Из поэзии второй половины XX века
Оттолкнувшись от крыш Старого Оскола, зрители переносятся в большое молдавское село начала 90-х годов. На сцене спектакль Тимура Галеева «Долина аистов» по мотивам произведений советского драматурга Иона Друцэ.
Мимо сидящих на завалинке каминного зала Старооскольского театра для детей и молодёжи покатится колесо года, от лета до лета.
Протанцуются праздники, выплачутся слёзы, соберётся урожай молодого винограда, «перемелятся истины, переменятся моды»... Всё пройдет и закончится, чтоб начаться снова.
Сам режиссёр назвал спектакль «путешествием домой». Для него, родившегося в Кишинёве, постановка стала возможностью показать культуру своей Родины и говорить о близкой сердцу, очень личной истории – обе задачи решены с театральным успехом.
Было время, когда произведения Друцэ ругали, запрещали к постановке. Говорили, мол, нет в них завязки и развязки, нет «лампы Ильича», нет гимнов советской власти.
Зато есть море любви. А зрители кишинёвского театра «Лучафэрул» писали драматургу, что на спектаклях по его пьесам встречали будущих супругов.
В основе постановки Тимура Галеева композиция из четырёх историй – «Птицы нашей молодости» (с ней в своё время работал и Борис Равенских, чьё имя носит театр), «Именем земли и солнца», «Дойна» и «Каса маре».
Судьбы героев инсценировки переплелись и связались. И нельзя не отметить, сколь искусным получился этот узор, словно вытканный на архаичном ковре, яркий и завораживающий.
Закатное солнце позднесоветской жизни. Три крыши: добротная, погребающая под собой Вету (Юлия Черноусова), откуда поднимет её только тревожная роль метронома; соломенная крыша каса маре – прохудившаяся, но откликающаяся на заботливые руки, и железная – бездушная, зато, кажется, всё выдержит. В простой сценографии Ольги Подболотовой – жизненная меткость.
С первого же знакомства, с первой мизансцены спектакля чувствуется конфликт и колорит. Чувствуется, что под каждой крышей, в каждой избушке свои поводы для печали и отрадных песен.
Выросший в молдавском селе Ион Друцэ вспоминает, что вдохновением ему служила сама тамошняя жизнь, где в воздухе гирляндами были развешаны добрые и поэтические реплики. Спектакль, как и его источник, насыщен почти неуловимой, труднопереводимой с напевного языка тёплой интонацией, которая чарует, словно лирическая народная песня – дойна.
Проза Друцэ – материал, благодарный традициям психологического театра, неисчерпаемыми возможностями которого дышит и «Долина аистов». В ней тихое изумительное чувство жизни, чуждое украшательству условными знаками и крупными жестами.
Жители села ждут прилёта аистов. Нет среди ожидающих только председателя Тудора (Андрей Костиков). После его назначения символы благополучия перестали прилетать в Долину аистов. Трудно оказывается главе сплести воедино материальное и духовное. Но то ли голубые глаза и личное обаяние актёра тому виной, то ли Тудору самому не дано понять этого, а видно, что в самодельных уютных гнёздах он заинтересован не меньше других.
За энергичностью движений главы семьи Русу есть мягкость. Не вальяжная, но отеческая. За желанием подрезать крылья близким – благие намерения.
Можно ли, например, осудить его за то, что, оберегая нездоровую жену, он обрекает её на вечную фасоль. Ограничивает семейное гнёздышко двумя мешками и низкой деревянной скамейкой.
И пусть подвержен председатель «излишествам нехорошим», не может найти контакта с собственными детьми, превратил жену в часть декорации, а затанцует так, что и ты захочешь пуститься с ним в пляс.
Чужой на этом празднике жизни его сын Хория. Живя на сцене будто вжавшись в углы, ему явно некомфортно в центре, куда выводит больше необходимость, чем желание. Сергей Скоков органичен и в роли тихого обидчивого заучки, и когда на плечи этого «человека в футляре» ляжет ответственность за село.
Смена характера проходит незаметно. И не последнюю роль тут играет Докица (Валерия Ивличева). Девушка совершенно не из этой жизни. Привёзшая откуда-то из столицы стильные брючки, завитые локоны и холодное кокетство. С бескомпромиссно приподнятым подбородком, она привыкла указывать только на чужие ошибки. Нет в Докице ни грана простоты, лёгкости Долины аистов.
Зато есть это в сестре Хории – Софийке (Анна Величкина). Инфантильная, нелепая в своей первой любви и нарядном платье, с которого впопыхах забыла обрезать бирку. С не встречающимися сегодня честно глядящими вверх глазами, которые не замаскирует и гипюровая взрослящая блузка. Таким обязательно, до зарезу нужно влюбиться в плохого мальчика.
Найдётся среди героев и такой. Первый парень на селе – роскошный, но тоже нелепый Пэвэлаке (Егор Лифинский). Образ поп-певца в слепящих глаза белых брюках и богатой шубе создан с преувеличением, но и с житейским соответствием характеру, как это и должно быть в настоящем психологическом театре.
Молодой Кожокару собрал вокруг себя фан-клуб, в котором и Элеонора (Евгения Яврумова) – бой-баба, законодательница мод, и наивная девушка Тудосийка (Екатерина Алексеева).
А засмотрится Пэвэлаке на Василуцу (Марина Карцева). Пусть его плечи «отзываются на каждый напев, а её волнуют только грустные песни», пусть она давно привыкла отвечать в селе за чужое счастье. Но захочется и Василуце снова распустить волосы, открыть наконец каса маре и станцевать неистовую «Периницу».
И пусть громче играет сумасшедший оркестр, который тут словно из «Времени цыган» (в оригинале «Дом для повешения») Эмира Кустурицы. Ведь если помирать – так с музыкой, а если сгорел сарай, то и остальное переживём.
Как и присуще психологическому театру, обилие музыки в спектакле не украшения ради. Ион Друцэ говорит, что у каждого человека есть мелодия. Гостеприимные народные мотивы, лиричные баллады Евгения Доги или задорные «Zdob si Zdub». Каждый герой тут знает свою.
Кажется, долгожданные птицы вернулись в село. Увядшая красавица Паулина (Екатерина Бойко) ждёт ребёнка. «Жизнь начинается с самого начала» – тоже цитата Друцэ.
История «Долины аистов» выходит далеко за пределы сценического пространства, в нём нет ни её начала, ни конца. Нет кульминации, нет главных и второстепенных героев, нет хороших и плохих. Зато есть то, что казалось навсегда утерянным, – есть жизнь в моменте, в которой за бытовым скрыто метафизическое.
Дарья Пархоменко (семинар Григория Заславского в СТД)