Ольга Мигунова
В январе 2020 года на Первом канале состоялась премьера сериала «Ученица Мессинга». Многие наверняка запомнили героиню сериала Ольгу, которая благодаря своим особенным способностям, стала ассистенткой Вольфа Мессинга.
Но мало кто знает, что Ольга Петровна Мигунова до сих пор ведёт приём больных. У неё свой медицинский центр. А еще она работает над книгой — пишет роман «Белый шаман», с отрывком из которого мы предлагаем ознакомиться.
****
Мессинг наконец приехал, и Ольга, не скрывая радости, запрыгала вокруг него.
— Что с тобой? — спросил он первым делом. — Ты заметно похудела и осунулась.
— Я боялась выйти из квартиры, не ходила даже за продуктами, думала, вдруг ваши деньги украдут.
— Какие деньги? — спросил Мессинг с удивлением.
— Которые лежат в полуовальном чемоданчике…
Ольга выглядела озадаченной, и Мессинг громко засмеялся. Деньги для него не представляли ценности. Он вытащил из сумки куклу, очень красивую, с голубыми глазами: «Возьми, Оля, это тебе мой первый подарок». Ольга от радости не удержалась и поцеловала его в щёку. Она в свои шестнадцать лет по-прежнему играла в куклы. Мессинг это знал и был рад, что кукла ей понравилась. Осмотревшись, он оценил порядок, который Ольга навела в квартире: «Спасибо, моя умница. Теперь иди и приготовь нам что-нибудь поесть. Будем ужинать и спать. Завтра ждёт тяжёлый день. Мы начинаем заниматься».
*****
Утром Вольф Григорьевич преобразился. От добродушного и пожилого человека, каким он был вчера, не осталось и следа. Перед Ольгой был загадочный Вольф Мессинг. После завтрака, который провели в молчании, он сказал, что надо приступать к работе. Подошёл к загадочному шару, посмотрел многозначительно на Ольгу, она виновато опустила голову. «Ольга, — повелительно окликнул Мессинг, — не смей никогда опускать голову».
Оля почему-то вспомнила, что только мама называла её Ольгой. А для папы, как и для подружек, она была всегда Лёлей. Она стала говорить что-то в своё оправдание, но Мессинг недовольно перебил: «Не смей никогда оправдываться! Ты должна подчинять себе людей, понятно? И что это за голос у тебя такой?! Что ты там бормочешь? Говорить нужно чётко, ясно и твёрдо, с полной уверенностью в себе и в своей силе. А теперь — садись».
Ольга послушно села. «Посмотри на меня, — сказал Мессинг и опять повысил голос. — Что это за взгляд? Так смотрит бедная овечка! Взгляд должен быть пронзительным. Всё своё внимание концентрируй на моих зрачках».
Ольга пробовала делать, что он говорил. Это выглядело иногда комично, но Мессинг был невозмутимым, и даже хоть какое-то подобие улыбки не возникло на его лице. Он учил Ольгу по пульсу на руке читать чужие мысли: «Для этого тебе нужна особая собранность чувств и сил. Контакт за руку с индуктором поможет выделить из сонма мыслей те, которые нужны тебе. Но когда ты наберёшься опыта, сможешь уже разбираться в этом хаосе и без контакта».
С завязанными глазами Ольга искала в комнате спрятанные предметы. Мессинг наставлял: «С закрытыми глазами гораздо легче быть сосредоточенным. Ты переходишь целиком на зрение индуктора. Возьми меня за руку. Я тебя буду вести. Информация тебе будет поступать по пульсу на моей руке. Тебе надо только внимательно слушать».
Ольга старалась изо всех сил, даже сама зажмуривала иногда глаза, но указания индуктора терялись в хоре своих мыслей. А хуже всего было то, что никто не дирижировал разноголосым хором. Она не могла привести в порядок свои мысли. Это раздражало Мессинга. Он кипятился:
— Ну же, где расчёска?!
— Где-то рядом… — бормотала Ольга и словно пыталась что-то нащупать свободной рукой.
— Слушай мои мысли! — орал Мессинг.
Минут десять протекло в неимоверном напряжении. Расчёска наконец нашлась, она лежала под альбомом. Довольный, Мессинг развязал Ольге глаза, но она от усталости рухнула на диван. Ноги её просто не держали.
«Ничего, малышка, привыкай», — в словах Мессинга не слышно было утешения, и Ольга зарыдала. Учитель сел с ней рядом: «Успокойся. Я очень рад, что не ошибся в тебе. Сегодня был тяжёлый день. Такую нагрузку не каждый взрослый выдержит. Это, безусловно, так. Но я в тебе увидел необычную энергию и силу. Ты будешь на эстраде единственной в стране девушкой-гипнотизёром. Разве это не стоит твоего труда?!»
Ольга улыбнулась через слёзы, и улыбка эта, словно радуга, предвещала конец пасмурного настроения. Она руками обхватила Мессинга за шею — тот не удивился этому порыву. Голос его помягчел, и он стал делиться жизненными наблюдениями: «При доброжелательном отношении зрителя работается легко, Оленька. Так же, наверное, у пианиста легче летают пальцы, когда он чувствует немой восторг зала. И наоборот, если бы он чувствовал враждебное отношение или ожидание провала, то у него руки налились бы свинцом. Чтобы этого не произошло, музыкант должен собраться с силами. Точно так канатоходец не имеет права даже подумать о том, что он может упасть… Так и ты, малышка, при любых враждебных внешних обстоятельствах должна быть абсолютно уверена в себе и должна довести своё выступление до конца». Вольф Мессинг отстранил легонько Ольгу от себя, и они пошли пить чай. Сидя за столом, Ольга стала чувствовать себя как дома. За долгим чаепитием спросила:
— Почему вы всё же выбрали меня? Ведь вы могли кого угодно выбрать в ученицы, Вольф Григорьевич?
— Кого угодно, Ольга? Нет, уволь! Или хочешь мне сейчас сказать, что раньше за собой ты ничего не замечала необычного?
— Нет, замечала. В школе я могла заставить мысленно учителя вызвать меня к доске, когда хорошо знала урок. И могла сделать наоборот, чтобы меня не спрашивали. Могла на спор с подружками сделать так, чтобы меня какой-нибудь парень проводил после танцев домой. И это получалось, даже если у него была другая девушка.
— Вот видишь. Ты сама всё знаешь. У тебя в роду был человек, который обладал чудесным даром.
— Это бабушка Пелагея. Она была цыганкой. Красавицей. Её выкрали в шестнадцать лет из табора и продали старому богатому купцу. Она сбежала от него с батраком — с моим дедом. Прожила сто три года и оставалась до последних дней целительницей. До самой смерти к ней ходил народ. Она любые болезни лечила молитвами и травами. Умерла бабушка, когда мне было пятнадцать лет. Перед смертью она часто говорила: «Оставляю всё тебе, Оля». А я не могла никак понять, о чём это она, ведь у неё ничего из богатства не было.
— Но вот теперь ты знаешь. В наследство от бабушки тебе достался великий дар, и я тебе помогу его развить.
Ольге давно хотелось всё хорошенько разузнать о Мессинге и поэтому она спросила:
— А вы в Москве родились, Вольф Григорьевич?
— Нет, не в Москве, но в Российской империи, близ Варшавы, тогда это была Варшавская губерния, в маленьком еврейском местечке Гура- Кальвария. Название этого городка переводится как «Лысая гора», то есть Голгофа…
Мессинг на минуту замолчал, и лицо его вдруг стало скорбным. Потом он словно оттолкнулся от чего-то в своей памяти и продолжал:
— Отец, мать и мы, четыре брата, жили в деревянном бедном домике. Рядом находился большой сад, который нам не принадлежал, но отец целыми днями возился в этом саду с деревьями и кустами. Сад был единственным источником нашего существования. Я помню до сих пор аромат яблок, которые там росли. И я по сей день очень люблю яблоки. Но из родных у меня не осталось никого. Отец, братья и все родственники попали в варшавское гетто и потом погибли в Майданеке. Мама, к счастью, умерла ещё до этого, от разрыва сердца.
— Вы покажете мне фотографии своих родителей?
— У меня нет ни одной фотокарточки тех лет. Всё запечатлелось только в моей памяти. В детстве я страдал от лунатизма…
— И я была лунатиком — не удержалась Ольга. — Меня излечила бабушка. Она в течение какого-то времени ставила у моей кровати корыто с холодной водой. Я спускала с кровати ноги, попадала в холодную воду и просыпалась, сон у меня сразу проходил… Ой, простите, пожалуйста, я вас перебила, Вольф Григорьевич, у меня так получилось, я сама не ожидала от себя…
Мессинг понимающе качал тяжёлой головой и как будто собирался с мыслями.
— Родители меня хотели отправить учиться в высшую школу духовных служителей — ешибот, она находилась в другом городе, но я не хотел учиться на раввина. Тогда отец пошёл на хитрость. Однажды он меня послал в лавку за продуктами. Время было вечернее, солнце зашло, и наступили сумерки. К крыльцу своего дома я вернулся уже в полной темноте. И вдруг на ступеньках поднялась гигантская фигура в белом одеянии, и я услышал явственно слова: «Я послан к тебе Богом для того, чтобы предречь твоё служение. Иди учится в ешибот, так угодно Богу». Я упал на землю и потерял сознание. А когда очнулся, мне отец внушительно сказал: «Так хочет Бог, и ты пойдёшь учиться в ешибот». Они читали с мамой надо мной молитвы. Я был потрясён, и мне не оставалось больше ничего. Я стал учиться, и, если б не одна случайность, из меня бы сделали раввина. Но однажды в молитвенном доме, где я жил, остановился странник. Это был мужчина гигантского роста. А когда он заговорил, то я узнал по голосу того «посланца Бога»… Значит, отец пошёл на обман и просто договорился с этим проходимцем, чтобы разыграть меня?! Так может быть, и Бога нет, если нужно обмануть, чтобы поверили? Мне больше нечего было делать в ешиботе. Я сломал кружку, в которую верующие евреи опускали пожертвования, и пересыпал себе в карман всё содержимое. Потом сел на холодные ступеньки дома и пересчитал украденные деньги. Оказалось, как сейчас помню, восемнадцать грошей. И вот с этим «капиталом», с негодующей душой и опустошённым сердцем я отправился навстречу неизвестности. Домой я возвращаться не хотел… И хватит на сегодня, Ольга. Надо отдыхать. Хочу тебе сказать, что ты должна тренироваться каждый день. Выходных у нас не будет.
Завершился разговор довольно неожиданно, хотя они на самом деле засиделись допоздна. Но сегодня Мессинг стал для Ольги более понятным человеком.
*****
Утром Ольга вошла в комнату и от удивления застыла. Вольф Григорьевич, ссутулившись, стоял у портрета черноглазой и пышноволосой женщины, у того портрета, который Ольгу напугал. Раз за разом Мессинг жалобно вздыхал, и его сейчас было не узнать. Он беззвучно плакал.
Ольга с чувством собственной вины вышла неуверенно на кухню. Вскоре появился Мессинг: «Не нальёшь мне чаю, Оленька?» Он как будто пришёл с холода и хотел согреться. Помешивая ложечкой в стакане, неожиданно спросил: «Тебе ведь хочется узнать, кто эта женщина? Это Аида Михайловна Раппопорт. Мы познакомились в Новосибирске, во время войны». Взгляд Мессинга заметно потеплел, устремился в прошлое и словно помогал припоминать: «Она подошла ко мне после одного из выступлений и строго стала говорить, что я неправильно читаю лекцию о гипнозе. Меня тогда это даже развеселило. Я у неё спросил: "А вы, значит, знаете, как нужно читать лекции?" "Знаю!" — она ответила без колебаний и посмотрела прямо мне в глаза. Мне ничего не оставалось: "Раз такое дело, я вас приглашаю, приходите завтра на концерт и сами прочитайте лекцию. У вас есть концертное платье?" Она удивилась: "Платье? По-моему, тут подойдёт обычный костюм".
На следующий день она пришла. С этого и начался наш роман. Аида Михайловна понимала меня без слов. Мы поженились и прожили вместе пятнадцать счастливых лет. Но всё хорошее заканчивается. В августе 1960 года она умерла. Я не мог спасти Аиду. Я мог только любить её до последнего дня». Мессинг тяжело вздохнул, протёр очки, скрывая слёзы. Встал и отошёл к окну. Сейчас он вспомнил, как вспылил в кабинете у профессора, когда известный медик, исходя из добрых побуждений, многословно говорил об успехах современной медицины в области лечения онкологических заболеваний. Мессинг тогда резко оборвал профессора: «Вы это можете рассказывать кому угодно, но не мне! Не забывайте, что я Мессинг и я точно знаю, что она умрёт; я могу вам даже назвать время смерти…» Врач сконфузился и что-то извинительно пробормотал.
…Ольга долго не решалась нарушать повисшее молчание, но всё-таки сказала: «У меня было такое чувство, что Аида Михайловна за мной пристально всё время наблюдала». Мессинг улыбнулся: «Как же? Ей ведь интересно, что за ученица появилась у меня. Но ты не бойся ничего, малышка. Аида была очень добрая и никакого зла тебе не причинит». Мессинг будто что-то вспомнил: «Подожди, сейчас». Он вышел в комнату и вернулся с перевязанной бумажной папкой: «Возьми и выучи. Это лекции, которые читала Аида. Здесь, Оля, как я помню, тридцать семь листов. Это лекции о гипнозе. Аида их сама готовила и читала перед каждым моим выступлением. Занимало это всего несколько минут. Психологические опыты с применением гипноза требовали подготовки зрителей к тому, что они увидят. Изучи, пожалуйста, внимательно. Тебе это скоро пригодится».
*****
Перспектива скорого выхода на сцену не на шутку взволновала Ольгу, потому что подходящей одежды для выступления у неё не было. Она поехала тайком от Мессинга в магазин «Весна» — он располагался у гостиницы «Советская» — купила юбку и блузку, а потом ещё у спекулянтов возле магазина присмотрела и приобрела ажурные чулки. Они словно были созданы для сцены — Ольга это сразу же решила для себя.
Вечером неторопливо нарядилась и решила показаться Мессингу. Она вышла к нему, гордая собой. Любимое бордовое платье, которое шила мама, и ажурные чулки, по Ольгиному убеждению, подходили самым наилучшим образом для выступления.
Мессинг в это время за столом читал газеты. Он окинул Ольгу одним взглядом и с неподражаемым акцентом вынес приговор: «Во что ты нарядилась?! Так ходят женщины лёгкого поведения. Я требую, чтобы ты следила за собой! Ассистентка Мессинга должна быть безупречной. Мессингу такой ошибки не простят». Он часто говорил о себе в третьем лице.
Ольга сжалась вся в комок, заметно побледнела, и это на него подействовало. Он более спокойным тоном, даже с нотками сочувствия, сказал: «Если, Оленька, другого платья нет, то надень чёрную юбку и белую блузку — это беспроигрышный вариант».
Ольга обрадовалась словам Вольфа Григорьевича и побежала переодеваться. Блузку и юбку Мессинг оценил: «Вот так ты элегантна. Но всё-таки я сам куплю тебе что-нибудь приличное».
На следующий день Мессинг повёз Ольгу в магазин «Берёзка». У неё от изобилия изысканной одежды закружилась голова. Она не представляла, что такое может быть. Мысли в голове у Ольги путались. Она уже боялась доверять своим провинциальным вкусам и послушно примеряла платья, блузки, брючные костюмы, украшения. Мессинг подбирал одежду для неё и сам распоряжался всем.
Первый выход на сцену
Первый концерт у Ольги проходил в Подольске. Она прочитала лекцию о гипнозе, потом вызвала людей на сцену и объявила выход Мессинга. Испытываемым она присваивала номера. Мессинг разрешил ей ставить гипнотический барьер между сценой и зрительным залом.
Ольга объявила, что Мессинг будет выполнять любые задания — их надо изложить в письменном виде и передать жюри из публики. При этом самому артисту не нужны записки, он воспринимает содержание задачи путём чтения и передачи мыслей. В зале воцарилась тишина. Началась работа. В середине выступления поступило сложное задание. Мессинг попросил, чтобы Ольга взяла его за руку. Ей предстояло стать индуктором. Она это поняла и протянула руку помощи — так она сейчас представила себе свою задачу..
Яркий свет прожекторов слепил глаза. Ольга держала руку Мессинга и старалась думать только о задании. Он постоял с ней рядом несколько секунд, потом ринулся со сцены в зал, увлекая Ольгу за собой. Он напоминал сейчас овчарку, которая вдруг взяла след. Однако в середине зала Мессинг неожиданно остановился, и Ольга поняла, что перестала контролировать себя. Со стороны всё это выглядело странно. Один человек с застывшим взглядом замер на месте, а другой суетился вокруг него. Мессинг производил десятки мелких, почти неуловимых движений в разных направлениях, замирая на мгновение, прислушивался и опять всё начинал сначала. Ольгина рука как будто онемела и перестала быть проводником. Не в состоянии сделать ни шагу, Мессинг топтался около неё. Зал застыл в каком-то ожидании. И Ольга поняла свою ошибку, перестала делать лишние движения, что-то замечать вокруг себя и отвлекаться на людей. Всё свое внимание она сконцентрировала на работе, повторяла у себя в уме условия задания и отгоняла прочь все остальные мысли. Мессинг это тут же уловил, и вместе они быстро справились с заданием.
В артистической Вольф Мессинг скупо похвалил: «Ты сумела справиться с собой. А это главное».
Весна 1968 года
Эта весна запомнилась Ольге первой зарубежной поездкой — в Болгарию. Все выступления прошли с большим успехом, и только один раз случился форменный конфуз, но он остался в памяти у Ольги на всю жизнь.
В Софии Ольге очень понравилось в одном из магазинов серебристое платье со шлейфом. Этот элемент туалета каждую женщину делает придворной дамой и поэтому из моды не выходит уже несколько столетий.
Мессинг почему-то от покупки отговаривал с лукавым видом. Но Ольга не придала этому значения и купила всё-таки наряд. Вечером им предстояло выступать перед военными болгарской армии. Минут через десять после начала проведения психологического опыта вызванный на сцену солдат неуклюже наступил сапогом на шлейф платья, и Ольга перед всеми оказалась в одеянии, которое у мужчин вызвало сначала смех, а потом и громкие аплодисменты. Со сцены её будто ветром сдуло, а Мессинг, зная наперёд, что произойдёт, только улыбался.
*****
После первой зарубежной поездки Ольга обрела уверенность в себе. Ей нравилось выходить на сцену, слушать гул зрительного зала. Она знала, что уже через десять минут после начала концерта даже самые недоверчивые будут готовы подчиняться могучей воле седовласого мужчины во фраке. На глазах у всех он делал чудеса на сцене, но при этом убеждал, что ничего чудесного тут нет и всё это делается силой человеческого разума, тренировками и волей.
Они давали множество концертов, гастролировали по стране. И каждый раз, задолго до начала выступления Ольга уже находилась в клубе, где должно было пройти выступление. Она проходила в артистическую комнату, закрывалась изнутри и прочитывала лекцию. Ей нужно было проводить такие репетиции в полном одиночестве, чтобы собраться с мыслями и представить себе зрителей, с которыми придётся на концерте встретиться. Она переняла эту привычку от Мессинга. Учёные и металлурги, военные, строители, студенты, горняки, колхозники… Они выступали перед разными аудиториями. На сибирских стройках люди приходили на концерт в комбинезонах, сразу после завершения работы, это были плотники, бетонщики, бульдозеристы, сварщики. Задорные, весёлые, не прячущие своих лиц ребята. Бывало, в зале не увидишь ни одной седой и лысой головы — сплошь молодые лица.
Чарам Вольфа Мессинга были подвластны стар и млад, простой рабочий и учёный, он приковывал к себе внимание любого зала.
А вот дома Мессинг был совсем другим и старался не водить гостей. Никогда не жил богемной жизнью. На приёмы не любил ходить и ни с кем особо дружбу не водил. В быту он был неприспособленным на редкость человеком. При уникальном своём даре часто не мог найти у себя дома нужную ему вещь и почти всегда при этом возмущался.
Ольга ко всему привыкла. Учитель никогда не злился, но был стар и одинок, поэтому ворчлив. Работы по дому Ольга не боялась, потому что с детства помогала маме. Да и готовить Мессингу было достаточно легко. Он не привередничал. Задолго до появления Ольги в его жизни знаменитый дипломат и писатель Алексей Игнатьев, автор популярной в своё время книги «50 лет в строю», пригласил Мессинга к себе домой, на ужин «по-русски». Вольф Григорьевич рассказывал об этом Ольге сам. Подавали потрясающую гречневую кашу со шкварками. Хозяин сам готовил. И вот с тех пор гречневая каша со шкварками стала любимым блюдом Мессинга. Он мог есть такую кашу утром, днём и вечером. Ещё любил овощи и рыбу, а мяса никогда не ел. На Ольгины недоуменные вопросы отвечал загадками: «Ты просто, малышка, пока не знаешь, что смерть всегда рядом. Она ждёт случая, нашей оплошности, караулит каждый шаг. И нет никакой окончательной даты. Всё можно изменить, хотя, конечно, самому ничего не изменить». Он тяжело вздыхал. Ольга не скрывала возмущения: «Я не могу терпеть, когда вы так говорите! И вообще в свои семнадцать лет про смерть знать не желаю ничего!»
Но свои причуды у него, конечно, были. Он боялся принимать ванну, если в квартире никого не было. Ему было тяжело ходить по лестнице, у него болели ноги, но он не решался пользоваться лифтом, когда был один.
Но самым поразительным для Ольги было то, что он панически боялся чёрных кошек. Он считал, что они вестники беды, и честно признавался: «Если мне перебежит дорогу чёрная кошка, я тут же останавливаюсь и жду, когда кто-нибудь пересечёт "опасную черту"». Ольга изумлённо спрашивала: «Неужели, Вольф Григорьевич, вы верите в такую ерунду?» Он всегда отмахивался в таких случаях: «Что ты понимаешь?» А она на самом деле не могла понять, как в одном человеке уживались пугливый старик и великий маг, который подчинял себе целые залы. Он был обычным человеком, со своими предрассудками, но это обстоятельство не умаляло его дара.