Всё у нас не как у зверей. Не как у той же улитки Ахатины гигантской. Ведь маленькие улитки, улитята, когда они вылупляются, совсем прозрачные. Даже видно, как в них бьётся сердце. С ума сойти. (По корпускулам смысла сейчас будет. Через точку.) У маленьких улитят. Они прозрачные. Видно. Как бьётся сердце.
Тук-тук-тук.
О чём бьётся твоё сердце, маленькая улитка?
«О том, что я могу прожить и до двадцати лет, если меня не съест хищник». Так могла бы ответить уже не Ахатина, а, допустим, виноградная улитка, если бы могла и хотела с нами разговаривать. В природе она живёт семь-восемь лет, а в неволе (сладкая вата неволи, корм с небес, манна, рассыпанная щедрой рукой, которую и не увидишь) может даже дожить до тридцати.
Опять с ума сойти.
Ты уже расстался с третьей любовью, с четвёртой, пятой, а улитка всё живёт. Ты заболел – а она ползает. Ты сошёл в третий раз с ума, а она сидит на камушке. Или листочке. Ты умер – а её забрали сердобольные родственники.
Бедные существа, которых мы смогли умыкнуть, пристроить в стеклянный рай. Бедные существа, которых мы смогли приручить.
Где-то прочитал: «Служебные собаки при поиске людей на месте катастрофы испытывают стресс и впадают в депрессию, если находят только трупы». Поэтому добрые владельцы собак просят волонтёров полежать в обломках, среди завалов, чтобы собаки нашли их живыми и порадовались.
Человек живёт окружённый животными. Прячет их в банки, аквариумы, заводит кошку, кошка приходит ночью, ложится ему на голову, на полу спит большая собака. В холодильнике – куски мёртвых животных. В шкафу висит часть шкуры коровы (дублёнка) или много-много невинно загубленных мелких зверят (соболья женская шубка). Человек, как тот рифмующийся в первых двух именах Робин Бобин, никак не может насытиться – всё гребёт под себя, гребёт, подгребает. Продлевает жизнь животным, смотрит на них через пузырь стекла огромным глазом. (Представляете, какое это было бы долгое зрелище для медленной улитки, если бы она могла нас видеть? Как для нас закат.)
Я три раза употребил идиоматическую конструкцию «с ума сойти». А ведь иногда, умыкнув божью тварь, человек её реально сводил с ума.
Ещё на заре этого века в Европе (началось в Италии, в городе Монце) запретили держать золотых рыбок в круглых аквариумах. «Круглые аквариумы искажают реальность, отчего рыбки страдают».
Ты мечешься по сферическому аду, в искажённом пространстве, видишь сауроновское око, как в линзе, увеличенное во много раз, выйти из ада нельзя, только вперёд хвостом. Ну и какая тебе разница, что тебе продлили жизнь. Зачем тебе такая жизнь? Лучше в проточных водах, и пусть – ам – и тебя проглотит большая рыба. Но я бы хотя пожила, поплавала на воле, прошелестела бы золотая рыбка, если бы умела шептать.
Поймал золотую рыбку, требуешь от неё исполнения желания. «Будет тебе исполнение», – говорит золотая рыбка. «Всю жизнь будешь жить по-человечьи». Ну вот и получили.
Когда-то Галина Юзефович рассказала:
«Реальная история. В мемуарах. Заговорщики решили убить своего товарища, генерала. Решили убить ночью, когда уснёт. А он так устал, что, когда стаскивал сапоги, чтоб ноги отдохнули, стащил лишь один, а во втором уснул. Дело было в лесу, заговорщики убили товарища, вырыли подальше могилу, дотащили убитого, сбросили, вдруг один из них говорит: «Он же в одном сапоге. Нехорошо». (Не по-людски – наверное, это имел в виду.) Нашли сапог, бросили в яму, закопали. Теперь по-людски».
«Попробуйте это вставить в вашу прозу, – говорила Юзефович, – будет фальшь. А в документе – живое дело».
Как прозрачное сердце у прозрачных улитят.