Прошло 30 лет с того солнечного дня золотой осени, когда четыре танка, заняв боевую позицию, открыли огонь по окнам здания российского парламента, по Белому дому. Таким способом был положен конец кровавому противостоянию президентской власти Бориса Ельцина и восставших против неё гражданских и военных чинов.
Кто в кого стрелял?
Я не собираюсь касаться хронологии событий. Остановлюсь на личных впечатлениях.
Запомнилось, как 3 октября, после захвата мятежниками здания Московской мэрии, генерал Альберт Макашов провозгласил с её балкона: «Отныне в нашей стране больше не будет ни мэров, ни пэров, ни херов!»
Я, как и многие москвичи того времени, успевшие свободно побывать за границей и забывающие скуку советского ТВ, был в недоумении. Звучали и более резкие призывы: «Раздавить гадину!» (Верховный Совет), как выразился журналист Юрий Черниченко.
По телевизору шли репортажи из столицы. Где-то жгли покрышки, на Крымском мосту толпа под предводительством Анпилова сметала милицейские заслоны (один молодой милиционер был растерзан). На Красной Пресне силы правопорядка, в свою очередь, применяли оружие против повстанцев.
Однако обычная мирная жизнь непостижимым образом соседствовала с пожарами и стрельбой из бронетранспортёров, с нападениями на редакции газет, на банки... В здании на улице 1905 года, где располагались «Московский комсомолец», «Московская правда», «Вечёрка», косой автоматной очередью прошили стёкла на лестничной площадке, где мы часто курили. А жители как ни в чём не бывало шли себе к метро…
Руцкой, не зная, что его снимает притаившийся в Белом доме телеоператор, орал в трубку, взывая к командиру авиаотряда в Кубинке: «Подымай самолёты и бомби Кремль, ты же христианин, ёптыть!»
Психоз санитара морга
В ночном эфире с 3 на 4 октября – кадры из освобождённого правительственными войсками телецентра. Репортёры прямо на глазах у зрителей считают трупы сотрудников «Останкино» – редакторов, выпускающих, техперсонала. Десять... Двадцать... Все застрелены при налёте повстанцев. Ещё 26 человек полегло снаружи под огнём невесть откуда прорвавшихся бэтээров.
Нам показывают ряды каталок, на них – покрытые простынями тела. Юноша-санитар из морга с нездоровым мучнистым лицом отгоняет репортёра: «Я же говорю, нельзя снимать!» Но оператор продолжает крутить камеру. Санитар в приступе психоза срывает окровавленные простыни с трупов, открывая изуродованные пулями лица: «Да снимайте, мне-то что, хули!..»
Всю ночь с 3 на 4 октября пялюсь в телевизор. В студии один за другим сменяются известные общественные деятели, артисты, писатели, учёные. Почти все говорят о необходимости применить законную силу против мятежников. Звучат и голоса, призывающие к мирному диалогу, хотя их крайне мало. Почти вся творческая элита – за немедленный штурм Белого дома.
Утром показывают Ельцина. Прилетел на вертолёте из резиденции на Валдае. Идёт вдоль кремлёвских елей, рядом – Грачёв. Ельцин спокоен и задумчив, министр обороны нервничает, суетится.
Немного поспав, ближе к обеду, еду в центр. В электричке, идущей в Москву из моего родного Расторгуево, народ бурно обсуждает: когда же сдадутся белодомовцы? За окном, на перегоне между Бирюлёво и Чертаново, аршинная надпись на бетонной стене: «МК», «Куранты» – газеты для педерастического ума!»
Шарик улетел. И лопнул
У начала Калининского проспекта встречаюсь со старым другом Серёжей Зениным из «Российской газеты». Впечатление, что попали на народное гуляние, и чем ближе к эпицентру событий, тем гуще толпы. Идут сотнями и сотнями навстречу канонаде – нарядные, с детьми в колясочках, у малышей в руках воздушные шарики. На «Калине» бойко торгуют киоски. А вот пункты обмена валюты закрыты: ждут-пождут менялы, чья возьмёт. Вдруг через час-другой доллары и марки будут запрещены... Или, наоборот, взлетят до небес.
Слева, на самой верхотуре высотки, словно воробьи, усеяли кровлю мальчишки. Пацаны видят людской поток внизу, но, конечно, не знают, что, например, на площади перед Белым домом, как я и сам узнал позже, ещё один мой друг – врач скорой помощи Коля Улитин вытаскивает из-под огня раненых. Кто они? Прохожие, военные, защитники Белого дома? Коле всё равно, в свой выходной он прибыл под выстрелы по зову совести.
Чтобы обойти праздничную толпу и попасть на мост, сворачиваем с Серёгой в переулок. Тут натыкаемся на ментов с укороченными «калашами». Один, припав на колено, палит очередями куда-то вверх, в сторону чердака. Автомат бьёт, заставляя нас содрогаться. Толстый милицейский майор орёт нам: «Вы что, ох...ли? А ну быстро прижаться к стене!» Влипаем спинами в старинную дверь подъезда.
Мы видим, как толпы людей движутся к Белому дому. Вот путь им преградила цепь сотрудников правопорядка с автоматами. Что-то кричит командир, народ его не слушает. Внезапно – длинные очереди поверх голов, для острастки. Визги и крики детей и женщин, люди кидаются назад, прочь, прочь... Жёлтый шарик, выпущенный ребёнком из рук, лопается над толпой бегущих и сметающих друг друга людей. Похоже, в шарик попала пуля…
И надо всем этим безумием вдруг раздаётся гулкий, низкий звук – будто кто-то со всей дури саданул по огромной пустой железной бочке. Это первый выстрел одного из четырёх танков, стоящих на мосту. Вот снова – бум-м, бум-м, бум-м! Начался методичный обстрел Белого дома…
Мы идём по Тверскому бульвару к метро. У обменника – несколько жаждущих купить-продать валюту. Хозяин пункта, грузин по имени Гога, неотрывно смотрит в телевизор и не торопится менять доллары и марки. Выжидает. «Гога, ну давай уже!» – умоляют завсегдатаи-валютчики. Тот вдруг встаёт, крестится на телеэкран: «Всё, Елтсын пабэдыл! Давай в очэредь, можна пакупат и прадават!» Игра сделана.
Александр Аннин, писатель