Как быстро и безжалостно катится волна времени, периодически захлёстывая пенным перекатом. Картины жизни движутся всё быстрее, сливаясь в смазанную музейную ленту. Кажется, только вчера я, молодой сотрудник отдела пропаганды и культурно-массовой работы Новосибирского обкома комсомола, спешил в новую пристройку облисполкома, где размещался в то время председатель облисполкома, вошёл в лифт. Почему – сам не понял, ведь подняться со второго этажа на четвёртый молодому парню ничего не стоило, но, увидев, как открываются створки дверей кабины, не задумываясь, влетел в лифт и уткнулся прямо в… Да, в Арнольда Михайловича Каца! Стройного, подтянутого. Строго глянув на меня сверху вниз, как умел только он, слегка отодвинувшись, вопросил: «Вы знаете, кто я?!» – «Кац», – ничуть не смутившись, ответил я. Шёл 1980 й…
Для большинства сегодняшних новосибирцев Кац – это прежде всего название (не имя!) концертного зала, для почитателей и меломанов он человек-легенда, создавший академический симфонический оркестр, для руководителей города и региона – бренд наряду с Новосибирским государственным академическим театром оперы и балета, визитная карточка области, для своих коллег, дирижёров, он в небольшой когорте великих. Это чистая правда.
Действительно, в то время в Сибири не было традиции в каждой области или крае иметь симфонический оркестр, первопроходцем здесь стал Томск, создавший свой оркестр в 1946 году. Он ровно на 10 лет старше новосибирского, который был основан в один год с консерваторией. Я в те годы только родился, но мне посчастливилось плотно поработать (наверное, это даже была своего рода дружба) с Григорием Казарновским, который приложил руку и к ТЮЗу, и к филармонии, и к Комитету по телевидению и радиовещанию. Преданный культуре каждой клеточкой, импульсивный, энергичный, он не мог находиться дома и успевал участвовать в работе президиума Совета ветеранов области (именно он помог нам отстоять здание Дома Ленина для филармонии, совмещая эту деятельность с режиссурой огромных областных мероприятий). Он благословил меня на работу в филармонии. Так вот, Казарновский прекрасно владел информацией о том, как создавался оркестр. Идею оркестра вынашивал один из руководителей области – Егор Кузьмич Лигачёв. Он был большим ценителем академической музыки и, возглавив в 1953 году управление культуры при облисполкоме, начал пробивать создание оркестра, а довёл этот вопрос до реализации уже в качестве заместителя председателя Новосибирского облисполкома. Пробив создание оркестра, Лигачёв начал искать дирижёра, который согласился бы переехать в Сибирь. Им оказался молодой выпускник Ленинградской консерватории, фронтовик, дошедший до Берлина, ученик Ильи Александровича Мусина Арнольд Кац. В первые годы становления коллектива Егор Кузьмич участвовал в налаживании жизни оркестра в режиме ручного управления. Без активной поддержки Лигачёва на маэстро легли все вопросы по быту, зарплатам музыкантов, репетиционной и концертной базам. Кочевал коллектив по всему городу. Было своё общежитие в здании, где ныне живёт и работает театр «Старый дом». В то время у Каца не было весомых покровителей. Создание оркестра шло непросто, доставалось Арнольду Михайловичу, и порой сильно доставалось.
Газета «Правда» 10 июля 1958 года справедливо указала на «недостаточно требовательное отношение к своей работе и на отсутствие высокой творческой дисциплины в коллективе симфонического оркестра». На что незамедлительно отреагировала дирекция филармонии, указав, что эти серьёзные недостатки «в значительной мере зависят от главного дирижёра и художественного руководителя оркестра т. Каца А.М. За период работы в коллективе т. Кац А.М., показав себя достаточно опытным, интересным дирижёром, в то же время не справлялся в полной мере с обязанностями главного дирижёра и художественного руководителя коллектива и т.д. Указать т. Кацу А.М. на неудовлетворительную его работу как главного дирижёра и художественного руководителя оркестра и предупредить т. Каца, что, если он не сделает для себя соответствующих выводов и не изменит своего отношения к работе, будут приняты более строгие взыскания».
А памятная попытка устроить ему показательный разнос за исполнение 13 й Симфонии Шостаковича на стихи Евтушенко? Уже после первого исполнения симфонии Кириллом Кондрашиным о ней вслух даже говорить не рисковали, а маэстро взял и исполнил, переполошив всех кураторов.
Арнольд Михайлович систематически нарушал имеющиеся инструкции и догмы. Для улучшения быта музыкантов он мог пойти на очень многое и непоколебимо вставал на защиту своего детища. При этом оставался очень ранимым человеком. Неоднократно видел, как на приёме у руководителей, особенно в первый раз, он становился величественным, особенно в тех случаях, когда, чувствуя неприязнь к себе, был вынужден спасать дело. Но когда Арнольд Михайлович встречал к себе и оркестру доброе отношение, был милым человеком, любящим юмор, ценящим шутку, интересующимся многими вещами, невероятно обаятельным.
Я не так долго проработал с Кацем, но эти годы были сложными для коллектива. С большим скрипом переданный филармонии Дом Ленина оказался совершенно непригодным из-за узкого портала сцены. Сколько мы ни измеряли шагами и рулеткой театральную площадку, посадить оркестр возможности не было никакой, да и здание нуждалось в капитальном ремонте.
К 1987 году вопрос размещения оркестра на период первого капитального ремонта Театра оперы и балета (1984 год и далее) встал особенно остро. Каждый вечер я беседовал с Арнольдом Михайловичем, докладывая, с кем поговорил, какие есть варианты. Мы всё сделали, чтобы концертный зал оперного театра, где всё это время базировался оркестр, закрыли только после того, как практически полностью отремонтировали основное здание театра. Некуда было идти оркестру, и я неоднократно слышал от некоторых функционеров: проще на это время оркестр распустить или отправить на многолетние гастроли. Было понятно, что всё это может просто похоронить коллектив.
Обком партии в 1988 году возглавил «красный директор» Виталий Петрович Муха. Я предложил Кацу записаться на нему на приём. Он сделал это, но тут же поинтересовался, что я придумал. Идея была такая: на период ремонта оркестр мог бы работать в большом зале Дома политпроса, пустующем практически все дни, а вечера так уж точно. Кац с ходу заявил, что никто партийную собственность оркестру не даст, сопроводив это заявление парой крепких слов (он ценил, когда крепкое слово сказано вовремя и уместно). Но не успел я дойти до кабинета, как Кац уже звонил на городской телефон. «Оркестр не разместится на сцене ДПП!» – выпалил он. Я возразил: «Разместится, я мерил». «Может, получится», – с тайной надеждой проговорил Кац.
Всё прошло на удивление легко. Один из членов бюро обкома сказал: «Воля ваша, Виталий Петрович, но этим евреям только пальчик дай – они всю руку отгрызут. Вот увидите, скоро весь Дом политпроса под филармонию уйдёт!» И оказался прав.
На строительство нового здания необходимо было постановление правительства. Решение принял Виктор Александрович Толоконский. Вот как он рассказывает об этом: «Мы встретились с Арнольдом Михайловичем в больнице. Увидев маэстро, я почувствовал себя крайне плохо. Ведь этот человек оркестр создал, подарил его городу, а мы не можем зал для него построить. Обещаем и ничего не делаем. Так мы его потеряем, и нового зала он не увидит. И вот после похорон маэстро я собрал всех музыкантов оркестра и пообещал, что немедленно займусь вопросом реконструкции здания филармонии. Так мы и приняли самое простое на то время решение: начать капитальный ремонт здания Дома политпросвещения».
Прислушивался ли он к советам? Безусловно. В то время по филармониям гастролировали десятки музыкантов Росконцерта, была так называемая обязаловка: тому или иному музыканту требовалось организовать в области до десяти концертов. Поэтому вне этого плана музыкантов у нас приглашал только оркестр. Как-то я услышал исполнение Гершвина эстонской пианисткой Яниной Кудлик и позвонил в Союзконцерт, пригласив её выступить в консерватории. Она приехала, концерт публика восторженно приняла. Каково же было моё удивление, когда Кац спросил, по плану ли приезжала Янина. Я ответил: «Нет, я пригласил». Думал, что сейчас он начнёт меня воспитывать. Но он попросил номер её телефона, и уже в следующем сезоне Кудлик играла Гершвина с оркестром в большом зале Дома политпроса.
В моей памяти он остался весёлым, совершенно доступным, покорявшим своим обаянием всех, с кем общался. Как сейчас вижу его стоящим после репетиции на круге перед служебным входом в театр, недалеко от буфета, с йогуртом в руке (это был его обед) и беседующим с музыкантами, вокалистами, артистами балета.
Он совершенно себя не жалел. Поутру, едва прилетев из командировки в Москву, в 10.00 уже был за пультом. За 50 лет работы с оркестром народным артистом СССР сыграно более 5 тысяч концертов! А сколько записей и гастролей!
Арнольд Михайлович Кац, имя которого получил концертный зал, увековечен и на одном из витражей зала. Работает и его музей. С именем Каца теперь связан и Транссибирский арт-фестиваль. Жаль, что всё это уже было без маэстро, которого не стало после инсульта в 2007 м…
Александр Савин, Новосибирск