Так мог сказать или ребёнок, или поэт. Поэт – это тот, кто не теряет в себе ребёнка. Для того чтобы быть поэтом, стихи писать вовсе не обязательно. Можно быть поэтом жизни. Иногда, когда жизнь тычет нас носом то в одно дерьмо, то в другое, нам кажется, что и поэзия ушла не только из жизни, но и из поэзии тоже. А всё-таки «…если есть поэзия, то должны быть и поэты». Сейчас в поэзии главенствуют сарказм, ирония, пересмешничество, пародирование действительности. Сентиментальности стесняются. Скабрёзность считается хорошим тусовочным тоном. Издевнуться почему-то не стыдно, а вот стыдно всплакнуть, пожалеть. Хватит сказок о якобы беззащитно хрупких особях, прикрывающих свои якобы нежные души спасительным цинизмом. Рифмованное надругательство над чувствами уже стало академией маргиналов, правящих бал своего скалькулированного шоу-биза. И вдруг посреди этого свального греха кто-то, задыхаясь от отчаяния и одновременно с достоинством, почти кричит:
Я переделать мир хочу –
И от бессилия кричу.
Я Достоевского читаю,
Я русских мальчиков учу.
Я множество раз выколдовывал, вызывал из небытия, лепил лихорадочным бессонным шёпотом мальчишку, которому до слёз хотел завидовать. Но почему бы ему не оказаться девочкой, которая так горько и гордо исповедуется, что хотела бы навсегда остаться «не горною вершиной, не звездой, а женщиной. Причём не молодой, а между тридцатью и сорока: ни больше ни меньше. На века». Это стихи из книги Инны Кабыш.
«Место встречи», изданной в Саратове ещё в 2000 году, и хотя и «отмеченной», но незамеченной. Да и как заметить в огромной нашей стране всего-навсего 500 экземпляров тонюсенькой, но такой тяжкой книги – хотя бы по её ощущению на ладони. Я могу поклясться, что в этой книге нет не только ни одного плохого стихотворения, но даже ни одной плохой строчки, что невероятно по сегодняшнему уровню, когда «вся даль полей и рек рифмует с Лермонтовым лето, а с Пушкиным гусей и снег». Давно не читал ничего подобного по отваге исповедальности, по небоязни «подставиться под удар» ну хотя бы вот такими строчками: «...изо всего народа русского люблю тебя лишь одного». Как это близко булатовскому «настоящих людей очень мало – на Россию одна моя мама, ну а что она может одна». Но, может быть, Родина, вочеловеченная в одном лице, и есть единственно человечная Родина, вовсе непохожая на безликий идол шовинистов.
Какое чудо, что Саратов спас для всей России эту дивную книгу, достойную того, чтобы стихи из неё переписывали в студенческих и рабочих общежитиях и обрёвывали свои же свежие каракули. Вот таким стихам нужна всероссийская телевизионная «раскрутка», а не нагло бездарным песням распоясавшейся попсы, за 30 тыщ «зелёных» отрыгивающей «на просторы родины чудесной» свою невыносимую вульгарщину, плодящую сотни тысяч нечитателей настоящей поэзии. Добыв с превеликим трудом другие книги Инны Кабыш «Детский мир» и «Личные трудности», её стихи из разных журналов, а также совсем новые, ещё никогда не печатавшиеся, я убедился, что в нашей поэзии появился не просто очередной «способный поэт», а редкостное крупное дарование, заслуживающее, чтобы мы, ожидая всё большего и большего, покупали каждую книгу, под которой стоит это имя.
, январь 2009 г.
Инна КАБЫШ
НОВОГОДНЕЕ
Лене
В далёком дачном городке
у разгорающейся печки
в гостях, а значит, налегке,
когда с собою только свечки,
шары, гирлянды, мишура,
для всех и каждого подарки.
Часы двенадцать бьют –
«ура»!
На дачах фейерверки ярки,
притом что в дефиците свет.
Мороз и ёлка. С винегретом.
И может,
смысла в этом нет,
Но смысла нет
не только в этом.
***
Моё время прошло –
так, наверно, и надо.
Но, уйдя, обожгло,
как осколок снаряда.
И застряло во мне.
А вовне его нету.
И болит по весне,
по зиме и по лету.
*** 
Я хотела бы дом в селе
и в придачу одну лишь грядку,
чтоб начать
привыкать к земле,
к вековому её порядку,
смысл которого,
милый мой, –
породниться однажды с нею.
И поверь:
стать родной землёй
я не хуже других сумею.
***
Любимый мой играл
в рулетку –
и дни, и ночи напролёт.
А я ревела – впрочем, редко.
А я ждала – за годом год,
хотя надежды было мало,
ведь страсть,
она до гроба страсть.
Я просто ясно понимала:
без нас двоих ему пропасть.
***
У меня, как у всех,
нынче есть свой e-mail,
Нынче есть,
как у каждой собаки, мобила.
Но кто письма писал,
тот теперь онемел,
И ушёл, кто звонил
и кого я любила.
И уходит день за день
земля из-под ног,
мои дети уходят –
свои и чужие.
Только вскрикнешь
по-бабьи:
«Куда ты, сынок?..»
А они всё идут –
все такие большие.
Даже буквы срываются
нынче с листа
И летят словно клин,
а потом – словно точка.
Я стою на ветру,
я совсем сирота,
одиночка ли мать,
капитанская ль дочка,
хоть горшком назови,
хоть совком – не боюсь:
я как мёртвый, который
не ведает сраму.
А ночами мне снится
Советский Союз,
тот, где мама моя
моет вечную раму.