдать их тайных ожиданий.
Они нас любят как игрушку, вещь,
как собственность, доставшуюся трудно.
Мы любим их за ласки и за спесь,
за то, что к нам вернутся после блуда...
Они нас любят за изгиб и стать,
за запахи, как истинные звери.
Мы любим их, как любят дети мать,
которой можно безусловно верить.
Они нас любят за покорный вид,
когда выходим на люди из дома.
Мы любим их за тысячи обид,
что скроем от детей и всех знакомых.
Они нас любят за святую ложь,
за то, что мы улыбчивы и немы.
Мы любим их, как любит мясо нож,
когда исходим кровью от измены…
Они нас любят сразу и за всё,
не разбираясь, чем их так задели!
Мы любим их сильней всего за то,
что нас они… присвоить захотели.
* * *
Впервые спокойно уехав на море,
он вывел закон для себя:
когда тебя все оставляют в покое,
покой оставляет тебя…
Домой
Мы отплываем, если всё сказали
или устали от самих себя.
И, вырвав с корнем, бросим на причале
державшие столетье якоря.
Уходим тайно, ветреным фрегатом,
без компаса и шлюпок на бортах.
Нет карт у нас, и никого нет рядом,
кто знал бы толк в последних парусах.
И всё равно уйдём туда, где море
забудет притяжение земли.
А по дороге об одном лишь молим:
не посылать навстречу корабли…
Ведь мы уходим первородным курсом,
где подбирал нас маленький баркас.
Идём домой… И нам немного грустно,
что это – в первый и последний раз.
Тюль
Я приболела и осталась
одна в рассветной тишине.
Всё в доме замерло и стало:
лишь вздохи тюля на окне...
Соседнею отхлопав дверью,
детишек в школу отвели.
И тонким шлейфом парфюмерным
отбыли милого шаги.
На смену уходящим людям –
служивым, просто в магазин –
войдут другие, и забудет
подъезд, что был совсем один.
В желанном утреннем затишье
недолго пребывать и мне.
И вновь годами не услышать,
как тюль вздыхает на окне.
* * *
Мне гении покоя не дают...
Не потому, что их секрет не познан.
Они вокруг меня живут, снуют,
работают и спать ложатся поздно.
Творцы всегда бессонны и тихи,
но эти – просто ужас как активны!
Кто пишет музыку, а кто свои стихи
читает мне ночами беспрерывно.
Они такие все – мои друзья,
и я их обожаю бесконечно!
Без гениев моих скучна земля:
в них боги смотрят взглядом человечьим.
* * *
Притихла Волга этой ночью.
Мороз уж рядом. Знать, захочет
сковать, поставить под замки.
Но дети ждут, когда он грянет,
чтоб с первым льдом усесться в сани
и побыстрей надеть коньки.
На чёрном льду катков не будет!
Лишь бакены стоят, как люди,
на лоб надвинув котелки...
* * *
На небе все созвездия видны.
Туманности – пучками пряжи
лежат меж ними, будущее вяжут,
пока мы спим и видим свои сны…
А Млечный Путь всё гуще и белее:
там поздно ночью вздумалось с тоски
стирать кому-то махонькие звёзды.
Вон, на верёвочке висят, как ползунки!