В драматический период середины и конца 80-х, когда рушилась не только Берлинская стена, но и экономика СССР, и советская идеология с её культурными скрепами, стал прорисовываться новый образ страны. Её история – история России и СССР – представлялась чередой позорных поражений, катастроф, тирании, а покаянная риторика убеждала: это странанеудачник, поэтому лучше отгородиться от всего и жить для себя. С помощью разного рода манипуляций в общественное сознание стал внедряться культ индивидуализма.
Какая память о прошлом поможет нам в будущем? Этот вопрос стоит на опасном перекрёстке. Каждый день – столкновения! Стратегические разногласия таковы: одни считают «точкой сборки» Соловецкий камень, другие – Вечный огонь Победы и старт Гагарина. Разные системы ценностей. Для кого-то важнее – созидание, строительство, объективность, для кого-то – самобичевание и покаяние. В идеале обе стратегии – из лучших побуждений. Да и в нашем обиходе давно уживаются «Марш энтузиастов» и «Владимирский централ». И всё-таки, когда вытесняешь Победу, неминуемо начинаешь служить культу поражения.
А идеологию нужно строить не на жалобных стенаниях, не на манифестации мученичества. Вспомним: к чему привёл форсированный перестроечный антисталинизм? Всего, за что проклинали Сталина (насколько обоснованно – другой вопрос), стало больше, и прежде всего – ожесточения.
Перед каждым государством стоит задача – находить и укреплять нити, объединяющие нас. Конечно, дело не в том, чтобы всех выстроить в боевые шеренги. Но многие прежде великие народы порабощены Голливудом, их историческая память стёрта, тогда как патриотическое воспитание есть укрепление культурного суверенитета.
Советская система воспитывала веру в человека и в прогресс – и как раз от этой «скрепы» современная Россия отвернулась. «Человек – это звучит гордо» – и, значит, нужно совершенствоваться самому и преображать мир вокруг себя. Ведь «мы не рабы». Одним из ключевых идеологов стал для нашего ХХ века Максим Горький – ныне едва ли не изгой. Первый знаковый образ советской цивилизации – Прометей. Герой всего человечества к тому же. Но не менее важным для всех был и другой образ – почвенник и патриот Илья Муромец.
И тут эпоха предложила обществу две «прививки». Первую – в 30-е годы, когда в наш обиход вернулась русская героика. Суворов, Кутузов, Багратион, Нахимов, Ушаков, позолоченная царская опера – всё это вошло в советские святцы и стало достоянием миллионов. Ещё сильнее впечатляли «советские чудеса»: каждый год пресса широко сообщала о каком-нибудь новом рекорде. Стратостаты, самолёты, подводники, полярники… Первые Герои Советского Союза – лётчики, спасшие челюскинцев. А трудовые рекорды Стаханова? Впервые в истории человек с отбойным молотком в забое стал всенародным героем! И это важный и ныне забытый фланг патриотического воспитания – героика мирного труда.
Многое определяет яркость образной системы. Так, патриотическое единство современных США, как и мировая репутация сверхдержавы, держится не только на военных базах, но и на Голливуде. И наш советский опыт в этом смысле эффективен. Идеологию умели преподнести. Даже такие герои русской истории, как Александр Невский и адмирал Ушаков, в наше время своей всенародной славой во многом обязаны фильмам и детским книжкам советского времени.
Документальная правда переплеталась с мифом – небывало достоверным и добротным. Чем бы ответило поколение 41-го года на призыв «Вставай, страна огромная!..», если бы не было книг Николая Островского и Аркадия Гайдара, кинофильмов «Чапаев» и «Мы из Кронштадта»?..
Вторая «прививка» – послевоенные годы, борьба с космополитизмом. Константин Симонов записал тогда за Сталиным: «Не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия… Надо бороться с духом самоуничижения!» И страна поверила в себя, преодолевая «низкопоклонство перед Западом», хотя «медицинские процедуры» сопровождались и болезненными перекосами, побочными эффектами. Но без этой суровой терапии мы бы ещё в 50-е оказались на голливудском сеансе с большим стаканом попкорна в руках.
Главная сила советской воспитательной системы – в разнообразии. Ведь самый крепкий материал – сплав. Это касается и металлургии, и воспитания. В 1930-е практически одновременно пионеры получили сакральный сюжет о Павлике Морозове и сказки Андерсена, которые также стали близкими для советской цивилизации. История об убитом пионере – суровый мобилизующий миф. А сказки Андерсена сентиментальны, учат воспринимать мир через сопереживание, через жалость к ближнему. Так и позже совмещались в нашем каноне «Ленинградская симфония» и «Тёмная ночь», Макаренко и Сухомлинский, Мальчиш-Кибальчиш и Кот Леопольд. Всемирное и почвенное.
А Сергей Михалков? Пожалуй, важнее гимнов то, что он сочинял доходчивые рифмованные скрижали патриотизма – «были для детей»:
Да! Посмей назвать отсталой
Ту великую страну,
Что прошла через войну,
Столько бедствий испытала,
Покорила целину,
А теперь такою стала,
Что почти до звёзд достала
Перед рейсом на Луну!..
Вроде бы вовсе не детские стихи. Политинформация! Но Михалков работал на совесть в режиме «взрослого разговора» с сыном – и стихи, а вместе с ними и идеи впечатывались в сознание.
Чувство очага появляется там, где есть чувство локтя. Идеологи 90-х отбросили принцип «не навреди», они даже не задумывались о социальном такте. На моей памяти, первым употребил словцо «быдл-класс» психолог Асмолов, которого до сих пор представляют в качестве крупного педагога. Вертлявый профессор, не задумываясь, вворачивал словцо куда ни попадя. Как не покрасоваться каламбуром? Себя-то он относит к избранным меж званых, к элите. Одна журналистка, пишущая о вечеринках и утренниках высшего света Москвы и ближнего Подмосковья, предложила детей «быдл-класса» ликвидировать в газовых камерах. Действительно, когда повсюду под ногами крутится чумазый пролетариат или простолюдин, трудновато творить репортажи в духе тех, что читывали у Салтыкова-Щедрина те самые генералы, которых кормил мужик: «Вчера у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву на этом волшебном празднике. Тут была и «шекснинска стерлядь золотая», и питомец лесов кавказских, – фазан, и, столь редкая в нашем севере в феврале месяце, земляника...»
Эта щедринская сатира давно перестала быть антикварной, она злободневна с тех пор, как в нищем 1993 году на телевидении появилась программа «для новых русских» под названием «Комильфо». С тех пор светские новости с собачьих свадеб и обзоры «клубной жизни» «вип-персон» стали ежедневным порционным блюдом наших наиболее популярных СМИ. И это главная объективная помеха для патриотического воспитания, которое на фоне стерляди в чужом пиру воспринимается как лицемерие. Ведь показной карьерный патриотизм – это действительно удел негодяев.
Советской системе были присущи очевидные сбои, а то и неискренность, пафосность. Создавался, например, чрезмерно героический образ страны и партии. А молодые максималисты, вступая во взрослую жизнь, вдруг убеждались, что не каждого «столоначальника» можно считать наследником Павки Корчагина, и крепко разочаровывались.
Воспитание должно учитывать неидеальную природу человека, воспитывать морозоустойчивость, адаптировать к тройной бухгалтерии «мира сего»… Мало кто без болезненных рефлексий мог осознать отличие идеального от оптимального. Возникало отторжение от «правильных коммунистов», увлечение фрондой, андеграундом. Правда, немногие уходили так далеко. Большинство разделяло с поэтессой Светланой Сырневой такую уверенность:
Наша Родина самая сильная,
Наша Родина самая светлая.
До революции многие слова было принято писать с прописной буквы – всё, что касалось божественного и царского. А в советской традиции прочно утвердилось вот это – Родина.