Юз Алешковский (США) недавно отметил 91-летие. Это невероятно много для любой человеческой жизни. Тем более для писателя, родившегося в России. Возможно, кому-то это утверждение покажется спорным, но я и не настаиваю, а только размышляю... Юз (настоящее имя Иосиф Ефимович Алешковский) родился в далёком 1929-м в сибирском Красноярске, в котором, кстати, жили такие известные писатели, как Виктор Астафьев и Евгений Попов, а также Роман Солнцев и др.

Когда кто-то вспоминает литературу от Юза, то в первую очередь почему-то песни. Ну да, тот самый текст, где говорится: «Товарищ Сталин, вы – большой учёный, в языкознанье знаете вы толк. А я простой советский заключённый.» Или другие легендарные песни. Например, про Че Гевару или «Из колымского белого ада.». А моё поколение помнит не только это, но и его знаменитые книги: «Кыш, Двапортфеля и целая неделя» и «Кыш в Крыму». Да и не только эти полудетские-полувзрослые, но и прозу иного порядка. Как правило, написанную от лица человека из низших слоёв населения. Его авантюрную повесть «Кенгуру» ценил И. Бродский, рекомендовал её англоязычной публике и, более того, сделал для иностранных читателей интервью с Ю.А. – далеко не каждый литератор может похвастаться тем, что с ним беседовал нобелевский лауреат.

Я познакомился с Юзом Алешковским в далёком 2000 году на впервые проходившем в России Международном конгрессе ПЕН- клуба. Это было как в песне «Все флаги в гости к нам.». Каких только знаменитостей писательского мира не встречала Москва! В Переделкине запросто прогуливался Андрей Битов, беседуя с лауреатом Нобелевской премии Гюнтером Грассом, и рассказывал коллеге, как удалось установить первый памятник О. Мандельштаму во Владивостоке, чуть далее с иностранными славистами пил кофе Чингиз Айтматов. В празднично украшенном фойе гостиницы «Рэдиссон Славянская» били в барабаны африканские поэты, а Андрей Синявский и Мария Розанова давали обширное интервью российским журналистам. Был гостем этого мирового кипежа и Юз Алешковский. Там и познакомились, точнее, познакомил нас А. Битов, проходя мимо на очередное выступление на очередном круглом столе. Ну а мы с Юзом двинулись в сторону Киевского вокзала, ибо лужковский банкет ожидался только вечером, а Юзу захотелось принять родного напитка прямо сейчас.

Чем закончить эту заметку? Говорить о подборке смысла нет, все и так знают, что Алешковский пишет стихи, издаёт поэтические сборники.

В недавнем письме ко мне автор подтвердил, что именно эти сочинения хотел бы увидеть на страницах еженедельника.

Евгений Чигрин

Юз Алешковский

Прозаик, поэт и сценарист, автор-исполнитель песен. С 1959 года начал писать песни на свои стихи. После публикации текстов «лагерных» песен в альманахе «Метрополь» вынужден был эмигрировать. Автор шестнадцати книг и шести сценариев. Лауреат немецкой Пушкинской премии и «Русской премии». Живёт и работает в США.

Сентябрь

Флора доцвела – не налюбуешься
в сентябре волшебен листопад
поутрянке поплотней обуешься
и хиляешь в лес как на парад

там тебе опята присягают
в небе эскадрильи журавлей
об отлёте трубно извещают
всяких местных уток и гусей

а всегда зимующие птицы
об отчизне леса говорят
спят священнодействуя грибницы
белых подосиновых маслят

нет в лесу трибун и мавзолеев
пехотинцев танков и ракет
я о том нисколько не жалею
что в лесу гражданских шествий нет

сохлый кедр похожий на зенитку
взял на мушку первую звезду
ливень – чтобы вымочить до нитки –
льёт из туч когда домой бреду

я тут глух и нем и беззащитен
равенством со всем зверьём пронзён
ангелам – до бездн душевных виден
просветом вдали вознаграждён

запыхавшись пью из свежей лужи
тёплое парное молоко
кажется что нет меня снаружи –
и душе от этого легко

Записка Ире соседке по парте на уроке старости

Не кенарь не соловушка не зяблик –
откукарекал зори петушок
мн-да-с... шпоры генеральские прозябли
посеребрён – бывает! – гребешок

Но никогда ко мне не прикоснулись
снежинки колкие небытия.
Друзья уснули чё-то не проснулись
прости подруга не проснусь и я.

Зато в иных Пределах вспыхнет встреча
Души с Душой – ликуют не скорбя!
И больше мне тебя утешить нечем
как впрочем моя радость и себя

Прощальный романс

Другу Надюше Митрошиной – сердечно

Она отмучалась а я освободилася
сижу в гимназии с распущенной косой
рыдаю как дитя
                        от горьких Божьих милостей
по лужам скорбных дней брожу босой

Над клумбою горит созвездье георгинов
Плывут на юг народы птиц и журавлей
а в сердце сироты вновь бросила рябина
кровавых ягод гроздь –
                        на свете нет красней

Мне снился гимназист
                        печальный старец юный
рвалась я в монастырь
                        но он воскликнул «Нет!»
и твёрдо спел куплет
и это был дуэт
с его родной гитарой семиструнной –
про чёрный в кобуре
семизарядный пистолет

О ландыши весны о лета жизни
                                                жимолость
о ваше благородие осенние грибы
спасибо Господи
                        за каждую из милостей
за горечь сладкую…
прости что тихо плачу…
спасибо Господи – я так или иначе
спасибо говорю за сей удар судьбы

Над клумбою горит созвездье георгинов
Плывут на юг народы птиц и журавлей
а в сердце сироты вновь бросила рябина
кровавых ягод гроздь –
                        на свете нет красней

Осенние стансы

                                                     Ире
                          Я помню чудное мгновенье…
                                                                  Пушкин

Вселенная и в луже и в болотце
заглядывалась на саму себя,
по-моему, выискивая сходство
планетки нашей с капелькой дождя.

Природа дивной жизни круг свершала.
Изящно кружевца латал паук,
над ним пичуга хищно трепетала –
позавтракать стремилось всё вокруг.

Пчелы рабочей мёд, глазунья солнца,
укропа дух, колбаски кабачков.
Летят с дерев бесплатные червонцы
в ладоши благодарных пацанов.

Те дни осенние спасли меня
от насморочной скукотищи хлада.
Был полон клён октябрьского огня,
а большего тепла душе не надо.

Огонь… Зело стихия лучезарна –
в нём пламенного цвета торжество,
команде шибко мнительных пожарных
его не загасить напором аш-два-о.

Калиной кисло-сладкой скулы сводит,
багряных красок веселит накал,
их – померещилось – слегка на взводе,
цедя винцо, Целков намалевал.

Не смертный страх, не горечь увяданья
на сад и лес навеял листопад –
но знак надежд на прежние свиданья,
как миллионы осеней назад.

Когда, солируя в ветвях дубовых,
полощет горлышко залётный птах –
обалдевает дуб в тоске любовной,
а слово замирает на устах.

О бабье лето!.. У меня нет слов.
Ясней – они в священном безъязычье.
В душе восторг, свобода и любовь.
Был глух и нем –
                        с чего бы петь по-птичьи?

Слепец, ты пьян
                        в пивнушке «Кайф Незнанья»,
пой и не думай (то есть не греши) –
что есть душа –
                        лишь краешек сознанья?..
или оно – окраина души?..

Люблю торчать раззявой из раззяв
у клумбы Иры, варежку разинув, –
очам достаточно поникших трав,
прощального сиянья георгинов.

Бомбят со свистом жёлуди пространства
пруда, полянки, вызревшей лозы…
Восславим же порядков постоянство –
Верхи довольны, и скромны Низы.

И перелёт легко выносит птица,
как из подвала раб – мешок муки.
Презри, душа, понятие «граница»:
жизнь – беспредельна, дальние – близки.

Видать, и мне порыв настырный нужен,
чтоб мысли вровень с чувством увязать,
а буковки, как дюжину жемчужин,
на шёлковую строчку нанизать.

Жену люблю –
                        и хлеб насущный уминаю,
пью воду кладезну,
                        лишь воздухом дышу,
как червь, существованье обожаю,
то легкомысленно о нём я забываю,
то с вечным бытием соотношу.

Безмолвен звон колоколов небесных,
невидимая застит очи тень,
ворон неперелётных ночь не бесит.
Осенний день, прощай, осенний день.

Прощай, благодарю...
                        Пусть глотку перехватит
бессилье описать красу твоих щедрот –
хватило б их на пару жизней. Кстати,
мгновенье длительней,
                        чем тёмный ум cечёт.

Златиcт осенний блеск оркестров меди,
берёзок-физкультурниц мил парад,
а облака, как белые медведи,
по синим льдам за окоём спешат.

Пускай зимой в пруду кемарят рыбки,
и в жабьих зобиках
                        пусть контрабас замрёт –
благословим мерцание улыбки,
с которой наземь клёна лист плывёт.

Ликуют краски, равен эху звук,
и то, что именуют вдохновеньем,
жар-птицей рвётся ввысь из слабых рук –
до остановки чудного мгновенья.

Экспромт

Знай пока ещё не врезал дуба
важно просто жить – не горевать
размыкая для улыбки губы
те что так любили целовать

чтить подругу пировать с друзьями
и пропив второй – для глаз – пятак
со смиреньем взвить над койкой знамя –
горестной простынки белый флаг

сдался – ни стихий вселенских пения
ни наук ни света и ни тьмы
тишина отсутствие движения
нет ни «я» ни «ты» ни «мы»...

сферы милой музыки безмолвны...
запашки Арагви... может пьян?..
если ж трезв тогда в созвездье Овна
жарится на вертеле баран