Составить крепкое ядро
Сегодня, слава богу, истинная роль Алексея Сергеевича в русской культуре – роль «Ломоносова русской ежедневной прессы» (В.В. Розанов), одного из создателей русской печати как «политического учреждения» (М.О. Меньшиков) – всё более и более осознаётся. Я об этом писал неоднократно, в том числе и на страницах «ЛГ», поэтому не буду повторяться.
Что ж, пора начинать новый этап в познании Суворина – открывать его как интересного прозаика и литературного критика, умного и тонкого наблюдателя-публициста, автора такого замечательного памятника русской журналистики, как «Маленькие письма», которые у нас были недавно впервые собраны и изданы в книжном формате, но, сути, так и остались непрочитанными. А усвоить некоторые высказанные там, в сущности, банальные истины нашей властвующей элите и нашей интеллигенции, право же, не помешало бы.
Особенно вот это.
«Прежде всего меня удивляет это русское великодушие: «Не нам, не нам, а другим». Отчего не нам, а другим? Неужели оттого, что существует… удивительная политическая формула, которую можно выразить такими словами: «надо удовлетворить беспокойные элементы, чтобы они успокоились и не роптали». О спокойных элементах молчат, точно удовлетворять надо только тех, которые кричат, волнуются, свищут, а тех, которые спокойно и прилежно работают, надо предоставить их судьбе… [На самом же деле], чтоб успокоить беспокойных, надо, чтоб спокойные выросли и составили крепкое ядро. Чтобы достигнуть этого, надо постепенно давать больше простора коренному русскому населению, надо его возвысить образовательно и политически, ибо им держится государственное единство и им оно растёт».
Сергей СЕРГЕЕВ, историк
Русский американец
Это одна из ключевых личностей в истории отечественной журналистики, да и литературы тоже. Селянин, сын крестьянина, ставшего солдатом, он добился потрясающего успеха. И идею «русского успеха» постоянно прокламировал. По-своему это был «русский американец», напористый и неудержимый, бравшийся за многое и всё державший крепко и уверенно. У него случались разные высказывания, он покровительствовал разным людям, но, быть может, именно через жизнь Суворина (как, кстати, и тяготевшего к нему Розанова) можно увидеть, что такое настоящая, нефальшивая свобода слова.
Чтение его дневников (упоительных) показывает сложного, умного, серьёзного человека. А вовсе не то пугало огородное, которым его долгое время принято было считать.
Можно ли говорить об эволюции Суворина? Да. Но во многом, мне кажется, он был последователен – в приятии и проявлении разномыслия, в страстном участливом интересе ко всякому таланту, в сочувствии народу русскому.
Поначалу он резко полемизировал с Катковым или князем Мещерским, считался «прогрессистом» и отчасти «фрондёром», его книжка «Всякие: очерки современной жизни» была сожжена, а автора отправили на три недели на гауптвахту. Неприятие несправедливости, знание страны и бед людских – всё это сохранялось у Суворина и в дальнейшем. До последнего он был за демократические начала в обществе и государстве, за конституционные принципы, но не хотел потрясений. Интересно, что и в поздние годы доставалось ему не только от радикальных торопыг, но и от «правительственных кругов». Что до шовинизма, не пытаясь отменить те или иные публикации, к которым он был причастен, хотелось бы процитировать запись не откуда-нибудь, а из его дневника: «Я не сочувствую призывам консерватизма, направленным против инородцев. Никогда я против них ничего не питал и ни к одной народности не питал вражды. Да и зачем?»
Несомненно, важным поворотом для Суворина стало болгарское восстание 1876 года против турецкого владычества, совпавшее с его приходом в газету «Новое время», от которой все ожидали лишь того самого «прогрессивного фрондёрства». Несмотря на первоначальные успехи повстанцев, они были разгромлены. Только в южной части Болгарии было убито свыше 30 тысяч человек, в том числе старики, женщины и дети. Суворинская газета, пожалуй, наиболее ярко выражала сердечную солидарность с братьями-славянами. Именно те события – отправная точка «эволюции» Суворина и притока к нему нового читателя.
Владыка русской прессы, мощный издатель, он, какие бы мнимые и реальные заблуждения, ошибки, а также «деловые ухищрения» за ним ни числились, был до самого конца пытливым и пылким, ищущим человеком, вовлечённым в драматургию жизни, недаром преуспевшим и как драматург. Интересно, что его тесная дружба с Чеховым даже привела к тому, что Антон Павлович дописал суворинскую пьесу «Татьяна Репина».
Литератор Александр Амфитеатров писал: «Когда история займётся «стариком Сувориным» с должным беспристрастием, по документам его деятельности и правдивым показаниям людей, достойных веры, потому что действительно его знавших, тогда вскроется истина, как мало был понят этот большой человек».
Мне кажется, узость взгляда и доктринёрство оценок – то, что губительно для понимания прошлого да и сегодняшних дней. Зная, с какой оголтелостью принято судить у нас о тех, кто не мил из-за каких-либо суждений, начинаешь всматриваться пристальнее в биографию и репутацию Суворина, а всмотревшись, обнаруживаешь разницу между реальным человеком и его выдуманным образом.
Сергей ШАРГУНОВ, писатель
Нужен новый Суворин
Лучшие главные редакторы в России всех времён – Катков и Суворин. Вот чьё мастерство надо изучать на журфаках. Именно как главных редакторов – это ведь особое искусство. Сродни дирижёрскому. Впрочем, этому не научить – сильное издание делается «на кончиках пальцев», особым чутьём, которое вырабатывается непонятно как. Суметь словить дух нужный, собрать команду из созвучных замыслам перьев…
России срочно нужен новый Суворин. Могучий журналист, способный создать газету, подобную его «Новому времени». Где бы, как писал Розанов, «представительствовалась Россия и русское дело», «где говорилось о пользах и нуждах России», где «ничего – специального, ничего – частного, ничего –личного, ничего – партийного, всё для всей России». И сделать такую газету «первой по величине, живости и подписке».
Владимир ПОЛЯКОВ, журналист