Автор проекта «Воскресшие тени. Иван Грозный и Владимир Старицкий», показанного по Первому каналу, снова использовал метод актуализации. О каких исторических аналогиях идёт речь в этот раз?
«Иностранные писатели, сложившие нелепые басни о его суровости, при всём том по многим знаменитым его делам великим мужем нарицают. Сам Пётр Великий за честь поставлял в мудрых предприятиях сему государю последовать. История затмевает сияние его славы некоторыми ужасными повествованиями, до пылкого нрава его относящимися, – верить ли столь не свойственным великому духу повествованиям, оставляю историкам на размышление», – так писал М.М. Херасков, сделавший царя Ивана Васильевича героем «русской «Илиады». Правда, вскоре вышел девятый том карамзинской «Истории» – и дети Арбата вынесли грозного царя из Мавзолея. Ему – первому русскому царю! – не нашлось места даже в композиции памятника «Тысячелетие России». «Предобрая царица Анастасия» там есть, а её мужа политкорректно проигнорировали.
И вот – премьера в телевизионном театре Эдварда Радзинского: «Воскресшие тени. Иван Грозный и Владимир Старицкий». Сразу вспоминается убийство под музыку Прокофьева: низкие своды кремлёвских теремов, эпос Эйзенштейна. Сюжет – фантастический, это экранизация легенды, правда там только художественная. А забыть эту кинокартину невозможно…
Мы знаем: Эдвард Радзинский – не равнодушный парнасец. У него и Сократ, и Сенека превратились в наших современников. Лукавая улыбка, эзопов язык с отточенным дельфийским произношением… Какие могут быть сомнения? Эдвард Станиславович не гербарии перебирает, он собирается бичевать и врачевать.
Но если уж гоняться за злободневными ассоциациями, напрашивается сюжет «Иван Грозный и Симеон Бекбулатович». Но – «ходить бывает склизко по камешкам иным». В нынешней политической элите нет двойников князя Владимира Старицкого. Ходорковский? Лужков? Нет, не то, совсем не то…
К Радзинскому привычно придираются историки, но он творит в жанре исторической поэмы, здесь ошибки и натяжки неизбежны. Да, святитель Сильвестр служил в Благовещенском, а не Богоявленском соборе. Но Радзинский – импровизатор, он не любит давать ссылок, не любит даже оглашать фамилии поэтов, чьи строки цитирует. Темперамент мешает показать полутона эпохи, оговорки и сомнения испортили бы мелодию монолога.
И – сомнений нет. Система Радзинского зиждется на фундаментальных стереотипах: авторитаризм – плохо, парламентаризм – хорошо. Восток страшен, Запад уютен. Вечевой колокол – хорошо. Опричнина – плохо. Всегда приятно видеть убеждённого человека, хотя я никогда не мог понять, чем же так хорош этот Запад… Тот Запад, который я видел, – так же разнообразен и порочен, как эпоха первого русского царя. Нынешний интеллигентский гонор сродни боярскому. Даёшь личный удельный суверенитет вместо государственного.
Одного не пойму: откуда взялись эти надежды на представительные органы власти всех времён? Наверное, иногда полезно превращать управленческую систему в биржу, но гораздо чаще потребна железная рука, полномочная власть. Филипп Македонский разбил говорунов при Херонее – и македонцы создали пространство будущей христианской цивилизации. Октавиан Август не хуже матроса Железняка знал, что «караул устал». Независимое Русское государство родилось и укрепилось после уничтожения новгородского веча. Если мы начнём перечёркивать политику двух наших великих и грозных Иванов – Третьего и Четвёртого, – с кем останемся? С просвещёнными интервентами?
Как легко сказать: ни одна великая цель не стоит человеческих жертв. Сказал – и сразу ощущаешь себя героем в белом плаще и широкополой шляпе. Этой сознательной кашицей кормит нас и Павел Лунгин – непримиримый борец с Иоанном Васильевичем. Он уверен, что нам нужно мстить диктатору, проклинать его, вбивать осиновый кол. Радзинскому эрудиция не позволяет так махать палицей, но и Эдвард Станиславович не удерживается от благих пожеланий: хочется ему изжить проклятое наследие.
Только, когда мы отменяем цель, когда вместо диктаторов приходят добряки и спорщики (а ещё – ростовщики!), жертв не становится меньше. А вот победы к добрякам и спорщикам почему-то не приходят. И враждебные ханы берут реванш, ведь если не мы их, то они нас.
Адашев, Сильвестр, Курбский, по Радзинскому, бьются за «аристократическую феодальную республику». Не за ту ли, которая приведёт к гибели Речь Посполитую? Иван Грозный установил ни больше ни меньше «восточную деспотию – проклятие Руси». Ну как тут не впасть в панику? Неправильная у нас страна! Но разве секрет, что с врагами – подлинными и мнимыми – Иванец Московский расправлялся жестоко, но вполне в духе времени. Точно так же то и дело резвились правители и в Испании, и в Англии.
Радзинский культивирует такую мифологию: есть в России «силы добра», просвещённые европейцы, сторонники реформ и феодальных (в более позднее время – гражданских) свобод. Но их пожирает бессмысленное и беспощадное чудовище: кровавый азиатский деспотизм. Безжалостное государство, поработившее своих подданных. Поскольку перед царём все – рабы. Нет собственников, нет шляхты…
Позиция удобная, поскольку потрафляет эгоизму. Посмотришь вокруг: какие-то все несовершенные. А в себя заглянешь – взор не оторвать. Почему так? Да всё просто, мы из разного теста: я, видать, европеец, а «другие» – это ад и форменная азиатчина. Да, самолюбование – вечный лейтмотив нашего западничества.
А что такое Запад в XVI веке? Точных демографических данных нет, но исследователи называют такие цифры: во Франции проживали 19 миллионов, в Англии – три миллиона, в России – шесть с половиной. Весь XVI век во Франции шла война – религиозная междоусобица. Русская борьба с ересью жидовствующих по сравнению с гугенотским побоищем – мелочишка суффиксов и флексий. И что же – современные французы разбивают лбы в экстазе покаяния, вспоминая войну трёх Генрихов? Говорят об извечном проклятии, об азиатчине? Несомненно! И во Франции имеются драматурги и профессора со склонностью к национальному самобичеванию. И всё-таки реликвии прошлого для них важнее исторического уныния. А наша интеллигенция навязывает России закомплексованное самосознание. Сперва – тёмное царство, потом – жандарм Европы и тюрьма народов, потом – империя зла. Отсюда – паническое отношение к собственной истории и, откровенно говоря, страх перед «народом-богоносцем». Фаллический (оплодотворяющий) культ интервенции с благословенного Запада. И всё-таки, когда Радзинский гуляет по Успенскому Старицкому монастырю, мы видим русские святыни XVI века, от которых не получается отделить царя Ивана…
Я-то грешным делом уверен, что история Московской Руси – это история успеха. Выстроили и выстрадали державу смирением, терпением, трудом – да ещё и топорами приколачивали. Княжество Московское стало лидером восточнославянского, православного объединения… Если мы не хотим потерять себя, следует в истории поражений выискивать тёмные стороны, а в истории побед – светлые.
В очертаниях Покровского собора, храма Василия Блаженного гораздо больше непреложной правды об Иване Васильевиче, чем в запоздалом морализаторстве. А этот собор и праздничный, и грозный – смотря откуда глядеть.
Впрочем, мы живём в эпоху контрпросвещения. Современное телевидение в основном посвящено пластическим операциям, а тут – на самом массовом из каналов – задумчиво бродит по монастырю Радзинский и даёт нам понять, что время умных разговоров и книг не кануло. Немного осталось таких голосов в эфире. И я прошу грозного царя Ивана Васильевича не казнить боярина Эдварда. И царь смилостивится. Кто-кто, а Иван Грозный не только казнить умел, но и спорить.