Это по меньшей мере странно, а по большей – несправедливо. В музее Пастернака в Переделкине посетителей целый час водят по четырём небольшим комнатам и говорят о чём угодно: об отце-художнике и материпианистке, о «Докторе Живаго» и Нобелевской премии, о конторке, за которой писал, и сапогах, в которых ходил, – обо всём, кроме Ивинской. А ведь Ольга Ивинская была не только возлюбленной или, скажем грубее, любовницей Пастернака – она была его музой, Ларой его романа.
Несколько лет назад Борис Мансуров, автор книги «Лара моего романа», провёл меня по «ивинским местам», и теперь я знаю, где то, о чём не знают – и знать не хотят! – работники музея Пастернака: «кузьмичёвская дача», мостик через Самаринский пруд, могила.
Когда Ивинская, отсидев «за Пастернака» четыре года (по статье «Близость к лицам, подозреваемым в шпионаже»), вернулась из лагеря, Пастернак снял ей полдома – комнату и террасу – в деревне Измалково, близ Переделкина, у некоего Сергея Кузьмича. Сама Ольга Всеволодовна называет четыре года, прожитых на «кузьмичёвской даче», «подлинным счастьем». Лучшим это время было и для Пастернака: время страстной, с новой силой вспыхнувшей любви, напряжённой работы над «Доктором Живаго», ослепительных стихов цикла «Когда разгуляется»:
Недотрога, тихоня в быту,
Ты сейчас вся огонь, вся горенье.
Дай запру я твою красоту
В тесном тереме стихотворенья.
Посмотри, как преображена
Огневой кожурой абажура
Конура, край стены, край окна,
Наши тени и наши фигуры.
Ивинская и Пастернак
«Кузьмичёвская дача» («конура») стала настоящим, в отличие от «Большой дачи» на улице Павленко, домом. Здесь было пережито и счастье – любовь, друзья, «творчество и чудотворство», и горе – страшные дни травли после присуждения Нобелевской премии. Измалковский пруд навечно, как муха в янтарь, впечатан в стихотворение «Нобелевская премия»:
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
Тёмный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, всё равно.
Борис Мансуров в своё время показал мне «кузьмичёвскую дачу» со стороны. А прошлым летом я позвонила в дверь калитки. Оказалось, что сейчас здесь живёт Вера Павловна, вдова внука Кузьмича. Она дала мне телефон другой Веры – Ивановны («Верочки» из книги Ивинской «Годы с Пастернаком»), внучки Кузьмича.
– Какой была Ивинская?
– Красивой!
– А Пастернак?
– Молодым!
– А ещё?
– Простым и… щедрым. Приносил Кузьмичу бутылку, а мне, девочке, конфеты. А как-то подарил платье и серебряную ложку…
Ходил Пастернак в Измалково по деревянному мостику: там местные жители, в основном алкаши, его каждый день в определённый час и поджидали. А он приносил пряники, бублики, деньги. И вот Ольга Всеволодовна однажды говорит: «Боря, мост такой ветхий, лучше иди в обход!» А Пастернак отвечает: «Что ты, Лелюша! Там ведь люди ждут!..»
В этом – весь Пастернак, сказавший:
Я льнул когда-то к беднякам
Не из возвышенного взгляда,
А потому, что только там
Шла жизнь без помпы и парада.
Когда при мне говорят о том, что поэзия и поэт никого ничему не учат, я пожимаю плечами и думаю: «Просто вы не умеете учиться!» Разве не даёт урока великий Пастернак, умевший быть счастливым в «конуре», обретавший рай в «шалаше»? И разве не актуально это в наши дни, когда люди, по словам старца Зосимы, «вещей накопили больше, а радости стало меньше»?»
…Я включила «кузьмичёвскую дачу» в маршрут, которым вожу экскурсантов по Переделкину. Приезжайте – будем учиться быть счастливыми. И не бойтесь потерять время: счастливые часов не наблюдают, ведь это для них:
…дольше века длится день,
И не кончается объятье.