Рустам Ибрагимбеков (1939–2022) принадлежал к той редкой породе творцов, что запоминаются во всех ипостасях: сценарист, драматург, писатель, режиссёр, продюсер. Он стал известен после картины «Белое солнце пустыни», написав к ней сценарий вместе с Валентином Ежовым, а также работой с режиссёром Никитой Михалковым над фильмами «Урга. Территория любви», «Утомлённые солнцем», «Сибирский цирюльник». Им созданы сценарии к 40 художественным и телефильмам, его 15 пьес поставлены более чем в 100 театрах мира, а 10 книг и сборники разошлись огромными тиражами.
Это интервью для «ЛГ» было взято до пандемии и публикуется впервые.
– Рустам, может ли, по-вашему, семья дать опору в этом мире? И что вы взяли от своих родителей?
– Семья оказала на меня огромное влияние. Родители были разные. Папа – деятельный, темпераментный и очень мягкий. Он никогда не вступал в конфликт, первым не входил в дверь, даже если рядом ребёнок. Невысокий, средней внешности, старше мамы на 17 лет. Мама – красивая женщина с сильным характером. Поняв, что муж не боец, взяла на себя значительную часть его обязательств перед семьёй, испытывая при этом некоторое превосходство. «У меня было много ухажёров, – говорила она, – но я хотела, чтобы у моих детей был интеллигентный отец». Папа всю жизнь преподавал в вузах, в Академии наук, мама была его студенткой. Они женились по любви и прожили многие годы.
Мама, когда я что-то вытворял, лупила меня нещадно. Я не обижался: знал, что не прав. А отец пальцем не тронул. Один раз я глупо над ним пошутил: когда он садился, отодвинул стул. Он упал, поднялся, хотел ударить, но… просто постучал меня по плечу. Мне повезло с родителями: я взял что-то и от отца, и от мамы. Сейчас немного занимаюсь Сталиным и его семьёй: отец сына ненавидел, бил, унижал, а мать безумно любила, дала образование. И миру явился этот злой гений. Но попытки принизить его выдающиеся, пусть и дьявольские, способности неправильны. Он страшный, но в какой-то мере таким его сделали родители!
– Боролись ли вы в жизни за место под солнцем, забывая о совести?
– Я быстро принимаю решения и почти никогда о них не жалею. Но поскольку по первому образованию я специалист по оптимальным управлениям большими системами, то невольно задумывался, что такое успешная жизнь и что решает меру эффективности. Для меня главным всегда был интерес к жизни, удовольствие от неё, а ограничитель всего – совесть. Не мораль: она устанавливается обществом и часто бывает усреднённой, и то, что аморально для одного человека, для другого – норма. Есть мужчина, который женится один раз, и его ненавидят и жена, и дети, а другой женится пять раз, и все его обожают. Совесть выше тебя, если она в тебе есть. И она такой же талант, как и всё остальное. Критерием для меня всегда была совесть, хотя необдуманных и плохих поступков я совершил уйму. Решение ты принимаешь осознанно, а поступки часто совершаешь спонтанно, не успев подумать. О своих плохих поступках я помню до сих пор и страдаю от стыда.
– Какую модель мира вы приемлете? И есть ли та, что даст людям надежду на справедливость и счастье?
– Лучшая модель – социализм. Но, как показала жизнь, он утопичен. Капитализм более реален, но подавляет в человеке лучшие качества. В демократии тоже ничего хорошего нет: известно, что умных меньше, чем идиотов. Либерализм приводит к тому, что возникают художники, которые говорят, что главное – личность и её свобода, а это неверно: общество должно строиться по принципу гармонии в природе. К тому же существует ментальность народа. Да и государственные устройства разные. Вот почему попытки американцев навязать всем свою модель приводят к чудовищным последствиям. Как добиться того, чтобы мировое сообщество было гармоничным, – большой вопрос. Я знаю, что должно быть, но как этого достичь, имея дело с реальными людьми, мне неведомо.
– Как думаете, человек меняется, как другие природные явления?
– Если бы менялся, то исчез бы как вид. Хомо сапиенс живёт 50–60 тысяч лет, он легко приспосабливается к обстоятельствам. Но стоит его посадить в жёсткие условия, как с него тут же слетает вся цивилизационная шелуха и он превращается в самое страшное существо на свете. Каждый день в жизни идёт борьба духовного с животным, и каждый вечер ты подводишь итоги: «Что во мне победило – животное или человек?» Предназначение искусства – поддерживать в человеке человека. Говорят, искусство никого переделать не может. Да, как и человек, делающий зарядку, не становится спортсменом, но поддерживает физическую форму. А искусство помогает нам поддерживать форму духовную.
– Вы считаете себя азербайджанцем или русским по духу?
– Я азербайджанец со всеми плюсами и минусами. А вот духовно я вырос на русской литературе и культуре. И моё становление как личности связано с русским языком. Через него я получил, как и многие азербайджанцы, доступ к мировой литературе. Я учился на Литературных курсах с такими титанами, как Андрей Битов, и был с ними почти на равных, хотя окончил технический вуз.
– В чём, на ваш взгляд, общность культур Азербайджана и России?
– Как ни странно, из христианских религий православие ближе всего к мусульманству: оно тоже ортодоксально. В Боге главное – отношение к богатству и к людям. Католицизм и особенно протестантство одобрительно относятся к тому, что человек богат. Мусульманство и православие этого не приемлют. У меня свои представления о том, кто такой Бог, и в этом смысле я верующий человек. Думаю, тем, в ком есть Бог, не нужна религия, как и талантливому актёру – система Станиславского. Он придумал свою теорию, чтобы помочь посредственным актёрам стать профессионалами. Так, все религии помогают тем людям, в которых мало Бога и им нужны костыли.
Я люблю русский язык, литературу и искусство не меньше русских. Как и азербайджанскую народную музыку, которая требует подготовки. А вот азербайджанский язык пришёл ко мне сначала как бытовой и гораздо позже как литературный. Эмоционально я воспринимаю то, что создала русская культура, порой даже сильнее моих русских товарищей. И когда мои друзья гуманитарии при виде интеграла закатывают глаза, не понимая ничего в математике, я интуитивно вижу в ней основы мировой гармонии.
– Что в своём народе вы цените больше всего?
– Институт семьи. Азербайджанцы живут прежде всего семьёй. Потом уже идут местнические соображения: откуда ты родом. И везде институт семьи очень сильный. Во мне он тоже силён. Азербайджанцы – народ кочевой, который пришёл когда-то с Алтая, как и турки: это тюркские племена со времён великих переселений народов. Азербайджанцы жили на равнине, а скот пасли в горах, и мужчина азербайджанец – добытчик: скотовод или охотник. В доме же полноправная хозяйка – женщина. И разговоры о том, что азербайджанская женщина порабощена, – болтовня. Муж в домашние дела не вмешивается: его задача – принести в семью еду, деньги и утвердить вопросы нравственности. Сын с самого начала знает, что он наследник. А вот дочка в тяжёлом положении. Когда она что-то предлагает матери, та говорит: «Выйди замуж, тогда будешь командовать! Здесь хозяйка я!» И потому каждая азербайджанская девочка мечтает выйти замуж, чтобы построить жизнь так, как она хочет. И любой нормальный мужчина это принимает.
– Почему сегодня в мире разрушается святость семьи, незыблемость традиций?
– Причина наших бед – в чудовищном эгоизме. Хотя сам по себе эгоизм необходим для развития человечества. Но всему есть предел. Если на скорости разогнать машину и продолжать давить на газ, её разнесёт. Но у людей зачастую нет ощущения предела, и они разрушают и себя, и свои семьи, и всё вокруг. Канадский учёный Ганс Селье, создавший теорию стресс-синдрома, пришёл к выводу, что люди делятся на эгоистов и альтруистов и что природа альтруизма тоже эгоистична. Он придумал термин «эгоистический альтруизм», доказав, что есть люди, которые, совершая добро, получают радость. Проверял на себе. А вот природа безумно растущего сейчас лавинообразно эгоизма иная, разрушительная. Наш мир достиг такого количества средств уничтожения, что в любой миг цивилизация может погибнуть.
Беседу вела Наталья Савватеева
Памяти друга
Он был большим писателем, книги которого будут жить долго. Он был выдающимся кинематографистом, экранные работы которого навсегда останутся в истории кино.
Он был патриотом своей страны, своей родины – Азербайджана. И он был гражданином мира, который, как мало кто, умел объединять людей разных национальностей, разного образа жизни и разного образа мыслей. Конфедерация союзов кинематографистов – это его детище, она в течение десятилетий хранила содружество людей культуры. Хранила тогда, когда разрывались, казалось, самые прочные соединения и содружества.
И он был человеком с большой буквы. Человеком того масштаба, каких не много рождается на этой земле.
Он умел дружить, и когда тебе за восемьдесят, сокровенный смысл этого умения оказывается особенно ясен и дорог.
Мы были друзьями больше пятидесяти лет, и вот его не стало…
Прощай, Рустам.
Константин Щербаков
«ЛГ» выражает искренние соболезнования родным и близким Р. Ибрагимбекова.