С золотой медалью на сломанных рёбрах

Публикуем окончание беседы (начало в № 15 за 2021 год) с уникальным борцом, многократным победителем Олимпийских игр, чемпионом мира, Европы и нашей страны, спортсменом, который в качестве знаменосца сборной прошёл с тремя флагами: СССР, СНГ и России.

– В 1993 году, когда вы в четвёртый раз подряд стали чемпионом мира, немногие знали, что в первой же схватке с американцем Мэттом Гаффари у вас оторвалось нижнее ребро, а другое ребро сломалось. Через двадцать минут вас ждала схватка с очень сильным шведом Томасом Юханссоном, а потом и с выступавшим за Болгарию Сергеем Мурейко – и они знали о вашей травме...

– Конечно, было больно, но удалось трижды бросить Юханссона, вытащив его на «обратный пояс», я выиграл со счетом 12:1. А в финале получилось победить Серёжу Мурейко. Так и уехал из Стокгольма – с золотой медалью на сломанных рёбрах. Это было трудное время, после развала Союза мы ещё не подсобрались, и наша сборная приехала на чемпионат мира даже без своего врача! Тогда выручил доктор из ФРГ, он сам предложил мне помощь и проинструктировал, что я должен написать в досье, потому что он вколол очень сложные препараты и их надо было обязательно указать в допинговой декларации. Позже этот же врач договорился об операции Виктору Кузнецову в Германии, и всё это – без всяких условий, просто из борцовской солидарности.

– Ваши соперники входили в число сильнейших борцов планеты и вовсе не были «мальчиками для битья». Кто из них ближе всех подошёл к «рецепту» против того же знаменитого «обратного пояса»?

– В тяжёлом весе выступают очень даже зубастые ребята, представляющие самые разные школы – болгарскую, венгерскую, американскую, скандинавскую, не говоря уже о сильных борцах из бывших советских республик. Я не случайно говорил, что мне порой труднее было выиграть чемпионат СССР и России, чем первенство Европы или мира. А что касается «рецепта» против моих приёмов, его распознал только Рулон Гарднер – единственный иностранец, которому я проиграл, да не что-нибудь, а финал Олимпиады в Сиднее в 2000 году. Самое обидное, что проиграл – американцу...

– У меня есть друг, фанат греко-римской борьбы с сорокалетним стажем «боления», и вы для него – небожитель, герой всех времён и народов. Когда он узнал, что я иду на интервью с самим Карелиным, попросил передать, что считает вас непобедимым и чтобы вы не переживали так из-за злосчастного финала с Гарднером на сиднейской Олимпиаде. Уж с чем с чем, а с болельщиками вам точно повезло!

– Благодарен судьбе за то, что и через двадцать лет после ухода из большого спорта я интересен моим болельщикам. И то, что они обращают ко мне слова утешения, а не укоризны – дорогого стоит, хотя, к сожалению, и горечь того поражения всегда со мной.

– Что тогда случилось в Сиднее? Накатила душевная усталость? Или всё дело в старых травмах, напомнивших о себе и в 1999 году, и накануне отъезда в Австралию? Может, это был как раз тот самый момент, когда вы сказали себе – всё, Сан Саныч, пора и честь знать, надо уходить с ковра?

– Трудный вопрос для любого спортсмена – когда уходить? Если честно, я мог уйти намного раньше, лет за десять до Сиднея, и однажды даже имел дурость сказать об этом тренеру. А дело было так. В начале сентября 1989 года мы с Кузнецовым прилетели в Новосибирск из швейцарского Мартиньи с чемпионата мира, где я впервые стал абсолютным чемпионом и вёз столько трофеев, что в аэропорту пришлось платить за перевес. И вот стоим мы в Толмачёве, ждём багажа. Тут я и брякнул: а не пора ли мне заканчивать? Чемпионаты Союза, Европы, мира и Олимпиаду я выиграл, сейчас вот стал абсолютным чемпионом мира – ну и чего ещё желать? Помолчал Виктор Михайлович, а потом сказал: «Представляешь, Саша, что теперь подумает трёхкратный олимпийский чемпион Александр Медведь? А подумает он – тёзка-то мой слабаком оказался!» Стыдно мне стало. Быстро подхватил вещички, убежал в автобус, доехал до дома, переоделся – и бегом на тренировку. А мудрый Виктор Михайлович сделал вид, что не было у нас этого разговора. Почему я об этом рассказал? Потому что, если рассуждать рассудочно, возможно, не надо было ехать в Сидней на мою четвёртую Олимпиаду. Мне было уже 33 года, я завоевал все самые высокие награды в нашем виде, и никто не упрекнул бы меня за уход. Но захотелось посягнуть на результат Александра Васильевича Медведя, попробовать стать четырёхкратным олимпийским чемпионом. И ещё – ответственность давила, ведь я своими победами отобрал шансы у многих ребят, кто-то перешёл в другую весовую категорию, а кто-то и вовсе ушёл из спорта. Сейчас, конечно, можно рассуждать в духе «если бы да кабы», но что случилось, то случилось. Кто-то скажет – ага, не рассчитал Карелин! Но если бы я жил только рассудком да расчётом, не было бы ничего, и победы на моей первой Олимпиаде тоже не было бы.

– На чемпионате мира в Афинах в сентябре 1999 года итальянец Джузеппе Джунта отказался бороться с вами, и его тут же обвинили в трусости. Но я почему-то не думаю, что его надо осуждать. Вот что говорит о вас чемпион мира 1987 года и бронзовый призёр Олимпиады-88 Владимир Попов: «Когда Карелин прижимает тебя к земле, это жуткое ощущение и хочется поскорее избавиться от этого кошмара». Даже анекдот на эту тему есть. Тренер утешает проигравшего вам борца: «Ничего, зато на второй минуте ты Сан Саныча здорово напугал!» – «Чем же это я его напугал?» – «А ему показалось, что он тебя убил!» Это что же получается, Александр Александрович, вы, можно сказать, психологически раздавили целое поколение борцов-тяжеловесов, так и не дождавшихся вашего ухода из спорта?

– Барнаулец Владимир Альбертович Попов, как и положено сибиряку, преувеличил, чтобы похвалить своего земляка. Во всяком случае, статистика молчит о том, что Карелин со своими «страшными приёмами» кого-то насмерть раздавил. Всё было в рамках правил, в согласии с борцовским кодексом, я всегда боролся чисто и честно. А Джунта не испугался, он не был трусом, и его отказ от поединка со мной – от расчётливости и понимания реальных возможностей. Он просто сообразил, что если не растратит силы со мной, то пройдёт всех остальных в подгруппе и займёт здесь второе место, а потом сможет побороться за бронзу. Хотя, по-моему, выше четвёртого места на мировых и европейских чемпионатах Джунта не поднимался.

– В финале чемпионата мира 1994 года в Тампере вы победили олимпийского чемпиона и трёхкратного чемпиона мира в весе до 100 килограммов кубинца Эктора Миллиана. Потом был московский «Матч века» между сборными мира и России, и Миллиан опрометчиво объявил, что приехал «побить Карелина». Но кубинца унесли с ковра в состоянии, как выражаются боксёры, грогги. Это вы его так поучили вежливости с помощью «обратного пояса»? А вообще, боец должен ненавидеть соперника? Тут же без вариантов: или ты его, или он тебя.

– В борьбе нет места ненависти, это же спорт, а не война, мы боремся только на ковре, но не за его пределами. Мне не интересно, что говорят обо мне соперники или журналисты, моя задача – готовиться к поединку, а не изучать сплетни. Миллиан был опытным и очень уверенным в себе борцом, а готовил его мой земляк из Новосибирска, заслуженный тренер РСФСР Василий Александрович Иванов. Когда он вышел против меня в московском матче, я понимал, что этот парень легче, а значит, и шустрее, и его надо постараться «завязать», чтобы не пропустить приём. А через полторы минуты получилось взять Миллиана на «туше». Вот, собственно, и вся история о том, как борца может подкосить самоуверенность, деформированное самолюбие и завышенная самооценка.

– Вы и Миллиана победили с помощью «коронки» – знаменитого «обратного пояса». Говорят, против него существует четыре тысячи контрприёмов?

– Да, контрприёмов много, но их ведь надо ещё применить. А если ты всё сделал быстро и правильно, защититься от «обратного пояса» по правилам уже невозможно. Тут единственный «легальный» способ спастись – не дать утащить себя в партер.

– Советские и российские борцы всегда остаются в числе мировых лидеров. В чём тут секрет?

– Секрет в том, что впереди нас идёт победоносная репутация советской и русской борцовской школы. Назову только несколько фамилий. Весь мир знает Анатолия Рощина, в сорок лет ставшего олимпийским чемпионом Мюнхена-72, двукратного победителя Олимпиад 1976 и 1980 годов Александра Колчинского, трёхкратного олимпийского чемпиона Александра Медведя и других замечательных наших борцов. В 1988 году, когда я впервые приехал на Олимпиаду в Сеул, соперники видели во мне даже не Александра Карелина, которого они тогда не очень хорошо знали, а прежде всего советского борца. Как мы могли плохо бороться, когда у нас был герой Мельбурна-56, фронтовик Анатолий Парфёнов, обладавший не только колоссальной физической силой, но и великой силой духа? После полученного на войне тяжёлого ранения у него плохо сгибался локтевой сустав, и Анатолий Иванович до конца жизни не мог даже застегнуть воротничок рубашки, но этот человек с простреленными руками принёс нашей стране золотую олимпийскую медаль в грекоримской борьбе. Да у нас просто не было права проигрывать!

– Сегодня много замыленных, употребляемых всуе хороших слов, среди которых, например, «патриотизм». У вас есть своё определение этого понятия?

– Я к высоким словам отношусь осторожно. А патриотизм понимаю буквально: это значит любить Родину и служить ей.

– Вы были знаменосцем нашей сборной на трёх Олимпиадах. Это же здорово?

– Здорово, конечно, но всё в этой жизни относительно. На Олимпиаде в Сеуле в 1988 году я нёс флаг Советского Союза, на Олимпиаде в Барселоне в 1992 году – флаг СНГ, а в 1996-м в Атланте – флаг России. За восемь лет – три разных флага, а страны, флаг которой я нёс в 1988 году, больше не было... Я бы такого никому не пожелал.

– Борцы во время схватки испытывают нагрузки, запредельные для обычного человека. Как вы с ними справляетесь?

– Мы привыкаем к таким нагрузкам постепенно, от трёхразовых занятий в неделю до двух тренировок в день, с отдыхом по воскресеньям. К тому же минимум два раза в год проводится углублённое медицинское обследование. Да, наши обычные нагрузки нетренированный человек не перенесёт. А когда ты хорошо подготовлен и возможности восстановления у тебя совершенно другие, это нормально. В сборной как-то работала комплексная группа, подсчитавшая, что за час тренировки наши энергозатраты равны энергозатратам металлурга за смену в горячем цехе. То есть теоретически я мог отстоять в горячем цехе и пять смен подряд. Зато как здорово, когда после тяжёлой тренировки у тебя есть время, которое в расписании называется «час-сон». Вытягиваешься на кровати, берёшь книгу и читаешь, вкладываешь себе в чердак умные мысли. Вот это удовольствие! А нарушать режим – последнее дело. Тем более не дай бог сожрать не то что запрещённое, а просто непроверенное.

– В советские времена у нас работал допинг-контроль?

– Да, и это была достаточно жёсткая система: представители национальной антидопинговой службы брали анализы на самом раннем этапе даже у тех, кто ещё не попал в тройку призёров. Вообще, все эти фокусы с допингом – глупость, тем более сейчас, когда к нам такое пристальное внимание. Надо просто старательно тренироваться и держать режим.

– Режим – это хорошо, но ведь дело молодое, наверняка и на дискотеку хотелось сходить, и в кино с девушкой...

– Хотелось-то хотелось, но, если у тебя есть цель в спорте, «хотелки» надо ограничивать. Когда я стал, как говорится, заметным, некоторые мои новосибирские знакомцы говорили – тебе повезло, а нам вот не повезло. Но когда я бежал после школы на тренировку, они пили пиво за гаражами и посмеивались надо мной – вот, мол, бегает, чудик.

– «Набегали» вы на длиннющий список побед, и легко они не давались. Но всё же какая победа – самая-самая?

– Если говорить о самых трудных, к ним бы я отнёс каждую победу на чемпионате Союза. Это тяжелейшие и от этого очень почётные достижения. Конечно, к «самым-самым» надо отнести и победы на Олимпийских играх. На первой Олимпиаде, в Сеуле в 1988 году, было огромное волнение, и когда я выходил на схватки, ковра под ногами не чувствовал. На второй Олимпиаде, в Барселоне, уже была уверенность в своих силах, и именно тогда появились расчётливые борцы, предпочитавшие особо со мной не «пластаться», чтобы сохранить силы для других поединков. Очень сложной была Олимпиада в Атланте, куда я приехал с незажившей травмой, но сумел в финале выиграть у американца Гаффари со счётом 1:0.

– Говорят, здоровенный Гаффари даже заплакал после этого поединка. Как вам удалось не «забронзоветь» при вашей-то оглушительной славе? Вы что, однажды сказали себе: Сан Саныч, не «бронзовей»?

– Ну, я сам с собой так почтительно ещё не разговариваю. А если серьёзно, надо относиться к себе проще и трезвее. Моя мама, светлая ей память, однажды сказала: сынок, если стакан разбился, значит, кто-то этот стакан разбил. Если ты винишь в этом не стакан, а себя, тебе проще будет жить. И она была права.

– Мне рассказывали, что вы в Новосибирске как-то отметили окончание соревнований тем, что повели целую толпу борцов в театр «Красный факел».

– Интересно, а кто это вам рассказал про поход в театр?

– Да слухами земля полнится...

– Дело было так. У нас в Новосибирске проходил командный Кубок России, ребята боролись в цирке, как во времена Ивана Поддубного. И после соревнований мы решили сводить борцов в театр «Красный факел», это красивое здание в стиле сталинский ампир, с кумачовыми креслами в зрительном зале. Там шла английская пьеса «Братья по крови», а мы, борцы, тоже ведь друг другу братья по крови. Да и все мы, россияне, живущие в огромной стране, – тоже, как ни крути, братья по крови. И надо было видеть, как ребята, многие из которых впервые в жизни попали в театр, смотрели эту пьесу.

– Вы долго были депутатом Госдумы, сейчас вы сенатор. Как быстро освоились в политике после ухода из спорта и насколько власть меняет человека?

– О, меня власть сильно изменила – я научился быстро повязывать галстук. А вот значки носить пока не научился. Сейчас больше сижу, больше пишу, больше разговариваю и намного меньше тренируюсь, мне этого не хватает и физически, и морально. Всё как-то сразу изменилось, я даже испугаться не успел.

– Вы участвовали в разработке многих законопроектов – и в Думе, и в Совете Федерации. Какой из этих документов, по-вашему, самый важный?

– Двадцать лет назад я бы назвал закон о спорте. Но сейчас понимаю, что это не самое значительное достижение. А вот когда мы принимаем бюджет страны, это по-настоящему важно для всей нашей страны. Не менее значимым считаю принятие поправок к Конституции. Это Конституция сильного, а не «растерянного» государства, в отличие от Конституции 1993 года.

– Не чувствуете себя чужаком в политической жизни? Если честно: не появляется иногда желание, извините, врезать кому-нибудь?

– Чужаком не чувствую, желание появляется, но галстук мешает.

– Есть такой стереотип: все спортсмены, кроме разве что шахматистов, – тупицы с большими кулаками и маленькими мозгами. Но многие борцы – и вы в том числе – имеют вполне заслуженную репутацию интеллектуалов. Для вас это тоже своего рода вызов?

– Всё, что я делаю за пределами спорта, – вызов. Я много читаю, но у меня никогда не возникало желания похвастать эрудицией. Знания – это то, что со мной, вот что главное, и это придаёт уверенности в себе. Сильным быть намного интереснее, чем слабым, сильному и удача улыбается чаще.

– Как сказал один умный человек, «сильный спокойнее».

– Очень точное определение, полностью с ним солидарен.

– Давайте поиграем в игру «короткий вопрос – короткий ответ». Недавно прочитал в Википедии, что «Карелин одержал 888 побед». А над каким мифом о себе больше всего смеётся Александр Карелин?

– Да над всеми и смеюсь, но я, наверное, знаю ещё не все истории про себя.

– Что больше всего ценит в людях Александр Карелин?

– Последовательность и способность принимать решения.

– А чего не простили бы никогда и никому?

– Предательства.

– Вы часто ошибаетесь в людях?

– К сожалению, случается и такое. Но жизнь богата на встречи с разными людьми, и не надо бояться ошибиться в человеке. Большинство-то – хорошие люди.

– Говорят, вас звали сниматься в Голливуд? Наших туда почему-то приглашают только на роли идиотов или мордоворотов.

– Ха-ха, во второй номинации мне можно сниматься без грима. Позвали в Голливуд на смотрины, но дальше, слава Богу, дело не пошло.

– Вы прожили в большом спорте яркую жизнь. Повторили бы всё сначала?

– Да, но при условии сохранения физических кондиций, что были, например, в двадцать лет, а иначе стану живой иллюстрацией к грустному – «если б молодость знала, если б старость могла».

– В спорте вы дошли до самых высоких вершин. Но жизнь всё же длиннее спортивного века, и у человека всегда есть цель. О чём мечтает Александр Карелин сегодня?

– О том, чтобы мы ценили сегодняшний день, помнили, что жизнь богата на события, и перестали всуе употреблять громкие слова. А ещё хотел бы, чтобы мы научились наконец хотя бы пытаться понять человека, прежде чем выносить о нём свои суждения. Тогда, может, и жизнь станет лучше.