Дмитрий Воденников

Кто стоит за деревом?

Ну вот и пришла бессонница. Здравствуй, дорогая, давно не виделись.

Гагачий пух для Толстого

Обнаружил на днях, что у меня полностью разорван по боковине чёрный свитер гладкой вязки, который я уже десятый год ношу.

Небо, которое тебя съест

Никогда не слышал раньше этого слова. А двенадцатилетний мальчик слышал.

Он сказал, проходя через долгий и пустой застеклённый коридор где-то в шереметьевском аэропорту: «Настоящее лиминальное пространство».

Я сам этого мальчика не видел: мне про него рассказали.

Так разрывается пространство

Стоял однажды в кафе быстрой готовой еды, когда идёшь с подносом и берёшь себе суп, второе, подошёл уже к кассе, передо мной – мужик. А надо сказать, что раньше в этом сетевом кафе конфету давали – как комплимент.

Из какого мы цирка?

Это известная история, даже я её где-то уже вспоминал. Когда Евгений Евтушенко, который, как все знают, был щёголь (щёголь, щегол, до чего ж ты щегловит: тут сразу мандельштамовский птичий прах вспархивает), выйдя однажды в приятном подшофе из ресторана в расстёгнутой шубе, под которой, наверное, яркий пиджак и рубашка и попугайский галстук, распахнул навстречу какому-то мрачному московскому дядьке в ватном пальто свои поэтические объятия и воскликнул: «Вот мой народ!»

Тьма на подушечке

Не всё темно из того, что мы привыкли считать темнотами. Иногда нам кажется, что какое-то странное, туманное слово, сказанное нам людьми, которых мы любили, – это всего лишь словесная неловкость. Какой-то бессмысленный абырвалг. А это уже было началом конца. Главрыбой разрыва.

Шесть соток непосильного счастья

Однажды мы с тобой испугаемся счастья. Нет, не нашего общего, совместного счастья, нажитого непосильным трудом, как говорили в старину. Просто отдельно, каждый своего.

Плач рыбы

Тут самое главное – успеть. Собраться, взять себя в руки, преобразиться. Хотя бы на пять минут. У Ахматовой такое было: преображение могло произойти в считаные секунды. Надежда Мандельштам вспоминала: «Я говорю: «Ануш, там идут к нам», а она спросит: «Что, уже пора хорошеть?» И тут же – по заказу – хорошеет».

Зеркало русской жизни

С Татьяной Никитичной очень смешно. Да-да, именно так: не трепетно, не возвышенно, не глубокомысленно. А именно смешно.

Шестое чувство старика

Старик путешествует. Старик берёт чемодан (нет, наверное, скорее всего, сумку: не будет он заморачиваться с чемоданом), кладёт туда самое необходимое и едет в аэропорт.