Иосиф Райскин
Пятнадцать лет назад, в сумрачном декабре, ушёл от нас Борис Иванович Тищенко. Ушёл, оставив боль утраты, с трудом заживающий рубец на сердце. Но и светлый след в душах всех, кто его знал и любил, всех, кому дорого творчество этого выдающегося мастера.
Человек, сотканный из противоречий, – вот подлинный герой музыки Тищенко. Музыкальные темы в его сонатах, симфониях, квартетах (как и у Чайковского, Малера, Шостаковича) зловеще изменяются: «темы-оборотни» сталкиваются в жестокой борьбе, в какой-то неостановимой круговерти. А в другой раз – как в финале Седьмой симфонии – простая легкомысленная песенка вдруг претерпевает небесное преображение, и вы останавливаетесь на бегу перед внезапно возникшим прекрасным ликом.
Композитор противостоит веку с неизбежной сменой вех и художественных ориентиров. Противостоит измельчанию жанров, постепенному оскудению крупной формы. Ещё в 20–30‑е годы прошлого века Сергей Кусевицкий, заказывая композиторам опусы для своего оркестра, ставил границы их протяжённости: десять–пятнадцать минут. Дескать, больше средний слушатель современной музыки не выдержит. Что же говорить о сегодняшней (особенно молодой) аудитории с её клиповым восприятием, с её предпочтением краткой, сугубо оперативной информации? Тищенко и здесь – «последний из могикан» недавно ещё могущественного ордена симфонистов. Он приверженец длящегося «романного» времени музыки, автор восьми симфоний и грандиозного хорео-симфонического цикла «Беатриче» по «Божественной комедии» Данте.
Людям искусства особенно близко противостояние художника-творца тоталитарной идеологии, противостояние нормативной эстетике, насильно насаждаемой сверху, подобно посадкам кукурузы квадратно-гнездовым способом от субтропиков до полярного круга.
Но это и часть противостояния жестокому веку России – веку доносов и столь же повсеместных «посадок», осуществлявшихся поточным методом. Веку ГУЛАГа и миллионных расстрельных списков. Анна Ахматова писала, заканчивая «Поэму без героя»: «Всё это должно звучать в ещё не существующей музыке».
Ахматовская лирика, по слову поэта, «подслушанная у музыки», «пребывавшая в музыке», возвращается в материнское лоно породившей её музыкальной стихии. Возвращается трудно – музыка сполна разделила судьбу опальной поэзии. О своём «Реквиеме» Ахматова говорила, что его «единственным аккомпанементом может быть только Тишина и редкие отдалённые удары похоронного звона». Борис Тищенко, в одну из немногих встреч с Анной Андреевной испросивший у неё разрешения писать музыку на «Реквием», и не думал об аккомпанементе. Он дерзнул вступить в контрапункт со словом. Латинское punctum contra punctum – буквально: точка против точки, то есть нота против ноты – стройное сочетание единства и контрастности нескольких мелодических линий; здесь же гармония – противостояние слова и музыки.
Прежде, однако, должно было совершиться предстояние ахматовского «Реквиема» читателю. С конца 30‑х годов, полвека (подумать только, половину ХХ века!), поэма хранилась поначалу в памяти автора и нескольких близких друзей, потом в списках (увы, не всегда верных). Через двадцать один год после смерти поэта «Реквием» появился в мартовском номере журнала «Октябрь» за 1987 год (публикация З.Б. Томашевской). Половину «тюремного срока» провела под домашним арестом и рукопись Бориса Тищенко. Композитор завершил партитуру в 1966 году, в год смерти Анны Андреевны, так и не успев сыграть ей «Реквием». Только немногие друзья и коллеги Тищенко присутствовали на авторском показе «Реквиема» за роялем в Доме композиторов. Свершалось тайное и свободное противостояние советской цензуре – самой свирепой в истории России. Я хорошо помню этот сыгранный и спетый автором камерный потаённый «Реквием».
Премьера состоялась 23 июня 1989 года – в день столетия со дня рождения Ахматовой (в Большом зале филармонии под управлением Эдуарда Серова). Должно было пройти ещё без малого двадцать лет, чтобы новые поколения слушателей смогли услышать «Реквием» Бориса Тищенко на стихи Анны Ахматовой в исполнении солистов и оркестра Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева. Разделить с поэтом запечатлённую в слове любовь: «Последней страстью этой чёрной жизни/ Божественная музыка была».
Музыка Тищенко первенствует в союзе с другими искусствами. В документальном фильме «Гибель Пушкина» не музыка следует за кадрами, а, напротив, экранная драматургия, режиссёрский монтаж предопределены, диктуются музыкой. И вас осеняет мысль: фильм срежиссирован по законам крупной музыкальной формы. А вся толща партитуры, словно из брошенного в землю семени, растёт, ткётся из первой интонации – одинокого и долгого сигнала гобоя. В нём – и призыв, и тревога, и предначертанность судьбы поэта.
И «Ярославна» начинается с тянущейся в высочайшем регистре тонкой звуковой нити флейты пикколо. Она оплетается подголосками других деревянных духовых (среди них – «кукующий» кларнет), точно протяжная русская песня. Ей отвечают молитвой струнные («Стон Русской земли»); завершая балет, эта же молитва звучит в исполнении хора. Вот и ещё одно противостояние традиции – хор в балете. Справедливости ради замечу: не впервые, но у Тищенко хор поёт «Слово» в основном в подлиннике, а не в переводе. Сплав современных инструментальных средств с былинными интонациями, с архаично звучащими и в то же время понятными сегодня зрителю-слушателю древнерусскими речениями рождает совершенно необычный, суровый колорит.
«Ярославна» – ещё и пластический комментарий к музыке и слову, танец, одухотворяющий их, связующий, скрепляющий прошлое и настоящее в нерасторжимое единство.
С противостояния сложившимся представлениям о легендарном походе князя Игоря на половцев, с противостояния автору сценария и хореографу будущего балета началась и история «Ярославны». Когда балетмейстер Олег Виноградов, рассказывал Борис Тищенко, пришёл с идеей балета о князе Игоре, композитор сказал: «Очень хорошо. Я согласен. Только всё будет иначе. Назовём это не «Князь Игорь», а «Затмение». Будем делать всё наоборот. Игорь у нас никакой не герой». И на сцене Малого оперного театра в середине 1970‑х родился замечательный спектакль хореографа Олега Виноградова, режиссёра Юрия Любимова и дирижёра Александра Дмитриева.
Приступая к «Двенадцати», Борис Тищенко сразу предупредил Леонида Якобсона, что будет писать музыку не на либретто, а на поэтический текст Александра Блока. И не раз противостоял хореографу, порой безуспешно. Но когда в отчаянном споре с Якобсоном сумел его убедить, родился лучший, по общему мнению, эпизод балета (Петруха оплакивает убитую им Катьку). Композитор рассказал в письме к Шостаковичу о «партийно-чиновничьей идеологической возне» вокруг финала: «Его, конечно, тоже стали резать, хотя Якобсон поставил его безукоризненно. <…> Я убеждал на обсуждении: загляните в Блока! Директриса в ответ: «Блока я не знаю, зато Ленина прочитала от корки до корки». В общем, этот балаган продолжался до генеральной репетиции, потом опять всё перекроили…».
Борис Тищенко – автор не только монументальных симфоний, балетов, музыки к драматическим спектаклям, но и замечательных камерных опусов – квартетов, фортепианных сонат, вокальных циклов на стихи Ахматовой, Цветаевой, Бродского… Камерную музыку (musica da camera), называемую также галантной, три века назад исполняли в палатах (camera) вельмож, куда нас вряд ли бы пригласили.
Согласимся, что камерная музыка естественнее и воспринимается в условиях именно da camera – в небольших помещениях, где слушатели не отделены от музыкантов рампой сцены (о таком исполнении остаётся только мечтать). Среди немногих впечатлений подобного рода – домашний концерт всемирно известного американского квартета Fine Arts, состоявшийся 28 сентября 2010 года в петербургской квартире Якова Евгеньевича Иоффе, большого любителя музыки и друга Бориса Тищенко. Это был поистине царский подарок композитору – один из последних концертов, которые посетил Борис Иванович: в декабре его не стало. Вместе с ним в просторной гостиной собрались немногочисленные друзья и коллеги. Концерт открыл квартет Яна Сибелиуса «Интимные голоса» (Voces intimae) – нельзя лучше избрать музыку для подлинно камерного, интимного общения с кругом друзей.
Звучал Пятый квартет (1984) Бориса Тищенко – произведение зрелого 45‑летнего мастера, уже отковавшего свой стиль, свою узнаваемую интонацию. Но, главное, что объяснило выбор музыкантов, этот квартет – произведение, рождённое в домашнем, я бы даже сказал, семейном кругу. На первой странице партитуры – примечание композитора: «Начало первой темы первой части наиграно Ириной Донской. Начало финала наиграно Андрюшей Тищенко (три года)». И посвящён Пятый квартет сыну Андрею.
Статью к юбилею Бориса Ивановича Тищенко, которому «вдруг оказалось 70 лет», Е.А. Ручьевская озаглавила «Наследник великой симфонической традиции». Добавлю: наследник и любимый ученик композитора-гиганта ХХ века Д.Д. Шостаковича.