Когда 9 мая, в 75-летний юбилей Великой Победы, цукерберговский Facebook забанил легендарную фотографию Евгения Халдея, на которой советский солдат водружает флаг СССР над Рейхстагом, ибо данное фото «нарушает наши нормы сообщества в отношении опасных людей и организаций»; когда в официальном «Инстаграме» Белого дома США публикуется видеозапись с президентом, где за кадром говорится, что «в 1945 году Америка и Великобритания победили нацистов» (естественно, без упоминания СССР!) и что «дух Америки всегда будет побеждать»; когда приветом по Фрейду в эти дни американское информагентство Bloomberg даёт материал под заголовком словно из генштаба, ведущего войну: «Эксперты хотят знать, почему коронавирус не убил больше русских», – не беспокойтесь, доморощенные господа борцы с нашей Победой, вас прекрасно слышат тамошние идеологи!..
Вас слышат, госпожа Чулпан Хаматова, как вы отрекаетесь от истории своей страны: «Я, например, ненавижу Великую Отечественную войну, я не могу ей гордиться. Для меня это боль, кровь и страдание не только русского народа, но и немецкого, солдат и мирного населения других стран». Слышит вас и поэт Муса Джалиль, которым, видимо, тоже немодно гордиться, ведь он знал, что такое защита Родины: «Не преклоню колен, палач, перед тобою».
Вас слышат, господин Ефим Гугнин, умиляющийся тем, что «это девятое мая мы все оказались в изоляции – без мельтешащих перед глазами «бессмертных полков», салютов и красивых парадов», мечтающий о том, когда о Великой Отечественной станут снимать фильмы, «наконец ломающие сакральный ореол событий почти что вековой давности». Этот пошловатый «мечтатель», которому мешает жить наш День Победы, восторгается фильмом о том, как некий молодой герой, решив начать новую самостоятельную жизнь, тикает от деда-военного, но на пути в сладкое будущее дорогу ему преграждает колонна танков, двигающаяся к параду в честь Дня Победы. Не знаю, от имени кого Ефим Гугнин широковещательно заявляет: «Мы все сейчас – этот герой: хотим идти вперёд и оставить наконец советское прошлое, но оно вечно возникает перед носом в виде горделиво ползущих танков…»
Но были другие ребята, герои. Господа, вы спросили их? Вы спросили у погибшего Юрия Инге, Мусы Джалиля, Георгия Ушкова, у памяти поэта Леонида Шершера, мечтавшего о том, каким он будет, этот день, до которого ему не пришлось дожить?
Да будет весёлым день нашей победы!
Мы снова сойдёмся в круг –
Друг налево, и друг направо,
И прямо напротив друг…
Муса Джалиль (Муса Мустафиевич Джалилов)
(1906–1944)
В первый же день войны ушёл в ряды действующей армии. В июне 1942 года на Волховском фронте, тяжелораненый, был взят в плен. Был брошен в тюрьму Моабит, где создал цикл стихотворений. В 1944 году казнён. Друзья по застенку сохранили его записные книжки. Мусе Джалилю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Палачу
Не преклоню колен, палач, перед тобою, Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей. Придёт мой час – умру. Но знай: умру я стоя, Хотя ты голову отрубишь мне, злодей. Увы, не тысячу, а только сто в сраженье Я уничтожить смог подобных палачей. За это, возвратясь, я попрошу прощенья, Колена преклонив, у родины моей.
Ноябрь 1943 г.
Перевод С. Липкина
Юрий Инге
(1905–1941)
22 июня 1941 года пишет стихотворение «Война началась», которое в тот же день передаёт радио Ленинграда. 28 августа 1941 года фашисты торпедировали корабль «Вальдемарас», который затонул во время перехода из Таллина в Кронштадт. Ю. Инге находился на его борту. В этот день газета «Красный Балтийский флот» напечатала его последнее стихотворение. Ю. Инге знали и ненавидели гитлеровцы. В освобождённом Таллине были обнаружены документы гестапо: имя Инге значилось в списке заочно приговорённых к смерти.
Тральщики
Седое море в дымке и тумане,
На первый взгляд такое, как всегда,
Высоких звёзд холодное мерцанье
Колеблет на поверхности вода.
А в глубине, качаясь на минрепах,
Готовы мины вдруг загрохотать
Нестройным хором выкриков свирепых
И кораблям шпангоуты сломать.
Но будет день… Живи, к нему готовясь, –
Подымется с протраленного дна,
Как наша мысль, достоинство и совесть,
Прозрачная и чистая волна.
И потому мы, как велит эпоха,
Пути родного флага бережём,
Мы подсечём ростки чертополоха,
Зовущегося минным барражом.
Где бы противник мины ни поставил –
Всё море мы обыщем и найдём.
Согласно всех обычаев и правил,
Мы действуем смекалкой и огнём.
В морских просторах, зная все дороги,
Уничтожаем минные поля.
Свободен путь. Звучи, сигнал тревоги,
Дроби волну, форштевень корабля.
1941 г.
Георгий Ушков
(1918–1944)
В апреле 1942 года призван в армию, окончив школу снайперов был направлен в 251-ю стрелковую дивизию, стал командиром снайперского взвода. Во время ожесточённых боёв за Витебск, за реку Лучесу, написал стихотворение «Лучеса», посвящённое погибшим воинам 5-й, 33-й, 39-й армий за Лучесу. Погиб в бою, возвращаясь с задания по захвату языка.
Лучеса
Тебя давно на карте я искал,
Полоска голубая среди леса –
Простая белорусская река
С красивым, строгим именем – Лучеса.
Мы на рассвете встали пред тобой.
Ты нас ждала, как может ждать невеста.
И мы вели здесь долгий, смертный бой,
Чтоб ты была свободною, Лучеса.
И в память тех, кто в росную траву
Упал, свой долг отдавши честно,
Я будущую дочку назову
Твоим прекрасным именем, Лучеса.
* * *
У нас уже с деревьев на ветру
Ковром шушинским пала позолота
И голубой порошей поутру
Затягивает жёлтые болота.
Я гость здесь, в этой хмурой стороне,
Но, солнечный товарищ мой далёкий,
Мне с каждым днём становятся родней
И эти непроезжие дороги,
И трупы сломанных войной берёз,
И боль ещё дымящихся развалин,
И дети в них, печальные до слёз,
И деревень старинные названья.
Товарищ мой, рассвет ещё далёк,
Кусочек неба звёздами украшен,
В немецкой фляжке тлеет фитилёк,
И жадно спят бойцы, устав на марше.
Ещё немало дней нам глину мять,
Шинелей не снимать в походе длинном –
Чтоб в стороне чужой чужая мать
Меня, прижав к груди, назвала сыном.
2 октября 1943 г. Западный фронт
Леонид Шершер
(1916–1942)
В августе 1941 года становится военным корреспондентом газеты авиации дальнего действия «За правое дело». Участвовал в боевых вылетах в качестве стрелка-радиста. Выполняя боевое задание командования, погиб 30 августа 1942 года в полёте.
В День Победы
Да будет весёлым день нашей победы!
Мы снова сойдёмся в круг –
Друг налево, и друг направо,
И прямо напротив друг.
Когда этот час неизбежный настанет,
Я встану, подняв стакан:
«Не все здесь с нами. Одни убиты,
Лечат других от ран».
Но я от имени всех живущих
И тех, кто погиб в бою,
В слове, простом и взволнованном слове,
Прославлю страну мою.
Что я скажу, как сумею найти я
Лучшие в мире слова!
Я даже не крикну, а тихо скажу вам:
«Да здравствует наша Москва!»
Мы в окна посмотрим – увидим: снова
Звёзды горят на Кремле,
Весна начинается, пахнет весною
По всей молодой земле.
Вот они, школы, где мы учились,
Сквер, куда шли гулять.
Вокзалы, с которых мы провожали,
Зовут нас теперь встречать!
А если мне суждено в сраженье
Погибнуть до этого дня –
Ты тогда поднимись со стаканом
И это скажи за меня.
Сделайте всё, что я не успею
Сделать в моей стране.
А любимую пусть никто не целует,
Пусть помнит она обо мне!
1941 г.
Ветер от винта
Как давно нам уже довелось фронтовые петлицы
Неумелой рукой к гимнастёрке своей пришивать.
Золотые, привыкшие к синему птицы
По защитному небу легко научились летать.
Хоть клянусь не забыть – может, всё позабуду на свете,
Когда час вспоминать мне о прожитых днях подойдёт,
Не смогу лишь забыть я крутой и взволнованный ветер
От винта самолёта, готового в дальний полёт.
Не сумею забыть этот ветер тревожной дороги,
Как летит он, взрываясь над самой моей головой,
Как в испуге ложится трава молодая под ноги
И деревья со злостью качают зелёной листвой.
Фронтовая судьба! Что есть чище и выше на свете.
Ты живёшь, ощущая всегда, как тебя обдаёт
Бескорыстный, прямой, удивительной ясности ветер
От винта самолёта, готового в дальний полёт.
Тот, кто раз ощущал его сердцем своим и душою,
Тот бескрылым не сможет ходить никогда по земле,
Тот весь век называет своею счастливой звездою
Пятикрылые звёзды на синем, как небо, крыле.
И куда б ни пошёл ты – он всюду проникнет и встретит,
Он могучей рукою тебя до конца поведёт,
Беспощадный, упрямый в своём наступлении ветер
От винта самолёта, готового в дальний полёт.
Ты поверь мне, что это не просто красивая фраза,
Ты поверь, что я жить бы, пожалуй, на свете не мог,
Если б знал, что сумею забыть до последнего часа
Ветер юности нашей, тревожных и дальних дорог.
А когда я умру и меня повезут на лафете,
Как при жизни, мне волосы грубой рукой шевельнёт
Ненавидящий слёзы и смерть презирающий ветер
От винта самолёта, идущего в дальний полёт.
1942 г.