Александр Балтин
Школа на школу драться – на пустыре: обширном, как…
Космос здесь не подходит, ибо подразумевает некоторое, если не абсолютное, величие, здесь ничего не подходит: только струны гитарные, что, накрутив на палец, резко, как бросок змеи, разматывались для удара, колы да кастеты, выкидухи…
– Серый, сзади!
Выворачивается ловко, ногой вышибает выкидуху, а Валет, предупредивший уже заехал меж глаз кастетом выпендрёжнику из другой школы.
Драться школа на школу на пустыре, а в городишке – дранном, как старый мешок, дрянном, как безденежное похмелье (все пьют с двенадцати) всего пять школ, и Валет, поднаторевший в смысле драк, предложил пацанам ларёк подломить.
Подломили, взяли муру, да их повязали, и пошли по малолетке.
Судьба Валета закрутила резко: попал к блатным, те учили – карманному ремеслу, тяге сквозной, квартирным вариантам, всему…
В городишке, где папаша спивался, а мать гуляла, больше не объявился, восходящей звездой советских блатарей став…
Работал виртуозно: гастроль – три квартиры, и на Юг, где море лазорево синеет, и такие девочки…
Усат, хват, ловок во всём, к деньгам – тьфу!
Всегда есть…
Попал-таки, сколько бы скользок не был, на взрослую зону: узнал, что по чём, но и – короновали тут, об подвигах его известно было.
Дальше – осторожен.
Работает только один, метода та же – гастроль: три квартиры.
И как отслеживал: рыл словно в воздухе крот норы, в бинокль наблюдал с лестничных площадок домов за соседями, изобретателен: в академическую квартиру зашёл, консьержке сказав, улыбчив и обаятелен – лекарство, мол, академику, а сам барахлишко дорогое в ящики сложив, в мусоропровод спустил: и с пустыми руками вышел, помахав старушке.
Три квартиры – Юг.
Матереет.
Скучно становится.
Впервые – четыре взял, больно солидный толстосум попался, из теневиков, в однушке внешне убогой под полом столько денежных пачек, а потом, нарушая территорию, Валет в Питер рванул, и там квартиру обставил.
Свои ж – почерк узнали, на правилку дёрнули.
Вернее, цинковать по всей стране стали: Кто Валета видал? пусть немедленно на правилку явится…
А он в Адлере завис, в советское-то время – кайф…
Завис, барахлишко местного барыги дюзнув, знакомому скупщику сплавлял, тот про цинк призывный и сказал.
Да и предложил за дельце новое: паспорт чистый выправить, история была – мол, снабженец, по стране носило, и вот, в Москве решил осесть, кооперативчик купить…
Квартиру – то есть.
Сделал дельце Валет: чисто, как всегда, комар носу не подточит, на правилку явился: мол, господа воры, кто меня видал? С чего такая претензия? Те – И впрямь, Валет никогда территорий не нарушал! Да и симпатяга был! Ну и сняли с него претензию.
Он обстряпал дельце, кооперативчик купил, обставился, да подругу себе присмотрел – в магазине работала, крепкотела, разбитная да весёлая, сколько счастья подарит.
Мол, снабженец и снабженец!
Да и правду – завязать решил, устроился по снабженью – ловок был, как чёрт, многое мог.
А когда дитёнок у него родился, совсем преобразился человек: будто и не был… кем был.
Всё бы с дитёнком: маленький да забавный, как стал ходить, да конструкторы собирать, не налюбуется Валет на головку, очерк её, задумчив мальчишка.
Рос ладным.
Денежки у Валета на сто годов вперёд припрятаны, да и драгоценности были, жена не подозревала, уволившись, должность снабженскую Валет правил умело, а свои не беспокоили: откололся, мол.
Тогда по-другому было.
Жена домохозяйкой стала: щи такие варит, закачаешься! Борщи густеют – ложка стоймя стоит, а заливное! Поэма!
Гуляет Валет с мальчишкой, парк осенний так солнцем просквожён: любоваться нет сил, и в душе звучит нечто – такое приятное.
– Па, а кем ты работаешь?
– По снабжению я, сынок.
– Как это?
– А что надо какому предприятию, то и достаю…
И любовались листвою, собирал мальчишка, а потом с горки катался.
Математика в школе хорошо шла.
Хорошо, отменно, по этой линии и двинет.
Валет гордится.
Вдруг… упадёт слово: не поднимешь уже.
Жена задыхаться стала, губы синеют…
Любых бы врачей достал Валет, да не помогло ничего: расколол её инфаркт, а жили, как хорошо! и сынишка уже вырос-выучился, в НИИ работает, и…
Плакал Валет на похоронах, за край гроба держался, внутри него – гроб горя стоит, тяжёл, неподвижен.
Сидит Валет дома, стар, сух, сед, чувствует – и его час приходит.
Надо сынишке рассказать, как жил, а правда ворочается в нём – колючая, грязная.
Жена – ничего не знавшая – образом перед глазами: туманна, но и ясна, чувствует Валет – и его сердце заходится, переломится.
Сына позвал.
Всё рассказал.
– Пап, не выдумывай, какой ты вор?
– А вот так, сынок. Завязавший я вор.
И показал тайники в квартире, и рассказал про другие, где что спрятано.
Союз ещё качался, ещё жил, а умер Валет – под девяносто первый год, краха не застал уже.
Сын один остался: работа есть, денег отцовых в избытке, только понять не может: как так – батя его, тишайший, нежный, и вор, однако – вот же: полно драгоценностей, деньги пачками.
Когда они обесцениваться стали, принялся драгоценности продавать, продавал, тянул, зарплата совсем маленькая в НИИ после развала Союза..
Никто из воров не искал сих денег.
Что дальше-то – Валетов сын?
Кооператив может учредишь?
Как история?
Не знаю…
На сына б я ещё потянул, хоть в математике ни бум-бум, а на Валета вряд ли, да и могло ли так быть – не представляю совсем.
А вдруг было?
А, Валет?