Отрывок из повести
Николай Тимохин
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Родился в Москве в 1987 году. Окончил Университет Российской академии образования по специальности «Философ. Преподаватель философии» в 2011 году. Опубликованы научно-философские статьи в журналах «Знание. Понимание. Умение.» и «Научные труды МосГУ». Автор неопубликованных художественных произведений: романа, повести, нескольких стихов и философских очерков. В данный момент работает над новым романом. Официально трудится в должности курьера в информационном холдинге РБК. Живёт в Москве.
Философия есть, собственно, ностальгия,
стремление повсюду быть дома.
Новалис
Глава I. Странник
Город Веснянск – Сверхцивилизация Странников – Страшная машина – Однокурсник – Ходячий Обломов – «Пока-пока!» – Древние кочевники и современные города – Мнения родителей.
Работница книжного магазина подошла к старшей коллеге, стоящей за кассой, когда разошёлся народ.
– Надежда Михайловна, он опять там уснул!
– Кто?
– Да странный этот парень, который зачастил в наш магазин. Он может пугать покупателей. Вчера мне старушка одна про него сказала, а сегодня уж сама увидела, как он… дрыхнет. Почивает, вернее…
– А как это, на чём он спит?
– Да на стремянку уселся… И главное – в обнимку с книгами.
– Ну что я могу тебе посоветовать? Разбуди!
– Да я… Это…
– Боишься?
– Да, и боюсь, и стесняюсь. Не могу, словом.
– Ну ладно, становись за кассу.
Старшая продавщица прошла вдоль стеллажа и увидела то, о чём слышала. Там, где были книги мистического и эзотерического направления, на стремянке, предназначенной для снятия книг с верхних полок, уселся парень, который довольно мирно посапывал, приоткрыв рот и удерживая в руках целую стопку набранных книг. Здесь явно было не место для сна, и потому Надежда Михайловна решила особо не церемониться.
– Молодой человек! – строго окликнула она.
Тот коротко простонал, как бы переспрашивая, и чуть повернул голову, но всё ещё во сне.
– Молодой человек! – работница теперь взялась за его плечо. Одновременно раздались два крика, у парня на полсекунды раньше. Стопка книг рассыпалась по полу.
– Всё-всё, я уже иду – в полусне прокричал парень, продолжив возвращаться в реальность – Ой, Боже мой. Я ж в магазине так ору!.. Простите – прижал он руку к груди.
Надежда Михайловна показала пальцем вниз.
– Ой, и книги-то я рассыпал, простите ради Бога! Ой, надо ж уродиться таким недотёпой!
Он стал подбирать и расставлять по местам книги, среди авторов которых были Георгий Гурджиев, Мирча Элиаде, Карлос Кастанеда и прочие.
– Вот, закончил расставлять, вроде. Проверьте, если не так чего.
Продавщица ещё кое-что подправила.
– Понимаете, со мной просто такая беда: если где на каком месте задержусь – так всё, обязательно какой-нибудь конфуз, как сейчас вот. Мне надо двигаться, безостановочно двигаться, я так давно решил. А как отступил от решения – вот, уснул.
В наружности парня ничего броского не было – среднего роста, щуплый, с тёмными волнистыми волосами и слегка вытянутой головой. Взгляд только был довольно проницательный. Ему было уже двадцать пять, но выглядел он не более чем на двадцать, был моложав. Главной особенностью были его странные речи. Старшая продавщица книжного ничего не говорила, а только слушала его, пока он сам не направился к выходу.
А рядом с выходом стояла касса, за которой дожидалась кого-нибудь молодая продавщица Вика. И вот парень заговорил и с ней.
– Ох, простите, что я тут у вас уснул! Вся беда, что мне нельзя долго на одном месте. Зачитался вот и всё – вам хлопот доставил.
Вика настолько не ожидала такого разговора, что удивлённо улыбнулась и захотела его поддержать.
– А что вы у нас читали? – она даже хихикнула.
– Да всё там что-то про астральное тело человека… Но что бы я ни читал, из всего вывожу одну премудрость – что в жизни должно быть в первую очередь движение. Будет движение, как минимум просто физическое, будет и всё остальное как духовное движение. А в книгах – только слабые намёки на эту истину.
Вика даже забыла, где находится.
– А вы учитесь где-то? – переполняло её любопытство.
– Учился! Но…
И тут на девушку старшая коллега посмотрела так, что та вся вспыхнула от смущения и отвернулась.
– Если ничего покупать не будете, то всего вам доброго! – строго сказала Вика.
– Да-да, всего доброго. А я продолжу свой путь.
Наконец, Пётр Пухов вышел из книжного магазина, усмирив потоки своих слов. Прошёл уже где-то месяц, как он напрочь отказался от каких либо занятий, кроме хождения по городу. Хождения без задержек, чтобы нигде не уснуть и просто не стать зависимым от места. Обычный человек мог бы назвать Петра бродягой. Да, он действительно задался целью пройти по всем улицам города, через каждый закоулок. Но так, чтобы не быть слишком заметным. Каждый день он выбирал широкий маршрут, чтобы не появляться дважды в одном месте. На следующий день он слегка менял маршрут. И так ежедневно он проходил минимум по пяти-шести улицам, не считая дворов и каких-то особых проходов.
Его город был средним по величине и ничем не примечателен. Ближе к центру, как на Трудовом проспекте, где был этот книжный, дома были более высокими и современными. А так преобладали дома советской постройки от двух до пяти этажей. Немало было и одноэтажных, деревенских домов. Разве что только интриговали неожиданные изгибы улиц и открывающееся кое-где панорамы. Например, между плотно стоящими домами вдруг откроется вид на широкий простор, где тоже есть дома, но далёкие, в низине, за пустырём, рекой и какой-то дымкой. Умел город поворачиваться неожиданной стороной. Вот, казалось бы, загазованный центр, но пройдёшь чуть в сторону, во дворик, и увидишь тихий зелёный уголок с дивным цветником, похожим на ботанический сад. Никто проходящий мимо даже не думает о таком кощунстве, чтобы сорвать какой-то цветок и поставить у себя дома. Или в другом месте, на пустынной окраине, за сравнительно новым высоким домом сразу же начинается широкое поле. Казалось бы, в той стороне уже не может быть этого города, а дома на самом горизонте – совершенно другой город. А вот и нет – тот же самый! В него просто настолько глубоко вклинивается излучина реки. Так, в этом городе было всё, что и в других: мэрия, Управление внутренних дел, церковь, больница, поликлиники, школы, детсады, парки, вокзал. Раньше был ещё и аэродром, но теперь оставшаяся от него площадь была занята торговыми палатками. На ещё одной окраине дымил парфюмерный завод, слегка портивший экологию, но тоже уже закрывающийся. Главной же достопримечательностью города многие жители считали попросту само его очаровательное название – Веснянск.
Кстати о жителях города, веснянцах. За последние лет десять они изменились. Стали меньше ходить по городу. На работу добирались на машинах в связи с наплывом иномарок, а кто победнее – на автобусах. В парках народу стало меньше – в основном люди с маленькими детьми, компании подростков, чаще девочек, да приходящие с чисто созерцательным настроем пожилые люди. Веснянцы куда-то себя загнали, стали привязаны к определённым местам. Такова была роль компьютеров, особенно социальных сетей. Даже большинство людей на улицах держали в руках подобие компьютеров – мобильные телефоны, айфоны, смартфоны, планшеты и прочее. Сам город отошёл для жителей на второй план, стал вытеснен виртуальной реальностью. Дороги и маршруты стали заменены сетевыми контактами. Живя в городе и ходя по нему, люди подзабыли его. Пусть он не блистал постройками из стекла и бетона, но был по-своему привлекателен – тихо, провинциально и ненавязчиво, привлекателен для тех, кто может это увидеть.
И именно в таком городе появился такой человек, как Пётр Пухов. Уловив все эти тенденции, он воспротивился им до крайней степени. При своих непрерывных хождениях по городу (разве только на скамейки присаживался, когда была в том чисто физическая потребность) он отказывался даже пользоваться транспортом. А в перспективе даже планировал отказаться от мобильного телефона, набравшись силы воли. Своё занятие он не называл просто хождением и тем более бродяжничеством. Пётр изобрёл для этого благородное и возвышенное определение – странничество. Он также читал много фантастики в подростковом возрасте, и у него запечатлелось в уме и в душе повествование братьев Стругацких о космической сверхцивилизации Странников. Парень чувствовал, как всеми своими пешими перемещениями будто приближается к этой сверхцивилизации и воспаряет над обычной земной цивилизацией, как он был уверен – гибнущей.
Петя уже в детстве любил гулять с мамой по всему городу. Как он подмечал всё вокруг! Обычный человек, даже ребёнок не обладает таким восприятием. Пете запоминалась каждая трещина на стене дома или в заборе, каждое место с осыпавшейся извёсткой, особенности каждого подъезда и каждого фонарного столба! Особенно маленький Петя впивался взглядом в разлитый и застывший битум на торцах панельных домов. Битумом заливали крыши, и он, проливаясь вниз, оставлял на стенах интересные рисунки. Где-то в восприятии Пети чёрным битумом был нарисован какой-то бородатый старик в длинных одеждах, где-то – птицы на ветках, где-то – бабочка, взлетающая и оставляющая след в виде шлейфа, где-то – чей-то парик, где-то (это особенно восхищало) – перечёркнутые люди, где-то – что-то непонятное, но всё равно завораживающее, словно таинственный знак.
С детства Пётр болел своим городом. С каждым микрорайоном он связывал период своей жизни. В самой географии Веснянска он видел, по крайней мере пытался увидеть, какие-то знаки, сверхъестественные космические шифры. Отсюда мистический настрой его юности.
«Надо же, всё ещё стоит!» – подумал Пётр, увидев во дворе возле телевышки уже поржавевший автомобиль «Москвич» оранжевого цвета. Эта машина пугала его в детстве тем, что у неё были вынуты продолговатые фары. На фоне чёрного радиатора это выглядело страшно – машина с чёрным «лицом» и чёрными пустыми «глазницами», в которых ещё тянулись какие-то проводки. Петя старался не смотреть, но эта машина была видна издалека, перед ней шла длинная дорога вдоль садика.
Но вернёмся всё же к взрослому Петру Пухову. К своим возможным встречам с однокурсниками и одноклассниками он относился спокойно, нейтрально – не избегал и не стремился. Встретятся так встретятся, заговорят – хорошо, поймут его философию странничества – молодцы, не поймут – пусть идут своей дорогой.
И вот однажды такая встреча произошла. На широком Октябрьском проспекте Петра вдруг окликнули сзади:
– О, Петрух, ты что ль? – перед ним выбежал его однокурсник. – Здорово!
– Здорово, Сань! – произошло рукопожатие.
– Ну валяй, рассказывай: как ты вообще живёшь?
– На ходу я живу!
– О-о! И куда сейчас направляешься?
– А вот об этом, Саня, нужно поговорить особо. Дело в том, что я сейчас никуда не направляюсь, я иду, чтобы просто ходить, без направления, я странствую!
Бывший товарищ опешил, полминуты не мог ничего произнести, кроме отрывистых звуков.
– То есть… Как?.. Что-то с тобой случилось после института?
– Случилось. Я прозрел. Увидел смысл жизни, предварительный пока, в движении! Движение вообще в жизни, духовное движение, оно когда ещё появится! А вот передвигаться механически – телом, можно сколько угодно.
Саня слушал с окаменевшим вдруг лицом, и на мгновение у него мелькнула мысль отбежать поскорее от своего товарища.
– Вот ты скажи, куда ты шёл? – спросил в свою очередь Петя.
– Да я вообще-то шёл… на своё рабочее место, на фирму строительную.
– А-а, понятно. Опять прилипать к своему мониторчику, в который якобы запихан весь мир, благодаря которому сам мир можно напрочь забыть. А я вот сейчас могу идти дальше по проспекту, могу свернуть на Заводскую или на Берёзовую, могу вообще развернуться и в парк пойти, к мемориалу. Разницы нет, суть одна – я совершаю движение! И нет такого места, хотя ещё недавно было, которое меня бы держало.
Саня тёр виски, стараясь прийти в себя.
– То есть ты… бродяжничаешь?
– Вот, пожалуйста, типичное непонимание! Да не бродяжничаю я, а стран-ству-ю! Разница, как между небом и землёй.
– Да-а, Петрушка! Что ж с тобой за петрушка такая, извини за каламбур. Что ты там про «мониторчик»? Что я прилип к нему? Я отхожу на перерыв, вообще передвигаюсь по офису.
– Да… Тоже мне передвижение
– Ну а что ты-то предлагаешь?
– Я тебе, Сань, ничего не предлагаю, живи как знаешь!
– А ты, значит – запомнить бы это слово – странствуешь?
– Да, Саня, странствую.
– Ты – странник?
– Я – странник, совершенно верно.
– А ты, того… не общался с сектами?
– О-ой! Ну что у меня общего может быть с сектами?
– Ну, может, какая секта «странников»?
– Разъясняю тебе дальше. Секты – они всегда где-то гнездятся. Секта – это собрание в одном месте замороченных, потерянных людишек. Они предельно закрыты от мира и отрицают мир. Я же предельно открыт миру и стремлюсь вобрать его в себя весь, открыть новые горизонты, услышать сначала зов этих горизонтов. Стремлюсь, чтобы в меня вошла первозданная гармония Вселенной. Если в звёздном небе такой порядок – каждая звёздочка на своём месте, в своём созвездии, то почему в человеке такой хаос? Мечась в хаосе желаний и устремлений, люди и сбиваются в конечном, самом жутком, итоге в секты. Это собрание потерянных людишек, возводящих в идеал свою потерянность и беспомощность, называющих светом абсолютную тьму. Я проклинаю все секты, какие есть на свете! Сразу все!
Петя решил всё-таки кончить монолог, посмотреть на реакцию попутчика. Тот только лишь выпятил губы.
– Мхм! Знал я, что есть люди, могущие давить интеллектом, но чтобы так, как ты… Ты вообще-то и в институте, на последнем курсе начинал задвигать про какой-то… как его, космизм что ли?
– Да, русский космизм.
– Вот! А теперь чего, из него выводы такие делаешь?
– Да много я чего читал, Саня, из всяких духовных учений. И из всех делаю один вывод. Это как если смешать все цвета радуги, и получится белый цвет. Так и если все эти учения – от Библии и даосизма до самых современных эзотериков – друг на друга наложить, то чётко выделится единый стержень – путь, движение. В движении не только пространство со временем взаимодействуют, но и все, какие бы то ни было, содержащие осколки истины, духовные учения…
Петя замедлил шаг, потому что его замедлил Саня.
– Что? Не плохо тебе ещё?
– Да… если будет совсем плохо, я скажу. А пока давай в другую сторону.
– Давай! Хорошая идея, Саня!
Собеседники совершили разворот на сто восемьдесят градусов. Теперь Саня решил проявить больший напор в разговоре, чтобы его не так охватывал устроенный Петей мозговой шторм.
– Я помню, как бы ты там ни изучал технические науки, чуял я, что они для тебя так… как это сказать-то… не главная цель, короче.
– Да, верно ты подметил. Я всё это хотел поскорее изучить, чтобы двинуться куда-то дальше, – подтвердил Петя с томным выдохом, – и глубже в тайны бытия. Пока что двигаюсь вот так.
– А чтобы тебе, например, устроиться на работу, не задумывался?
– Работа – это привязка к месту. Пока не наступит какой-либо итог моего странствия – работать я не тороплюсь.
– Ну, ты, Петрух, мастер ребусов. Какой ещё итог должен быть?
– В общем, найти достойных попутчиков. Не обязательно, чтобы ходили вслед за мной, а чтобы понимали и разделяли моё мировоззрение. Если их найдётся достаточно, то можно среди них и задержаться, обосноваться на каком-то месте, работе, например. Потому что так – всё равно, что идёшь, не чувствуешь себя отгороженным от мира.
– Чем отгороженным?
– А вот этими как раз границами искусственных мирков, когда не интересно, что за ними. Вроде Обломов, персонаж литературный, начинал рассуждать так же, как я, что «человек разменивается на всякую мелочь». Но какой он выход нашёл – в лежании! Отгородил себя от мира ещё больше, в одноместном карцере. Вот дурак-то! Слизняк, вернее! Со своими слюнявыми мечтами оставался валяться как бревно.
– В общем, я, Петрух, понял, что ты, типа, ходячий Обломов.
– Хороший у тебя юмор, Сань! Вот потому-то я как раз и не Обломов, что ходячий. Это всё равно, что сказать «трамвай – это автобус, ходящий по рельсам».
– Ну, в общем, ладно, больше такого давления интеллектом я не вынесу. Разве только последний вопрос задам. А ты только по Веснянску собираешься странствовать?
– Пока не обойду его весь – да.
– А когда весь обойдёшь – все улицы, проулки, проходы между домами, тогда что?
– Тогда за город начну выходить.
– А в другой город если?
– Пешком я до другого вряд ли доберусь. Транспорт меня не привлекает, но для такой цели придётся и им воспользоваться. А в общем и целом города – это зло. Мне только, пожалуй, Веснянск мил, потому что он, сам понимаешь – родной. Мне здесь маленькому во многих дворах говорили: «Здравствуй, Петя!». А сейчас… По-моему, вся проблема Веснянска в том, что он хочет быть, по возможности, на Москву похож. Все такие же занятые делаются, разъединённые, за деньгами гоняющиеся.
– Ладно, на этой ноте предлагаю расстаться, ничего?
– Ничего, мы достаточно пообщались.
– Желаю тебе, Петруха, дальше странствовать, только… – Саня прервался и вдруг оживлённо улыбнулся. – Только осторожней, Петруха, чтобы не зарезал тебя какой-нибудь Абдулла из этих – он указал на кладущих бордюр с грузовика таждиков.
Оба посмеялись.
– Это ж азиаты, наследники монголов, степных кочевников! Вот были люди-то! Это просто идеал мой!
– Всё-всё-всё, давай, пока-пока!
– Вот постой! Зачем нужно удваивать слово прощания, нельзя один раз сказать «пока»? Зачем «пока-пока»?
– Ты ещё к этому решил прицепиться? – недоумевал Саня.
– Дань моде, словом, – сам себе ответил Петя. – А мода – смена эпидемий, распространяемых массой.
Бывший товарищ Петра наконец смог отойти от него с ощущением брожения под черепом.