Друзья моих друзей попросили позаниматься с их десятилетним сыном: русским, литературой, ну и вообще.
Ничего не поделаешь: назвался груздем, полезай в кузов (в том смысле, что если умеешь работать учителем, то умей работать и репетитором).
Мальчик оказался старательный, более или менее читающий. Но вот как-то на занятии дала я ему рассказ «Мальчик у Христа на ёлке». Начал он бойко, дошёл до слов: «…это случилось как раз накануне Рождества», – и я автоматически (учительская привычка всё всегда объяснять) спрашиваю:
–Ты, конечно, знаешь, что такое Рождество?
– Конечно, – отвечает мой маленький ученик, – это праздник такой, у американцев.
– Почему у американцев? – опешила я. – А у нас разве нет такого праздника?
– А разве есть? – вопросом на вопрос ответил мой ученик.
Я тогда подумала, что, когда обсуждался вопрос, вводить ли в школу новый предмет – «Основы православной культуры», со всех сторон раздались вопли, что у нас сейчас засилье церкви и что, разреши, пожалуй, «Основы православия», так введут и Закон Божий.
Может, кому-то действительно кажется, что у нас, если можно так выразиться, слишком много православия: кое-где восстанавливают церкви, на телевидении появились передачи, которые ведут священники, руководители государства встречаются с патриархом.
Но всё это происходит, что называется, на вершине айсберга, внизу же, на мой взгляд, идут совсем другие процессы.
В этом году дали мне в школе два новых (девятых) класса. Иду на первый урок – мировой художественной культуры. Надо сказать, что, думая о том, как мне проверить, что дети реально знают, я решила устроить им «Угадайку»: смонтировала на диске шедевры всех времён и народов, которые они по идее должны знать: ну там Венеру Милосскую, Пантеон, «Джоконду».
Надо признаться, что и то, и другое, и третье, как говорят дети, «прохиляло», а вот увидев «Даму с горностаем», несколько ретивых девятиклассников радостно завопили: «Мадонна с младенцем!»
Я тогда успокоила себя, что, очевидно, кричавшие – просто близорукие: нельзя же в самом деле спутать мелкого хищника с ребёнком.
Через некоторое время те же дети писали контрольную работу по картине с изображением распятия: нужно было найти в ней черты барокко. Когда я села проверять работы, мне стало не до барокко: в самом деле, не уметь отличать один художественный стиль от другого не такой уж страшный грех, тем более для подростков.
Но вот писать «ИЕсус ХрЕстос» – это, по-моему, по-настоящему страшно. Страшно не в смысле орфографии, а в смысле того, что, стало быть, писавший никогда в глаза не видел это имя. Между тем именем этим полнится весь мир, так что, кажется, если вдруг забудешь, – камни возопиют.
Я, конечно, очень расстроилась тогда, но сказала себе: это дети. Дети имеют право на какую угодно ошибку – они ещё только учатся.
Но вот сижу я в очереди в поликлинике.
Взрослой, разумеется.
Разговор, что вполне логично, зашёл о конце света.
Одна бабулька начала причитать, что, конечно, вот и все приметы сходятся: всюду пожары, наводнения, войны, даже время в «умаление пришло», а ведь Христос говорил, подытожила новоявленная Фёклуша, что это будет накануне второго пришествия…
– Глупости! – возразила ей дама средних лет (я подумала было, что она атеистка), – никакого второго пришествия не будет – будет просто конец света.
– Как это? – встряла я, задетая за живое, – вот ведь и в Символе веры говорится…
– Второе пришествие Христа, – безапелляционно перебила меня дама, – сводило бы на нет его первое пришествие.
Все притихли, обдумывая это ноу-хау эсхатологии.
«Лучше бы она была атеистка», – подумала я.
Примеры тотального незнания азов христианства можно было бы множить.
Но я ограничусь последним, переполнившим чашу моего смирения и, собственно, заставившим взяться за перо.
Не так давно в передаче А. Гордона «Закрытый показ» обсуждался фильм, снятый по книге жены всемирно известного физика Ландау «Мой муж – гений». Не буду распространяться о самом фильме, где смакуются любовные похождения нобелевского лауреата. Потряс не сам фильм, а последовавшее за ним обсуждение.
По поводу увиденного рассуждали физики и лирики, психологи и артисты – сплошь люди именитые и знаменитые.
Говорили о чём угодно: о свободе, тоталитаризме, гениальности, – и никто не произнёс слово «грех». А между тем по идее оно должно прийти в голову первым, когда речь идёт о многочисленных изменах женатого человека.
Значит ли это, что у современного русского интеллигента (или, если угодно, интеллектуала) вообще нет этой категории?
Похоже на то.
Но действительно потрясли меня два выступления. Одно – известного телеведущего – о том, что люди по природе не равны, что они делятся на «гениев» и «прочих» и первым разрешается больше, чем вторым.
«Что позволено Юпитеру, не позволено быку», – поддакнула одна из участниц дискуссии.
Господа, хотелось крикнуть мне в экран, да ведь это, как говорил Солженицын, «зады девятнадцатого века» и, как уточню я, десятый класс средней школы. Именно в нём проходят «Преступление и наказание» и разбирают печально знаменитую «теорию Раскольникова»: «тварь ли я дрожащая или право имею?».
Так неужели мы настолько одичали нравственно, настолько отбросили сами себя назад, что будем опять наступать на те же грабли?
И ведь на экране были не двоечники, а, так сказать, элита страны.
Я всё ждала, когда после этого «сеанса чёрной магии» последует разоблачение, но, увы, ни один из участников «Показа» не «напомнил царям земли о Христе».
А вы говорите – засилье православия! Да у нас дикое поле огромного размера – от элементарной безграмотности и невежества до неимения «меры всех вещей», до духовной тупости.
Глядя на всё это, ловлю себя на безумной мысли: а было ли Крещение Руси?
Или мы по-прежнему живём в языческом мире, где и собственная жизнь, и жизни окружающих поверяются не Христом, а Юпитером.