Собepу-ка я за одним столом – эх, хватило бы только вина! –
Тех, кто в мире ином, тех, кому за сто и кого забрала война.
И – живущих друзей, благо рядом их дом, стоит только мобильный нажать.
Позову я и тех, что ушли за кордон: мне их тоже, признаться, жаль.
Начинается пир! Где и песни, и стон, где на тризне – и слёзы, и смех.
(Может, это – явь, а скорее – сон). Как я ждал, как люблю их всех!
И встаёт во весь рост борода-тамада. Первый тост он готов сказать.
Поддержали и грохнули хором: «Да!» Первый тост, конечно, – за мать.
Поднимается юная, кудри – вразлёт, на рубашке – от пули ожог:
«Я за Родину пью, за советский народ. Пусть Россию Господь сбережёт!»
Я в сторонке сижу, завожу патефон, «Рио-рита» задорно звучит,
Но встаёт паренёк, видно – молодожён, третий тост паренёк говорит:
«Мы пришли и уйдём. Высоко-далеко. Но останутся дети... – затих, –
Пью, чтоб в новых веках им дышалось легко». И воскликнули гости: «За них!»
А ещё за кого? А ещё – за того! Пусть не будет никто позабыт.
И зелёное льётся в бокалы вино... Только утренний ветер знобит.
Ах, куда ж вы, куда? Значит, встрече – конец? А хотелось ещё говорить!
«До свидания вам!..»
Опустело.
Отец?!
Трёхлинейная лампа горит.
Он сидел и молчал, подпирая главу. Дождь по стёклам бесшумно стекал.
Я потом, я потом вам Его назову...
Утро. Стол. И – гранёный стакан.