София Селектор, Москва

* * *

Ты опоздал на много лет.
Но всё-таки тебе я рада…
                      А. Ахматова

Проходят Радость и Беда,
сгорают свечи,
но невозможно опоздать
на Эту Встречу,
когда встречаются глаза –
и обрываются «нельзя»,
и длится Вечность…

А чтобы встретиться смогли
глаза и руки,
мы с двух сторон сюда несли
Слова и Звуки –
свою мечту, свою печаль,
свою израненную даль,
бессонниц муки,
свои Победы, и Грехи,
и Боль, и детские стихи,
и Страх Разлуки,
и вечный поиск, и полёт,
и горечь тризны,
и суеты водоворот –
все краски жизни!

Ведь только с этим грузом мы –
две половинки
одной Любви, одной Весны,
одной травинки,
одной Любви, одной Весны,
одной бескрайней тишины,
одной слезинки…

У платья оборву подол –
НЕПОВТОРИМА!
            А если б раньше ты пришёл,
            прошла бы мимо…

Светлана Сырнева, Киров

* * *

Позабыть бы всё прошлое сразу,
потому что погубит оно:
словно гиря, невидная глазу,
измотает, утянет на дно.

С каждым годом они тяжелее –
жернова, омута, камыши…
Не о юности я сожалею,
а о лёгкости юной души.

Нет, я жить не хотела бы снова,
я хотела бы лишь одного:
чтоб отпала от сердца больного
неизбывная мука его.

Ведь за муку бывает награда
на последней, предельной черте.
Если так – мне и счастья не надо:
я хотела бы жить в пустоте.

По бескрайней морозной равнине
под немеркнущим инеем звёзд
всё молчит, цепенеет и стынет,
и ямщик у кибитки прирос.

В ледяной он,
                        в хрустальной оправе,
он в студёное марево вжит.
Он не свищет, не хлещет, не правит –
но сама его тройка бежит.

Ольга Харламова, Москва

Лисёнок

«Ты прости, Лисёнок!» –
На асфальте мелом
краткое посланье –
красное на сером,
возле остановки,
где всегда народ.
Чёткий почерк утром
к вечеру затёрт.

Завтра на рассвете
буквы вспыхнут снова
и на прежнем месте
сложится три слова,
возрождённых за ночь,
и который день
текст скупой читает
всяк, кому не лень.

Женщина, мужчина,
брошенный ребёнок,
раненое сердце
ты прости, Лисёнок.

Никита Брагин, Москва

Самовар

Иван Иваныч, самовар,
пузатый витязь в медных латах,
могучий стан, горячий пар –
почто не во главе стола ты?

От века в нашей стороне
с тобою пили и едали –
недаром на твоей броне
теснятся оттиски медалей.

Иван Иваныч, светлый царь
витрины тульского музея!
Здесь гости добрые, как встарь,
с восторгом на тебя глазеют,

но им неведом тонкий дух
черносмородиновых листьев,
и не улавливает слух
на пир сзывающего свиста…

Вернись, былинный богатырь,
воспетый Вяземским и Хармсом,

ведь пол-Европы и Сибирь –
твоё наследственное царство!

И славься за столом простым
владыкою блинов и чая,
Отечества смолистый дым
с водою ключевой венчая!

Ирина Карагодина, Вейделевка, Белгородская обл.

На Пискарёвском кладбище

Тишь...
Пискарёвское кладбище...
В сердце стучит метроном,
Дым от былых пожарищ –
В горле застывший ком.

Сгубленных сотни, тысячи...
Это о них смогла
В камне навеки высечь
Ольга Берггольц слова.

Верю – ничто не забыто,
Знаю – никто не забыт,
...Тётя моя тут зарыта,
Дядя мой здесь зарыт.

В общей лежат могиле,
Жить бы им – не умирать.
– Господи, дай мне силы, –
Горько стонала мать.

... В небо седое глядя,
Скорбный несу букет...
Ване – двухлетнему дяде,
Раечке – тёте трёх лет...

Сергей Маркус, Ольхово, Калужская обл.

На душе блаженство

На душе блаженство:
Пред иконой в ряд
Здесь, на досках струганых,
Деточки стоят.

Я пришёл молитися
Богу и святым.
Но смотрю на маленьких:
Как бы стать таким?

Говорит Евангельем
В слове Сам Господь:
«Царство те наследуют,
Кто по-детски вновь

Мир обнимет ласково,
Всем в любви открыт,
Радостью щекастою,
Свечечкой горит».

Я пришёл молитися
Богу и святым.
Но смотрю на маленьких:
Как бы стать таким?

Виталий Молчанов, Оренбург

Кошки

Виктору Фёдоровичу

По памяти вдоль, как по ровной дороге,
Неспешно бредут стариковские ноги,
И палочки стук раздаётся в ушах.
А рядышком кошки, голодные кошки,
В пакете – кастрюльки да чистые плошки,
Для каждой своя… В тёплой каше и щах
Не густо обрезков колбасных и мяса –
Но пенсии мизер для среднего класса
Достаточен толк понимать в овощах.

Бездомным животным к чему разносолы?
Вот котик с бельмом на глазу, невесёлый,
Был изгнан во двор за увечье своё.
Старик поманил бесприютного пальцем,
И плошка с обедом досталась скитальцу –
Завидует с голых ветвей вороньё.
Судьба человечья так схожа с кошачьей:
И нас выгоняют, и мы горько плачем,
Меняя меха и шелка на рваньё.

Лет десять, день в день, несмотря на погоду,
Хвостатому нёс пропитанье народу
Седой человек, а потом перестал…
Ушёл навсегда, и теперь в райских кущах
Для Божьих котят варит кашу погуще
И щи, раз нектар по знакомству достал.
У нас во дворе молодая соседка
Вдруг с плошками вышла в нарядных балетках,
В добро превращая презренный металл.

Андрей Щербак-Жуков, Москва

Блюз для Светы

Я не спал ночь-полночь, я что-то смотрел,
                                    я что-то слушал и что-то слышал.
И вдруг меня озадачил вопрос,
                                    а зовёшь ли ты меня своим бывшим?
И я вспомнил, как мы на второй день знакомства
                                    ночевали с тобой на камнях Утриша,
Я вспомнил о том, как мы пили вино под сенью лозы
                                    с моим другом Мишей…
За окном моим голуби шумят,
                                    я лежу один и прошу: «Потише!»
Потому что меня взволновал вопрос,
                                    а зовёшь ли ты меня своим бывшим.
И я подумал вдруг, а ведь мы с тобой никогда
                                    не гуляли вдвоём по крышам,
Что у нас была кошка, была черепаха,
                                    но не было рыбок и не было мыши.
Я бы тихо спал, но кому-то нужно,
                                    кому-то важно, кому-то свыше,
Чтобы узнал, ну, зачем-то узнал,
                                    а зовёшь ли ты меня своим бывшим.

Полосу подготовил Владимир Смирнов, член Союза писателей России