Татьяна Чиняева-Ходасевич,
Симферополь
Крым!.. Кого только не завлекал в свои объятия этот чудесный уголок на земле. Полуостров, по своим очертаниям похожий то ли на гроздь винограда, то ли на удивительную птицу, с распростёртыми крылами парящую над морем, такой притягательный своим целительным и чарующим природным многообразием, сплетённым из пряных обжигающих степных ветров и синих ласковых морских волн, из прохладных смолистых лесов и зубчатых горных вершин… Кому-то помог он обрести родину, кому-то здоровье и покой, но многим – отдохновение и силы. Историки и литераторы, казалось бы, давно описали всех известных личностей, посетивших Крым, однако, это не совсем так – и «белых пятен» в этом разделе истории полуострова ещё немало.
Собирая сведения о геральдических ветвях своего древнего рода Ходасевичей§, я, конечно, была наслышана о его выдающихся представителях: J.K. Chodkiewicz – государственный деятель 16-17 вв. Речи Посполитой; Г.З. Ходасевич – Георгиевский кавалер, один из основателей г.Артёма на Дальнем Востоке; В.Ф. Ходасевич – литературный деятель.
Познавая творчество одного из лучших пушкинистов, выдающегося русского поэта, мемуариста, критика Серебряного века Владислава Ходасевича, обогатившего своим пребыванием историю Крыма, я была удивлена тем, как неоправданно мало существует публикаций о крымских страницах его жизни, а глубоких исследований и вовсе нет.
Кое-что нашлось все-таки в ведущих библиотеках Крыма и в музее М.Волошина в Коктебеле. Но очень ценные сведения для статьи мне удалось почерпнуть из книг и статей самого Владислава Ходасевича, из переписки с женой Анной (Чулковой) и с друзьями. Чтобы составить целостное представление о жизни Владислава Ходасевича в крымский период, нужно было продолжать по крупицам собирать уникальные материалы, в частности сведения о посещении им городов Крыма, о встречах, выступлениях, его лечении, творческих задумках поэта, и, кроме изучить и обозначить историческую ситуацию, складывавшуюся в те годы как в Крыму, в России, так или иначе повлиявшую на его дальнейшее творчество, что также дополнительно прорисовывало бы его личностный портрет.
Данная статья – не историческое или литературное исследование, а только дань памяти талантливейшему человеку, к многогранности творчества которого довелось прикоснуться благодаря оставленному им наследию. Глядя сквозь столетие, как сквозь гигантскую машину времени и выстраивая логические цепочки, конечно же, пришлось что-то и домысливать…
Прежде, чем рассказать о пребывании Владислава Ходасевича на полуострове, напомню важные даты биографии поэта до крымского периода. Владислав Фелицианович Ходасевич родился 16 (28 н.с.) мая 1886г. в Москве, в семье художника и фотографа, он был шестым и последним ребёнком Фелициана Ивановича и Софии Яковлевны Ходасевичей. Выкормлен был няней – тульской крестьянкой Еленой Александровной Кузиной. Уже в 6 лет мальчик сочинил свои первые стихи. В 1904 году Воалислав окончил 3-ю Московскую гимназию и поступил в Московский университет на юридический факультет, а спустя год перевёлся на историко-филологический факультет. По причине неуплаты взносов за обучение (из-за безденежья) неоднократно отчислялся из университета, и в мае 1911г. он окончательно распростился с Alma mater. В 1905г. начал печататься, а в 1908г. вышла первая книга стихов «Молодость», которая была посвящена его первой жене Марине Эрастовне Рындиной – красивой, богатой и эксцентричной. Вот стихотворение из этого сборника:
PASSIVUM
Листвой засыпаны ступени…
Луг потускнелый гладко скошен…
Бескрайним ветром в бездну вброшен,
День отлетел, как лист осенний.
Итак, лишь нитью, тонким стеблем,
Он к жизни был легко прицеплен!
В моей душе огонь затеплен,
Неугасим и неколеблем.
Сложным в психологическом плане оказался 1911 год: разрыв отношений с любимой женщиной Е.Муратовой, а также смерть матери и потом отца. Череда произошедших событий чуть было не толкнула В.Ходасевича к самоубийству, но, к счастью, его спас близкий друг Самуил Викторович Киссин (Муни). В своей книге «Некрополь» Ходасевич так описывает это событие: «Однажды, осенью 1911 года, в дурную полосу жизни, я зашел к своему брату. Дома никого не было. Доставая коробочку с перьями, я выдвинул ящик письменного стола, и первое, что попалось на глаза, был револьвер. Искушение было велико. Я, не отходя от стола, позвонил к Муни по телефону: «Приезжай сейчас же. Буду ждать двадцать минут, больше не смогу… Муни приехал».
В феврале 1914г. вышла вторая книга стихов – «Счастливый домик». Её поэт посвятил своей второй жене Анне Гренцион (Чулковой):
Века, прошедшие над миром,
Протяжным голосом теней
Ещё взывают к нашим лирам
Из-за стигийских камышей.
И мы, заслышав стон и скрежет,
Ступаем на Орфеев путь,
И наш напев, как солнце, нежит
Их остывающую грудь. <…>.
Уже первые книги поэта были доброжелательно встречены критикой и читателями. «Ясность стиха, чистота языка, точность в передаче мысли выделили Ходасевича из ряда новых поэтических имён и определили его особое место в русской поэзии». («Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь», Москва, 2000).
1915 год ознаменовался для В.Ходасевича началом его «Пушкинианы». Эту творческую галерею открыла его первая статья о творчестве Пушкина: «Петербургские повести Пушкина», опубликованная в марте в журнале «Аполлон». Исследованием творчества великого поэта Ходасевич занимался в течение всей жизни. В июне этого же года произошла встреча, положившая начало дружбе В.Ходасевича с учёным, историком литературы – впоследствии организатором и первым председателем Союза писателей М.О. Гершензоном. Кроме того, 1915 год принёс Ходасевичу большие проблемы со здоровьем: в сентябре, на дне рождения московской поэтессы Л.Н. Столицы Ходасевич шагнул с балкона дачи, упал и получил травму, приведшую к болезни позвоночника: «<…> он гостил в подмосковном имении своих друзей. Там все изрядно выпили, была очень темная ночь. Он вышел на террасу второго этажа. В темноте видны были несколько колонн. Он знал, что перед ним должна быть лестница, ведущая в цветник. Взялся за перила и шагнул. Лестница осталась сбоку, он упал со второго этажа и стал на ноги». (Из книги Е.П. Кривошапкиной «Веселое племя «обормотов»).
1916 год стал для В.Ходасевича «невыносимо тяжёлым» [из автобиографии]. Весной Ходасевичу поставили диагноз: «туберкулёз позвоночника». 28 марта покончил жизнь самоубийством Муни, близкий друг Ходасевича: «<…> Как-то стряслись надо мной две беды: умер самый дорогой мне человек, С.В. Киссин (Муни), а я сам заболел туберкулёзом позвоночника. Тут меня зашили в гипсовый корсет, мытарили, подвешивали и послали в Крым». (В.Ходасевич. «О себе», 1922г.)
Весь май поэт собирает средства на поездку в Крым для лечения. И, наконец, 4 июня 1916г. поездом он отправляется из Москвы в Симферополь, чтобы затем поселиться под Севастополем в имении Гунали (у знакомых его жены Анны)…
Однако нашлись, очевидно, веские причины, которые помешали ему прибыть в Севастополь. Вспомним историю. В начале XX столетия Российская империя развивалась колоссальными темпами. Бурный экономический и промышленный рост достиг и Крыма. Но спокойная жизнь закончилась с началом Первой мировой войны, начавшейся 19 июля 1914 года. Крым оказался в странном положении. Вроде бы фронты далеко, и в то же время рядом боевые действия. Дело в том, что турецкий флот периодически точечно обстреливал полуостров, хотя сухопутных столкновений не было. Полномасштабная война придет в Крым только в Гражданскую войну. Выработка электроэнергии в Крыму из-за плохого снабжения топливом значительно снизилась, часто прекращалось трамвайное движение. Фабриканты и купцы стремительно повышали цены на товары, особенно на продовольственные. В крымской деревне ощущался острый недостаток рабочих рук. Большинство мужчин трудоспособного возраста было мобилизовано в царскую армию. В связи с нехваткой рабочей силы в деревни на сельскохозяйственные работы направлялись военнопленные. Полуостров был объявлен прифронтовой зоной, что привело в эти годы к выселению части немецких жителей Таврической губернии в другие районы России и установлению надзора за остальными. Крымские курорты становятся одним из главных мест лечения раненых и отравленных газами. Сюда направляют солдат и офицеров поправлять здоровье.
Итак, 6 июня 1916 года 30-летний В.Ходасевич прибыл в Крым. В связи со сложившейся ситуацией отдых в субтропическом Крыму оказался весьма дорог. Тем более Севастополь: сильнейшая морская крепость России находилась на военном положении – и в город можно было попасть по особым пропускам, вот только соответствующих документов у Ходасевича не было. Но решающим в выборе Коктебеля, как места для лечения и отдыха, возможно, стал совет 44-летнего москвича Н.Х. Херсонского, его попутчика по купе поезда, учителя математики и философа по профессии, который неоднократно отдыхал на коктебельском побережье.
Каким же увидел путь в курортный посёлок и сам Коктебель Владислав Ходасевич? Вот как описывает этот эпизод из жизни поэта Е.П. Кривошапкина в своей книге «Веселое племя «обормотов»: «<…> После первых пасхальных дней 1914 года Володя повез нас на машине в Коктебель, к Волошину. Ослепительно белое симферопольское шоссе бежало по степи. Володя указывал на проносившиеся мимо каменные тумбы с двуглавыми орлами, говорил: «Это Екатерининские версты» и, указывая на невысокие железные столбы, поддерживающие уходящие вдаль провода, говорил: «Индийский телеграф». В лицо дул сильно и незнакомо пахнущий ветер, и жизнь раздвигалась во времени и в пространстве. Машина свернула в сторону от шоссе и побежала по белой известковой дороге между невысоких холмов, поросших короткой травой. Скоро между двух холмов показался сияющий синий треугольник – море. Мы приехали в Коктебель».
А в путеводителе «Крым» 1914г. издания содержится самое подробное и полное описание жизни и быта Коктебеля до 1917 года: «…Коктебель находится в 18 верстах к западу от Феодосии, по судакскому шоссе. Сообщение лошадьми и автомобилями. Место от Феодосии до Коктебеля 50 коп. С казённой почтовой станции отправляются линейки и экипажи. Четырёхместный экипаж или шестиместная линейка – 5 руб. Гостиницы и меблированные комнаты: от 25 руб. до 50 руб. в месяц. Столовые и кафе: обед от 17 руб. в месяц. Почта. Простая корреспонденция получается ежедневно. Возможна отправка и заказной корреспонденции. Для вознаграждения лица, заведующего приёмом корреспонденции, взимается 1 рубль за сезон. На пляже проходит большая часть времени коктебельских дачников. Кроме купанья, прогулок по берегу и по горам в Коктебеле нет иных развлечений; здесь нет ни курзала, ни музыки, ни общественного сада. Жизнь сравнительно недорога, необычайно проста. Отрицательными сторонами Коктебеля является отсутствие зелени и хорошей воды. Воду приходится привозить за несколько вёрст, а солонцовая почва берега требует больших забот для разведения в ней садов. Развитие курорта возможно только тогда, если в Коктебеле будет вода».
Н.Х. Херсонский, прибыв с Ходасевичем в Коктебель, привёл его на дачу Мурзаева, где Владислав и поселился. Из Коктебеля он ведёт переписку с друзьями, коллегами по перу, очень часто пишет своей жене Нюре, подробно рассказывая о своей тамошней жизни. Письма Ходасевича – наиболее ёмкий информационный источник его крымской жизни. Ниже будут приведены выдержки из некоторых писем.
В письме от 7 июня 1916г. он в подробностях описывает свой первый день в Коктебеле: меню, отдых на море, новые впечатления, встречу с Мандельштамом. «<...> Тут случилась беда: из-за холмика наехали на нас четыре коровы с ужаснейшими рогами, а потом и хуже того, Мандельштам! Я от него, он за мной, я взбежал на скалу в 100 тысяч метров вышиной. Он туда же. Я ринулся в море — но он настиг меня среди волн. Я был вежлив, но чрезвычайно сух. Он живет у Волошина. <...>. Здесь просто. Ходят в каких-то совершенных отрепьях. Купаются в чем попало. <...>.». В своей крымской переписке Ходасевич о Мандельштаме упоминает с долей иронии, пока ещё не принимая его всерьёз, возможно, из-за определённых черт характера Мандельштама: непоследовательности, необязательности, тщеславия и детской обидчивости, но к стихам поэта относится положительно.
От 9 июня: «<…>, я ничего не пишу, а все еще отдыхаю. Ем, сплю и отмалчиваюсь за всю зиму. <…>». От 18 июня: «<…> Здесь живет Максимилиан avec son mure [? – Ред.], Мандельштам и Шервашидзе, художник. Вижусь с ними мало. Был у Макса вчера <…>. Вспоминал юные годы. Мандельштам дурень; Софья Яковлевна (Парнок [Парнох С.Я.] – поэт, критик). – Т.Ч.) права. (Мандельштам. – Т.Ч.) без всяких особенностей. Пыжится. Я не сержусь <…>». Дружеские взаимоотношения С.Парнок с В.Ходасевичем хорошо осветила Диана Левис Бургин в своей книге «София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо». «<…> С. Парнок решила провести лето в Судаке, где она сняла комнату с пансионом в доме местного священника. Одним из ее главных корреспондентов этим летом был поэт Владислав Ходасевич, с которым она недавно подружилась и который проводил лето рядом, в Коктебеле. <…> Парнок была озабочена постоянно слабым здоровьем Ходасевича и проявляла почти профессиональный интерес к его медицинским проблемам. Этим летом он восстанавливал силы после туберкулеза позвоночника. <…> В июле, после нескольких недель наблюдения над Мандельштамом, Ходасевич соглашается с мнением о нем Парнок: «<…> он несчастный, его жаль. У него ущемление литературного самолюбьица. Петербург его загубил. Ну, какой он поэт? А ведь он «взялся за гуж». Это тяжело. Т.е. я хочу сказать, что стихи-то хорошие он напишет, если посидит, — а вот, все-таки не поэт. Это несправедливо, но верно». В подробном письме от 18 июня описывает свой «курортный» день с меню и морем, а также: «<…> Немного сижу у моря, болтаю с Мандельштамом. <…> перевожу стихи для Валерия (Брюсова. – Т.Ч.). Комната у меня светлая <…>. Все бы хорошо, но хозяева на террасе весь день пьют, едят и смеются. Все толстые (папа, мама и 3 дочки), и это мерзко. Макс обещает мне за ту же цену комнату с тишиной и собственным балконом. М.б., с 6 числа перееду. <…> У меня ничто не болит. В Коктебеле около 100 домов и около 2 тысяч жителей. Здесь жарко, но прохладно. Это трудно объяснить, но это так. Ветер. Здесь скалы, кругом бухты. Все устроено по Богаевскому (К.Г. Богаевский – художник. – Т.Ч.), довольно сурово. Здесь есть сахар какой хочешь и сколько угодно. <…>. Но вовсе нет керосина, а свеча стоит 40 копеек штука».
По всей видимости, благодаря свежим фруктам, овощам, молоку, морским и воздушным ваннам, т.е. целительному крымскому климату и здоровому питанию, спокойной жизни, здоровье Владислава начало улучшаться. Ходасевич начинает воплощать в жизнь свою задумку: писать статью к 100-летию со дня смерти Державина (Державин умер 8 июля 1816 г. – Т.Ч.), чьё творчество относит к классике русской поэзии, но не совсем доволен результатами своих литературных трудов: «<…> Пишу о Державине, плохо выходит <…>». Можно предположить, что море, солнце, «курортное» времяпрепровождение действуют на Ходасевича расслабляющее, поэтому работается вяло, но зато оздоровление идёт полным ходом. Далее в письме от 20 июня Владислав с юмором повествует о моментах жизни их домашних мышей, имеющих шутливые прозвища и будто бы сопровождающих Ходасевича в его поездках: «<…> Сырник приехал только вчера. Провожал дам в Алупку. Очень устал, не загорел и выглядит молодцом. Свечник тоже сюда собирается, но его задержала какая-то работа. <…> А Мандельштам вовсе не несчастный. Медведь (семейное прозвище Ходасевича – Т.Ч.)».
Можно предположить, что пребывание Ходасевича в Крыму не ограничивалось только Феодосией, Коктебелем, Джанкоем. Конечно же, разговоры о Ялте, Алупке, других крымских курортах и их достопримечательностях велись в кругу отдыхающих, а, возможно, он даже посещал некоторые из них. В письме от 21 июня он сообщает: «<…> У меня все благополучно. 6-го числа я переезжаю к Волошиным, где за те же деньги будет у меня тихая комната с отдельной террасой. Приставать ко мне не будут. Я так и сказал Максу. Он видел в Петербурге Кулины (Куля – семейное прозвище Валентины Ходасевич, художницы, племянницы В.Х. – Т.Ч.) вещи на выставке. Они ему нравятся. Статью о Державине пишу, хоть и медленно. Однако завтра-послезавтра распишусь и кончу <…>».
В этом письме Владислав пересылает жене стихотворение Софьи Парнок, написанное в июне 1916г. и посвящённое ему:
«Пахнёт по саду розой чайной,
Говорю — никому, так, в закат:
«У меня есть на свете тайный,
Родства не сознавший брат.
Берегов, у которых не был,
Для него все призывней краса,
Любит он под плавучим небом
Крылатые паруса,
И в волну и по зыбям мертвым
Вдаль идущие издалека...»
Владислав Ходасевич! Вот вам
На счастье моя рука».
«<...> В этих стихах, если вчитаться, много хорошего, но есть и слабые. Мне мило, однако же, что они присланы так, ни с того ни с сего, просто по хорошему чувству. Она милая. Последние две строчки очень хороши по неожиданности и твердости. Тут, в переходе, есть мастерство и смелость. <...>», – так Владислав прокомментировал его Нюре.
«<...> Парнок не только любила стихи Ходасевича, но и считала его «родства не сознавшим братом». Общение с Ходасевичем приобрело для нее особое значение после эмоционального отступничества брата по крови и после соперничества с «плохим» братом-поэтом, Мандельштамом. <...> Ходасевич, со своей стороны, нежно любил Парнок, и ему нравились ее стихи. Он регулярно информировал ее о приезде и отъезде других гостей в Коктебель этим летом, в том числе о Цветаевой с мужем, которые на короткий срок приезжали в начале июля. <...> По дороге обратно в Москву в начале августа (6 августа – Т.Ч.) Парнок остановилась на один день в Коктебеле, чтобы увидеться с Ходасевичем» (из книги Д.Л. Бургин «София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо»). В сентябрьском номере «Северных записок» было опубликовано и стихотворение, обращенное к Ходасевичу.
Несмотря на широкий круг новых знакомств (а он за летний сезон станет довольно обширным – начальник Феодосийского порта А.Новинский, оперная певица М.Дейша-Сионицкая, беллетрист М.Арцыбашев), Ходасевич скучает по жене, выказывая в письмах заботу, нежность и любовь к ней. Упоминая в письмах о якобы «ничегонеделании», Ходасевич постоянно обращается к жене с просьбами и поручениями, касающимися его литературной деятельности.
От 1 июля: « <...>, бери книги из библиотеки. Прочти-ка Анатоля Франса. Да, позвони Турбину или Бронштейну, <...> или Траубу (сотрудники издательства «Польза». – Т.Ч.) <...>. Пусть они пошлют мне один экземпляр Адама Дикуня <...>. Прежде чем идти в контору «У<тра> Р<оссии>», найди Гарвея Николая Ивановича (редактор литературного отдела газеты. – Т.Ч.) и напомни ему, что статья о Державине, <...>, должна быть напечатана 8 июля, в день столетия со дня смерти Державина. <...>. 10-го числа я здесь читаю в каком-то благотворительном концерте. Да здравствует «Ситцевое царство»! <...>…я очень окреп и все могу уладить. Даже денежные беды. Твой Медведь». «В статье пусть не смеют вычеркивать ни единой буквы, а то все развалится. Вышла хорошо. 8 числа или 9-го <...> купи 2 экземпляра газеты и сохрани оба целиком. <...>». Своей статьёй к 100-летию смерти Державина, которая стала предтечей замечательной книги, написанной впоследствии в эмиграции, Ходасевич остался доволен. С искренностью и уважением к великому таланту он написал: «<...> в поэзии Державина бьётся и пенится родник творчества, глубоко волнующего, напряжённого и живого <...>. Поэзия Державина спаяна с жизнью прочнейшими узами. <...> Бессмертный и домовитый, Державин – один из величайших поэтов русских».
Завершённость статьи к сроку приносит удовлетворение и даёт возможность продолжить поиски специалистов по изготовлению нового корсета и профессиональной медицинской консультации. 4 июля он едет в Феодосию за новым корсетом, где врачи не подтверждают диагноз «туберкулёз позвоночника», а также узнаёт, что «призван в числе прочих запасников». Всё это очень тревожит Ходасевича. 7 июля он пишет жене: « <...> В Феодосии сделали мне не корсет, а дрянь. Завтра еду в Евпаторию делать другой, там есть Доктор Корков (в др.источниках – Кархов – Т.Ч.), ординатор Харьковской университетской клиники, специалист по ортопедии по туберкулезу — так и пишет в объявлениях по своей лечебнице. Есть и рентгеновский кабинет. <...> Я переехал к Волошину. Здесь очень мило. У меня своя терраса, хорошо на ней будет лежать, когда вернусь из Евпатории. <...>. Сейчас выяснилось, что до Джанкоя (1/2 дороги) буду ехать с Сергеем Эфроном (мужем Марины Цветаевой). Он очаровательный мальчик (22 года ему). Едет в Москву — а там воевать. Студент, призван. <...>». Эфрон симпатичен Ходасевичу. До Джанкоя путь неблизкий, и у собеседников было время поговорить о многом: о войне (Эфрон был призван братом милосердия), о любви, о литературно-поэтическом творчестве. Ходасевич передаёт с Эфроном письмо в Москву для жены. С коктебельских времён началась его дружба с С.Эфроном и М.Цветаевой.
Дом Максимилиана Волошина, построенный в 1903—1913 годах его матерью Еленой Оттобальдовной Волошиной, куда перебрался Ходасевич, притягивал творческих, свободомыслящих людей: поэтов, художников, актеров. Сам хозяин, личность многогранная, задавал тон: здесь создана «Коктебельская сюита» его акварелей, написано много стихов. В годы Гражданской войны поэт спасал в своём доме людей вне зависимости от их политических убеждений: сначала красных от белых, затем, после перемены власти, белых от красных:
И там и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
«Кто не за нас – тот против нас.
Нет безразличных: правда с нами».
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
«У Волошина, кроме Мандельштама, жили в это время художник князь Александр Шервашидзе (Чачба) – потомок феодальных владык Абхазии, в прошлом секундант Волошина на знаменитой дуэли с Гумилёвым, а также художница Юлия Оболенская, чья дружба с Ходасевичем продолжалась и позднее, и Юлия Львова, «композиторша <...>. Ходасевич легко вписался в эту компанию и если не с увлечением, то с легкостью участвовал в волошинских немудреных домашних озорствах, так называемых «обормотствах», колоритно описанных не одним поколением литераторов-дачников» (из книги серии «ЖЗЛ» В.И. Шубинского «Владислав Ходасевич»). Кстати, заметную роль в творческой жизни Коктебеля играло кафе «Бубны», которое содержал грек Синопли. Оно было местом творческих встреч с особой артистической атмосферой. Внутри и снаружи кафе было расписано М.Волошиным, А.Лентуловым, В.Белкиным, при участии А.Толстого, придумавшего к рисункам шуточные подписи.
9 июля 1916 г. Ходасевич приехал в Евпаторию по вопросам своего здоровья. Евпатория – курортный город с 2500-летней историей на западе полуострова, с незапамятных времён славившийся лечебными грязями. В центральной части Евпатории сохранились остатки от древнего города Керкинитида. В 1475 г. османы, захватив крымское побережье, образовали крепость Гезлёв. В ХХ веке в этих местах появились первые санатории. В 1905г. был открыт санаторий «Приморский», в 1911 г. – «Таласса» (позже он стал им. Семашко, затем им. 1 Мая). Впоследствии на территории бывшего санатория был построен центр по лечению костно-суставного туберкулеза. В 1916-1917 гг. крымских опытных врачей по лечению костного туберкулеза ещё не было, поэтому специалистов приглашали из других регионов, как и доктора Коркова из Харькова, который, возможно, принимал больных именно в санатории «Таласса». Кстати, в это же время в Крыму на излечении с таким же заболеванием находился известный писатель-фантаст А.Р. Беляев, которому применяли те же методы лечения, что и В.Ходасевичу. Доктор Корков туберкулёза позвоночника у В.Ходасевича не обнаружил и отменил ношение корсета. Очевидно, крымский климат, отдых, хорошее питание – всё это способствовало излечению. Несомненно, это была радость, но одновременно создавшая проблему с призывом [в армию – Ред.], поэтому сведения о своём здоровье, до окончательного решения феодосийских военных врачей, Ходасевич пока решает держать в секрете. Вскоре, после возвращения из Евпатории, с некоторыми хлопотами В.Ходасевич получил «белый билет», освободивший его от призыва. Во время поездки в Евпаторию В.Ходасевич проездом, 9 июля, был в Симферополе, откуда отправил короткое письмо жене, а уже 10 июля, вернувшись в Коктебель после довольно изнурительной поездки, вечером «…читал в концерте; хлопали хорошо, был весь Коктебель и вся Феодосия..».
В следующих письмах жене, а также своему приятелю Б.А. Диатроптову, с которым они дружили семьями, в некоторой степени шутливой манере Владислав сообщает: «…Здесь я знаменит. О моих приездах и отъездах пишут в газете. Вся Феодосия пишет стихи — ужасные! Но самый город просто очарователен. Я бы в нём с наслаждением прожил зиму!..». «<...> Я живу благополучно и <...> пока бескорсетно. <...> ничего не делаю, если не считать занятий славою. В такой мере я еще никогда не был знаменит. О моих приездах и отъездах сообщают в симферопольской газете (они обслуживают и Феодосию). Девушки ко мне льнут. Мальчишки показывают на меня пальцами. Куплетец про меня звучит у меня за спиной, куда бы я ни пошел. 10-го я читал здесь в концерте. Сегодня (18 июля – Т.Ч.) <...> в 5 часов приедет за мной автомобиль (моторную лодку я отослал обратно). Буду читать в концерте феодосийском». Вчера (25 июля – Т.Ч.) снова возили меня в Феодосию, читать в концерте. Я имел большой успех. <...>. Ночевал у Богаевского в мастерской». В начале августа Ходасевич заканчивает работу над поэмой Брюсова. Вскоре у жены Ходасевича появляется возможность приехать в августе в Коктебель. Встретив Нюру в Симферополе, они возвращаются в Коктебель, где отдыхают до середины сентября.
В Коктебеле 5 августа 1916 года Ходасевич написал единственное за это лето стихотворение:
Милые девушки, верьте или не верьте:
Сердце мое поет только вас и весну.
Но вот, уж давно меня клонит к смерти,
Как вас под вечер клонит ко сну.
Положивши голову на розовый локоть,
Дремлете вы, – а там – соловей
До зари не устанет щелкать и цокать
О безвыходном трепете жизни своей.
Я бессонно брожу по земле меж вами,
Я незримо горю на легком огне,
Я сладчайшими вам расскажу словами
Про все, что уж начало сниться мне, –
заключительная строфа которого звучит мудро и пророчески.
Набравшись сил, оздоровившись, Ходасевич возвращается в Москву, где активно включается в литературную работу.
19 октября он пишет Волошину: «Я, кажется, пока что побиваю все рекорды трудоспособности. Перевел-таки злосчастную еврейскую поэму (340 стихов!); переделал статью о Державине; написал статью для «Известий Кружка» («Стихи на сцене»); перевел сто страниц Стендаля; обстоятельно выправил (по существу) корректуру большой статьи о Ростопчиной; почти (увы!) написал 2 стихотворения; смастерил рецензию для «Утра России» и 2 для «Русских ведомостей», в которые вернулся; выкроил стихотворную пьеску для «Летучей мыши»».
После длительного перерыва Ходасевич начинает писать стихи, совершенно новые, не похожие на прежние, как он их называет в письме Садовскому, «макаберные». К таким стихотворениям он относит «В Петровском парке» и «Смоленский рынок».
Всё лето 1917 года Ходасевич снова проводит в Коктебеле: 29 мая он приезжает в Крым с пасынком, позже к ним присоединяется Нюра.
В письме от 1 июня он пишет жене: «Я уже принялся за перевод и вообще буду работать, не покладая рук, Г.И. (статью для журнала или газеты Г.И. Чулкова – Т.Ч.) завтра кончу», а 9 июня сообщает: «<...> я сейчас много работаю: перевожу страниц 10 в день, пишу статью для „Нового журнала“ и еще кое-что задумаю. Бог даст, все образуется и с миром, и с нами. <...> сдерживаюсь, но часто слышу здесь такие буржуйские гадости».
По совету врачей, летом в Коктебель приехала вместе с мужем и племянница Владислава Валентина Ходасевич (зимой у неё начался туберкулез), поселившись у Волошиных, на втором этаже. Валентина сняла еще две комнаты: для главного редактора издательства «Парус» А.Н. Тихонова с женой и для художника И.Н. Ракицкого, с которым приехал пушкинист М.Д. Беляев. В июле приехал М.Горький. В своих воспоминаниях Валентина Ходасевич перечисляет всех, кто жил в то лето у Волошиных: Ходасевич с женой и пасынком, Мандельштам, Ася Цветаева с ребенком, танцовщица а la Дункан Юлия Цезаревна и их компания. В Коктебеле Ходасевич познакомился с Горьким, сыгравшим большую роль в его дальнейшей судьбе.
Ходасевич в то лето написал единственное стихотворение – «У моря» (приводится отрывок):
А мне и волн морских прибой,
Влача каменья,
Поет летейскою струей,
Без утешенья. <...>
Взбирается на холм крутой
Овечье стадо...
А мне — айдесская сквозь зной
Сквозит прохлада.
Переломный 1917 год на судьбе каждого россиянина сделал свою отметину, определив дальнейший путь. Впереди у Ходасевича было сотрудничество с М.Горьким, выход в 1920 году третьей книги стихов «Путём зерна», а в 1922 году – четвёртой книги «Тяжёлая лира», расставание с Анной Ходасевич и 22 июня 1922 года – отъезд из Советской России в Берлин с новой женой Ниной Берберовой, где сотрудничает в берлинских газетах и журналах. В 1923г. Ходасевич редактирует журнал «Беседа» вместе с Горьким и А.Белым, в ноябре они переезжают в Прагу, Мариенбад, а почти весь 1924г. скитаются по Европе: Венеция, Рим, Турин, Париж, Лондон, Белфаст, Неаполь. С октября по апрель 1925 г. Ходасевич живет и работает у М.Горького в Сорренто. В апреле 1925г. В.Ходасевич с Н.Берберовой поселяются в Париже.
В «Биографической канве Владислава Ходасевича», составленной Джоном Малмстадом читаем: «1927г. Участвует в литературно-философском обществе «Зеленая лампа». Начинает сотрудничать в газете «Возрождение», где до конца жизни ведет литературно-критический подвал «Книги и люди» и (под псевдонимом Гулливер, позже — совместно с Н.Н. Берберовой) «Литературную летопись». Обостряется полемика с Г.В. Адамовичем о возможности существования эмигрантской литературы и о русской поэзии. «Собрание стихов» (Париж: Возрождение) — последняя книга стихотворений, включая «Европейскую ночь», выходит 1 ноября. 1931г.: выходит в свет «Державин» (Париж: Современные записки). 1932г: апрель – уход Н.Н. Берберовой. 1933г.: женится на О.Б. Марголиной. 1937г.: издание книги «О Пушкине» ([Берлин]: Petropolis). 1939г.: в январе серьезно заболевает. Выходит «Некрополь» (Брюссель: Petropolis). 14 июня: смерть… Похоронен на Биянкурском кладбище в Париже» (в предместье Парижа – Т.Ч.).
Из воспоминаний Анны Ходасевич: «<...> Во Франции Ходасевич, как всегда, много работал. Он любил «возиться» со стихами, своими и чужими, исправляя строчки, подыскивая подходящее слово. «Жаль, что нельзя открыть фабрики для починки негодных стихов, – сказал он однажды. <...> Ходасевич был прекрасным рассказчиком и, в отличие от других тогдашних, «старших», держал себя с молодежью, как равный с равными, чем очаровал всех. <...> в первые годы своего пребывания в Париже очень много сделал именно для начинающих писателей, в частности, вместе с З.Гиппиус, открыл им доступ в «Современные записки». Сам Ходасевич был прирожденным литератором: все, что имело отношение к литературе, он воспринимал как самое важное. <...> В январе 1939 года Ходасевич окончательно слег. Его поместили в госпиталь, затем он лежал дома. В конце мая узнали: необходима операция. (Диагноз: рак поджелудочной железы. Операция продолжалась 1,5 часа. Через 3 дня, не приходя в сознание, Ходасевич умер. – Т.Ч.). Но операция не принесла желаемого результата – болезнь была слишком запущена. (Диагноз: рак поджелудочной железы. Операция продолжалась 1,5 часа. Через 3 дня, не приходя в сознание, Ходасевич умер. – Т.Ч.). Владислав Ходасевич скончался 14 июня 1939 года. Квартира его была разграблена немцами. Погиб весь литературный архив, который он заботливо собирал еще с России в течение многих лет, включавший множество ценных материалов – писем, рукописей и других документов. «<...> после его смерти до меня дошли два некролога: Сирина и Берберовой с приложением трех стихотворений, найденных после его смерти». Вот одно из них:
Памятник
Во мне конец, во мне начало,
Мной совершенное так мало!
Но все ж я прочное звено:
Мне это счастие дано.
В России новой, но великой
Поставят идол мой двуликий
На перекрестке двух дорог,
Где время, ветер и песок.
Замечательное определение Владиславу Ходасевичу в своём эссе «О Ходасевиче», опубликованном в журнале «Современные записки» (№68, 1939г.) дал В.Набоков: «Крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии, он останется гордостью русской поэзии, пока жива последняя память о ней».
В наши дни хочется подтвердить это и добавить, что Владислав Ходасевич, как мудрый провидец, понимал, что различные политические классы, литературные течения – всё это преходяще, а вечна – Россия с её столпами – Державиным и Пушкиным, её народ, русский язык, русская культура. Этим ценностям он остался верен до конца своих дней.
§ Список дворянских родов, внесённых в Родословную книгу Дворянского Депутатского собрания Минской губернии. Ходасевичи: граф Ходкевич, Ходасевич, Масло-Ходасевич (1.1834*; 6.1863) – внесены в родословные книги других губерний. 1-я часть: Дворянство, пожалованное и дворянство до ста лет. 6-я часть: Древние благородные дворянские роды, доказательство дворянского достоинства которых восходит за 100 лет, т.е. до времени правления императора Петра I.