Родился в 1949 году в Мордовии. Мордвин-мокша. Автор нескольких романов. Работает корреспондентом газеты «Известия Мордовии».
Высокий светловолосый парень вошёл в кабинет декана смущённо, бочком, его серые глаза смотрели с лёгким прищуром, и профессор Малинов подумал: «Очевидно, в меня – близорукий». Он показал посетителю на стул. Тот поздоровался и сел на краешек. Профессор покосился на распахнутое окно, откуда проникал душный, неприятно давящий воздух – признак надвигающейся грозы.
– Моя фамилия Ростов, я из Одессы, – представился вошедший.
– Догадываюсь. Посидите немного.
Профессор высунулся в окно, посмотрел на чёрное толстое брюхо громадной тучи и слегка прикрыл створку.
Он вспомнил такую же тяжёлую тучу в Одессе, где с женой Галей «дикарями» отдыхали восемнадцать лет назад. На перроне вокзала их облюбовала и выбрала молодая еврейская семья Ростовичей: Ефиму недавно исполнилось двадцать восемь лет, а Соне, в меру полненькой приятной брюнетке, – девятнадцать. Подобных симпатичных кругленьких очаровашек любят сельские парни: такие девушки хороши и в хозяйстве, и на ощупь, и рожают здоровых детей. Ростовичи, жившие на окраине города, были интеллигентны и приветливы. Ефим, по примеру чеховского Туркина, всё время шутил, острил, а Соня незаметно и умело выведала всю подноготную Володи Малинова. Хозяева не скрывали своего удовлетворения, что у них поселился кандидат филологических наук, который не сегодня завтра станет профессором – после отпуска Володя должен был защитить докторскую диссертацию. Однако будущего доктора что-то странное в поведении хозяев настораживало, особенно многообещающие взгляды великолепных карих глаз хозяйки.
Первый ужин провели вместе. После небольшой выпивки женщины с удовольствием сплетничали, а мужчины солидно обсуждали политику Горбачёва и исподтишка оценивали друг друга. Мужчина в мужчине подсознательно видит соперника. Так примериваются петухи: мол, лучше я или нет, и достоин ли соперник своего гарема – насколько он аккуратно и качественно выполняет свои функциональные обязанности, тем более, на супружеской должности одним громким кукареканьем не обойдёшься: надо быть сильным, заботливым и желательно любвеобильным…
Володя был немного старше, но внешними качествами Ефима превосходил: он высок, строен и, хотя в очках, чувствовалась в нём сила сельского парня. В общем, красавец, а со своими ямочками на щеках ещё и симпатяга. Тем не менее даже со столь высокими мужскими качествами видов на чужую курицу не имел. Просто мужчина инстинктивно в себе подобном предполагает соперника, а подсознание незаметно для собственного владельца предположительно определяло качество возможного потомства с женщиной чужого гарема.
Однажды Володя остался один, и Соня, потеребив передничек, начала откровенничать: Ефим как мужчина хорош, но имеет один изъян – у него олигоспермия, и детей у них никогда не будет. Гость скрыл свою усмешку и вспомнил: мордва таких мужчин иронично называет «шуфтонь айгор» – деревянный жеребец. Однако она его насмешливый взгляд заметила, но поняла по-своему, как поощрение на любовную игру, и начала перед ним кокетливо похаживать, закатывая глаза, соблазнительно хихикать. Хихиканье и откровенное покачивание бёдрами спугнуло северного гостя, и он, обычно скупой на внимание к жене, решил от неё не отходить ни на шаг и, к удовольствию Гали, превратился в её хвост – куда она, туда и он. Дома, в Саранске, Володя столь трогательной нежности не проявлял.
Но однажды он увлёкся чтением и не заметил, как Галя ушла в магазин. Соня сразу же повисла на его шее. Володя, посмеиваясь, отцепил её сильные, чуть ли не мужские ладони и рассказал о своих принципах: никогда не иметь дела с женщинами знакомых мужчин, и от её ласк максимально деликатно отказался.
– Допустим, Соня, пойду на грех, а как потом за одним столом выпью с Ефимом его виноградного вина? Я не люблю вероломных людей и в тебе вижу не женщину, а жену Ефима, с которым, мне кажется, подружились.
– Мы это дело согласовали с мужем, и кандидата в отцы нашего ребёнка подбирали вместе: люди нашего племени должны быть крепкими, умными и красивыми. Это твои параметры: ты сильный, рослый, красивый, ну и, если кандидат наук, значит, умный. По обычаю нашего народа ты нам подходишь. Да и в конце концов Ефим на вокзале первым указал на тебя.
Соня разговаривала хладнокровно, без смущения и со знанием дела. Примерно таким тоном договаривается владелец коровы с хозяином быка о размере суммы за одну случку. Именно так подумал доцент Малинов: его покоробил цинизм совсем молодой женщины. Володя не был влюбчивым, тем не менее не всегда отказывался от женского внимания, однако даже скоротечный роман, по его мнению, предусматривал игровой момент и непременно некоторую увлечённость – пусть недолгий, но обязательный звон жаворонка в грудной клетке, а просто так протирать мясо ему казалось неинтересно. А что предлагает Соня? Нет, это не звонкое чирчание утренней пташки в небесах человеческих отношений. Он честно рассказал Соне о своих мыслях, и с тех пор делал всё, чтобы не оставаться с ней наедине ни на секунду. Соня потеряла к нему интерес, а Малинов облегчённо вздохнул, подумав, что их хозяйка облюбовала нового донора для сотворения потомства.
Отпуск подошёл к концу, и вечером супруги Малиновы должны были сесть на московский поезд. Галя отправилась в парикмахерскую, а он, чтобы убить время, вытащил сборник стихов одного молодого автора и начал увлечённо читать его довольно оригинальные и образные стихи. «А ведь очень талантливый сей бородатый мерзавец», – подумал он, но его поэтический обед прервала Соня. Она нежно взяла его голову и прижала к себе. Нос будущего доктора наук утоп между тёплыми и упругими мячиками её груди, и гормональная буря властно швырнула его по ту сторону нравственности.
Любовный блиц прошёл успешно, но греховная пара немного не рассчитала творческое время – вернулась Галя и, увидев красное, вспотевшее лицо мужа, непорядок в одежде обоих, быстро сориентировалась и со всей силой всадила кроссовку в то место сопернице, куда две минуты назад устремился гормональный шлейф потенциальных детей её благоверного. Володя от неожиданности открыл рот, намереваясь что-то сказать, а Галя схватила со стола консервную банку «Бычки в томатном соусе» и врезала мужу по скуле так, что из его глаз брызнули изогнутые колосья фейерверка.
Взбесилась и погода. Потемневшую комнату то и дело освещали слепящие зигзаги молнии, чудовищно грохотал гром, в стекло окна ударила шрапнель града, из небесного водоёма шумно упал дождь. На море желтовато-грязные волны больно хлестали береговую гальку. Однако непогода злобствовала недолго: вскоре с широкой улыбкой выглянуло жаркое солнце, будто бы говорившее: «Не ссорьтесь по пустякам – я с вами». Выпустив сангвинический пар, Галя тоже пришла в себя, вынула из сумочки платочек и начала осторожно вытирать скулу мужа.
– Больно? – насмешливо спросила она.
– Сам виноват, – признался он.
– Что-нибудь подобное ещё раз повторишь – стерилизую. Безболезненно, пока спишь. Знаешь, хирург я неплохой, а эта операция простейшая. – Галя подошла к Соне и с ехидной участливостью предположила: – Надеюсь, не очень сильно повредила зачатию. Думаю, ты в аккурат словила его биоматериал; попомни моё слово – парень будет. Ну да хрен с тобой, толстозадая корова.
…Соня позвонила Малинову на прошлой неделе (и как нашла?) и сообщила, что к нему едет изделие их давнего творческого альянса. Так и сказала – «изделие». И вот оно – «изделие» – перед ним: такой же красивый, каким был в молодости сам Малинов. Только, пожалуй, по-матерински полноват. Парень на стуле вопросительно смотрел на хозяина кабинета, которого не покидали воспоминания о небольшом приключении в Одессе. М-да, боевая часть жизни, к сожалению, пролетает быстро, и приходится, хотим того или нет, подбирать когда-то разбросанные камни. Профессор внимательно посмотрел на рыхловатого сына и нелестно подумал: «Какой ты на фиг камень – булыжник, который бросил нехотя, из-под палки». Одессит определённо ему не понравился. А как быть с отцовскими чувствами? Нет их. Да и откуда им взяться: столько лет жил не тужил… С законной и любимой женой растил детей, и вдруг ещё одно чадо с претензиями на его отцовское сердце.
Первая капля влетела в полуоткрытое окно и чвакнула его по скуле в то место, где остался маленький шрамик от удара консервной банкой после сотворения этого близорукого визитёра. Он вытер каплю дождя, закрыл окно полностью и повернулся к парню.
– Почему не носите очки?
– Они мне не идут, – растерянно признался парень, но тут же с удовольствием понял: вопрос декана – это признание в нём биологическим отцом кровной идентичности. Этот человек, греховный создатель в очках, наделённый в университете определённой административной властью, представлял собой для него весьма лестное и полезное родство.
– Как окончили школу и какую профессию выбрали?
– Одни «пятёрки». Хочу стать филологом.
– Ваш народ обычно предпочитает профессию юриста или экономиста.
– Я чувствую себя русским, и фамилия моя русская – Ростов. – Парень рассмеялся уже смелее, а профессор вновь подумал: «Не такой уж ты и скромный».
– Хорошо, сдайте документы в приёмную комиссию и считайте себя студентом. Вы им непременно будете – я проконтролирую вступительные экзамены, – профессор Малинов потянулся к телефону, давая тем самым понять, что время одессита истекло. Наследник сердца его не тронул. Внешне парень, конечно, очень похож на него, но мало ли похожих людей бродит по земле. Он ведь никакой не Ростов, а Ростович, и профессор не любит людей, скрывающих свою национальность. Сам он везде подчёркивал, что является мордвином-мокша. Малинов, протерев платочком очки, начал мысленно ворчать: «Надо же, вошёл скромненько, бочком, а обратно дверь чуть ли не ногой закрыл. Ладно, пусть учится, может, действительно мой сын».
Синяя молния заполнила кабинет, и, казалось, что-то загрохотало прямо на следующем этаже, будто там несколькими кувалдами пробивали бетонный пол над самым столом декана. Профессор опять подошёл к окну, за которым дождь лил даже не из ведра, а будто спадала река. Университет оказался под мощным водопадом. Тошнотворная духота прошла, и летний паводок стремительно смывал с тротуара грязь, мусор; пластиковые бутыли плыли вдоль бордюра, покачивая горлышками, бумага тонула в водоворотах. Через десять минут ёмкости на небе опорожнились, грузная туча поползла за город, и вновь над суетой людей жарко смеялось солнце. Малинов потрогал шрамик, полученный в Одессе, и криво усмехнулся.