В нынешнем театральном сезоне во Франции, как никогда, много Чехова. Большие и маленькие театры показывают его пьесы и инсценировки рассказов, на радио идут передачи, посвященные великому писателю. Только в Париже в 2023 году шли около двадцати спектаклей - от «Чайки» и «Дяди Вани» до «Черного монаха», «Медведя» и «О вреде табака».
За полвека своей сценической деятельности больше всех чеховских спектаклей здесь создал известный режиссер Ален Франсон, главный французский знаток нашего классика, который ставил практически все пьесы Антона Павловича. Его традиционное прочтение Чехова, стремление сохранить аутентичную атмосферу его спектаклей, убеждена парижская критика, пользуется несравненно большим успехом у публики, чем попытки радикальных «мастеров культуры» «стряхнуть с него пыль» - иными словами, предложить «новаторский» подход к классику. С Аленом Франсоном встретился парижский собкор «ЛГ».
«Загадка, завернутая в тайну»?
- Чем вы объясняете такой неистощимый интерес к Антону Павловичу не только во Франции, но и во всем мире?
- На мой взгляд, он связан с тем, что проблемы, которые стоят перед людьми во все времена и эпохи, остались сегодня теми же, что и во времена Чехова. Современным остается то, что не актуально – звучит, быть может, парадоксально, но достаточно справедливо. В отличие от других драматургов – например, Ибсена - у Чехова нет иерархии в темах. За чем-то самым банальным, будничным, казалось бы малоинтересным у Чехова скрываются извечные экзистенциальные проблемы, разворачиваются порой трагические события. Действие в его спектаклях развивается между смехом и слезами. Это прекрасно чувствует и нынешняя публика.
- Черчилль считал Россию «загадкой, погруженной в тайну и помещенной внутрь головоломки». Наверное, эти слова относятся и к чеховской драматургии, которая и поныне не открыла полностью своих секретов. Для вас чеховские пьесы – это водевили, комедии, драмы или даже трагедии?
- Я думаю, что автор сам не всегда это понимал и постоянно сомневался, колебался в определении жанра. К примеру, первый вариант «Иванова» он называл комедией, а второй превратился в драму. И между двумя версиями существуют большие различия. Во Франции всегда играют «Иванова» как драму. Может, я когда-нибудь представлю эту пьесу как комедию. Та же проблема касается «Лешего», которого принято считать первым вариантом «Дяди Вани» и самим «Дядей Ваней» - произведение, которое автор назвал «Сценами деревенской жизни». Зритель и читатель часто не обращают внимания на выбор подзаголовка, но он очень важен. Думаю, что каждая его вещь одновременно и драма, и комедия, которые тесно взаимосвязаны.
Фантазмы русской души
- Но герои Чехова часто живут надеждой и верой, которые могут показаться наивными. Вспомним хотя бы знаменитый заключительный монолог Сони в «Дяде Ване»: «Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую…»
- Чехов - даже если описывает сумерки эпохи или ее конец – верит в возможный прогресс человечества. Я вижу в нем драматурга -врача, который пишет скальпелем. При этом он сострадает, он отзывчив, добр, лечит людей, строит больницы, школы, библиотеки, уже больным, совершает поездку на остров Сахалин. Одновременно он полон меланхолии – подобно своему герою Иванову – персонажу, который меня больше всего потрясает каждый раз, когда я вижу его на сцене.
- Понимает ли французская публика чеховские пьесы?
- Надеюсь, что да - по крайней мере, мне хочется в это верить. Даже мои друзья считают: чтобы понять Чехова, надо иметь русскую душу. Мы все пытаемся это сделать – может, нам это удается процентов на 80 процентов, но для ее постижения нужны большие усилия. Не фантазм ли русская душа, о которой сказано так много? Так или иначе, в чеховской драматургии есть что-то сугубо русское, связанное с русской природой, необозримыми просторами, степью, тогда как у нас во Франции все это имеет несравненно более скромные масштабы.
- Для чего вы устраиваете для актеров читку чеховских пьес на русском, которого они не понимают?
- Я всегда приглашаю известного переводчика Андре Марковича – его мать русская - читать нам чеховские пьесы на языке оригинала, слушать его мелодику и ритм. Я обычно снимаю во французском переводе Чехова почти все запятые и добиваюсь этим более живого звучания.
«Я открыл Чехова благодаря его рассказам»
- Как случилась ваша первая встреча с Чеховым?
- В 16 лет лицеистом впервые увидел «Дядю Ваню» в Сент-Этьене (родной город режиссера в центральной Франции -Ю.К.) И она мне не понравилась. Я не мог понять, как можно сочинять и показывать на сцене такую скуку о скучающих людях зрителем, которые скучают в зале. Вполне возможно, что постановка была весьма посредственная. В дальнейшем я открыл Чехова, читая его рассказы. Затем я посмотрел его пьесы, которые стали для меня откровением. Прежде всего, меня потрясли «Три сестры» в легендарном спектакле Петера Штайна (в берлинском театре «Шаубюне» - Ю.К.).
- В чем разницамежду русскими и французскими актерами?
- На этот вопрос трудно ответить. Есть разница даже между двумя французскими актерами, не говоря уже о русских. Преподавание в государственных театральных школах в Париже, Страсбурге, Лилле и в других городах построено прагматично. В результате наши актеры часто изъясняются примерно так же, как говорят в плохих французских фильмах - в стиле натурализма, который не представляет никакого интереса.
- Чехов безжалостно отозвался о Саре Бернар, которую во Франции и поныне считают своей величайшей актрисой. «В ней нет огонька, который один в состоянии трогать нас до горячих слов, до обморока, - писал он, посмотрев в Москве ее спектакли. - Каждый вздох Сары Бернар, ее слезы, ее предсмертные конвульсии, вся ее игра— есть не что иное, как безукоризненно и умно заученный урок… Каждый шаг ее— глубоко обдуманный, сто раз подчеркнутый фокус… Во всей игре ее просвечивает не талант, а гигантский, могучий труд».
- Да, я знаю такое чеховское отношение к Саре Бернар. Действительно, в ее исполнении было много искусственности. В ту эпоху французский театр был очень декламационным, увлекался внешними эффектами. И вполне понятно, что это было очень далеко от того, что ждал Чехов от актерской игры. Однако не надо забывать, что он был критично настроен по отношению к игре свой жены Ольги Книппер . Да и порой к самому Станиславскому…
- Так или иначе, Станиславский сыграл, быть может, судьбоносную роль в судьбе его пьес.
- Замечательно, что они встретились. Если бы не Станиславский, несмотря на всех разногласия, неизвестно, каким был бы Чехов – драматург. Когда я ставил Чехова, я всегда просил, чтобы мне переводили заметки Станиславского. Страшно интересно читать все, что он писал о его пьесах.
- «Я люблю русских актеров, для них играть на сцене — все равно, что священнодействовать. Их отличает исключительно высокая эмоциональность. Они играют скорее сердцем, чем головой » ,- сказал мне однажды Петер Штайн.
- Я считаю, что дело не в том, чтобы выбирать между сердцем или головой. Надо не забывать и о роли инстинкта. Удивительно, что такой мэтр как Петер Штайн ничего не говорит о таких важнейших вещах, как подсознание.
- Кстати, известные театроведы считают, что именно Петер Штайн по-прежнему наиболее истово отстаивает принципы Станиславского, который говорил: «Единственный царь и владыка сцены – талантливый артист». С тех пор много воды утекло. Разве теперь эту роль не взял на себя режиссер?
- Обычно я готовлю пьесу к постановке с моими ассистентами, драматургом, сценографом в течение года. Начиная репетиции, я не объявляю с места в карьер о том, что знаю, как надо ставить. Напротив, пытаюсь специально забыть все, что мне известно, смотрю на актеров и жду, что они скажут. Умею их слушать. Тогда для меня царь - это действительно актер. Но его надо сопровождать, помогать ему. Так или иначе, не люблю слова «руководить». Стремлюсь вместе с ними к максимальной простоте.
Искать Чехова надо в кратере вулкана
- Некоторые режиссеры призывают «стряхнуть пыль» с классики, обновить ее, и для этого переносят действие в сегодняшний день.
- К текстам я отношусь исключительно бережно, терпеть не могу фамильярного с ними обращения. К любой классической пьесе надо подходить, как археолог, который пытается через временные пласты дойти до сути, обнаружить неизвестное. В случае Чехова, например, как я уже говорил, надо перечитывать дневники Станиславского, чтобы понять, кто и как играл в его спектаклях различные роли. Чтобы добраться до главного, надо разбирать фразу за фразой, медленно погружаясь в текст, как в кратер вулкана, опускаясь на самую глубину, где кипит лава в ожидании взрыва. В этот момент ты вдруг видишь, что перед тобой почти новая пьеса. Напротив, все, кто хочет сыграть пьесу по- модному, обновить ее, предлагают нечто свое, утверждая, что Чехов должен быть именно таким. Я видел постановки «Дяди Вани», которые были для меня невыносимыми. Скажем, в одной из них убрали самую первую сцену с доктором Астровым и старой няней. Зачем? Она очень важна. Можно придумать и другие фокусы. Всегда возникают вопросы: профессор Серебряков действительно болен или лишь притворяется? Помню, как в одной из восточноевропейских стран видел спектакль, где актер в роли Серебрякова был действительно болен. Получилось великолепно.
- В прошлом году отмечался полувековой юбилей вашей сценической деятельности. Напомните, кого из русских классиков вы ставили.
- За исключением «Лешего», ставил все чеховские пьесы, в том числе дважды - «Дядю Ваню». Кроме того, показывал три драмы
Горького – «Дети солнца», «Враги», «Дачники», а также тургеневский «Месяц в деревне». С огромным восхищением отношусь к Горькому, драматургу исключительной силы, в котором вижу чеховского наследника. В письмах Чехову по поводу «Дяди Вани» Горький пишет, что спектакль его потряс («Плакал как баба…Ваш «Дядя Ваня» — это совершенно новый вид драматического искусства, молот, которым Вы бьёте по пустым башкам публики». – Ю.К.). Чехов обладал исключительной интуицией. Он видел, что наступает конец века, и между ним и Горьким есть тесная связь. В числе выдающихся его пьес назову также такие, как «На дне», «Последние», «Мещане».
«Медведь» успешно вернулся на сцену
- После начала боевых действий на Украине один французский театр впопыхах отменил постановку чеховской одноактной комедии «Медведь». Эта отмена спровоцировала огромный скандал, который вышел на правительственный уровень. Тогдашний министр культуры Розлин Башло встала на сторону наших классиков: «Мы не прекратим слушать Мусоргского, мы будем исполнять Чайковского, мы не перестанем играть Чехова». И «Медведь» с большим успехом о вернулся на сцену.
- Уверен, что играть сегодня Чехова – это показывать образ близкой нам России, которая остается с нами. Даже если сегодня это не так.
- Согласно официальным данным, в Париже существует 130 театров, в которых каждую неделю идут около 300 спектаклей. Не слишком ли их много даже для города, который претендует на звание европейской театральной столицы?
- Действительно, это невообразимо много. Но дело не только в количестве спектаклей, но и в их качестве. В последние годы многое изменилось во французской театральной жизни. К сожалению, сильно потускнели государственные театры, к которым относятся расположенные в Париже «Комеди Франсез», «Одеон», «Театр де ля Коллин». Напротив, преуспевает частный театр который не отнесешь к числу передовых и в котором часто много вульгарного.
- Ну а что нового на парижских подмостках? Не грядет ли театральная революция с появлением нового поколения? Среди «новаций» громко прозвучали постановки, в основу которых положены сценарии популярных фильмов.
- Да, пришло поколение новых режиссеров и актеров, но по-прежнему очень мало появилось новых авторов…Я против использования кинематографа в театре. Ничего хорошего не получилось, когда Иво ван Хове (модный бельгийский режиссер – авангардист – Ю.К.) перенес на сцену «Комеди Франсез» знаменитую картину Лукино Висконти «Гибель богов». Или когда в театре забавляются с фильмом «Фанни и Александр» Ингмара Бергмана. Или берутся за ленту Этторе Скола «Необычный день» ( этот спектакль гастролировал во Франции - Ю.К.). Нужны драматурги, которым надо помочь показать их произведения. Я взялся за пьесу молодого автора Николая Дуте «Психологический момент».У меня ушло целых три года, чтобы найти продюсеров и довести ее до сцены.
«Франция одичала!»
- Во Франции резко выросло число терактов, убийств, случаев массового вандализма. Во время недавних бунтов в стране поджигали общественные здания и в частности, школы, устраивали расправы над учителями – одному их них, Самюэлю Пати, с криком «Аллах акбар!» отрезали голову. В 2021 году вы сами чуть не погибли в южном городе Монпелье, когда на улице среди бела дня вас тяжело ранили ножом. «Франция одичала!» - бьют тревогу политики и социологи.
- Я оказался случайной жертвой. На меня молча напал сзади молодой алжирец Мохамед Камель, у которого были какие-то семейные проблемы. Сам он не состоял ни в какой террористической группе, но находился под их влиянием. Суд присяжных приговорил его к двадцатипятилетнему заключению… Не знаю толком, что значит «одичание», но совершенно ясно, что французское общество сталкивается с очень серьезными проблемами. Сегодня результаты катастрофические. Большая доля ответственности за это лежит на государстве и на самих французах, которые выбирают своих правителей. Недостаточно лишь говорить об «одичании», надо понять его причины и как-то изменить нынешнюю ситуацию - хотя у меня и нет особой надежды… Когда я шел на нашу встречу, увидел на стене дома написанный красной краской лозунг «Да здравствует вооруженная борьба!» Это страшный симптом. Он есть не только во Франции, но и в других странах.
Беседу вел Юрий Коваленко, Париж
«ЛГ»-досье
Театральный режиссер Ален Франсон родился в семье шахтера 16 января 1945 года в индустриальном городе Сент-Этьене. В юношестве увлекался футболом. В университете изучал историю искусства, Посвятил дипломную работу знаменитому архитектору Ле Корбюзье. В 26 лет основал свой первый театр в городе Анси. В течение четырнадцати лет руководил в Париже «Национальным театром де ля Коллин». На разных французских сценах поставил в общей сложности около ста спектаклей – в том числе, почти все пьесы Чехова, а также Горького и Тургенева. Кроме того, он известен своими постановками таких драматургов, как Расин, Мольер, Мариво, Ибсен, Брехт. Ионеско, Беккет, Бонд. Трижды получал высшую театральную награду Франции – премию «Мольер», в частности, за спектакль «Вишневый сад». Преподает в Высшей национальной консерватории драматического искусства Парижа и в других театральных школах.