Вячеслав Ар-Серги
Родился 5 апреля 1962 года в д. Новая Казмаска Завьяловского района Удмуртской Республики. По основному образованию филолог, окончил Удмуртский государственный университет. Поэт, прозаик, переводчик, драматург и киносценарист. Автор более полусотни книг поэзии и прозы, а также ряда пьес и киносценариев, многих статей и эссе о современном литературном процессе. Пишет на удмуртском и русском языках. Произведения переведены и опубликованы на многих языках, в том числе и отдельными книгами в России и за рубежом (Венгрия, Беларусь, Эстония, Чехия, Черногория и др.). Народный писатель Удмуртской Республики. Член Союза писателей России и Международного писательского ПЕН-клуба. Лауреат Всероссийской литературной премии им. Антона Дельвига, Международной литературной премии «Югра», правительства Удмуртской Республики и др. Почётный гражданин Завьяловского района Удмуртской Республики. Живёт в Ижевске.
Пришлого человека деревенский народ с первых же дней всесторонне исследует, не слаб ли насчёт энтого – самодельного или купленного за красненькую, характером не гордец ли, на работу сноровист или нет, да и в кармане хорошо ли у него хрустит… аль совсем молчит деньга. Смотрят люди на него и друг с дружкой мыслями делятся. А сам приезжий ни одного, конечно, слова пока о себе не услышит до поры...
Ну, а если он держится особняком и всю ночь горит у него свет в окне – ему сначала удивляются, потом перемигиваются друг с дружкой, а потом недолго бывает и до насмешек. По-деревенски хлёстких, звонких и не одним автором продуманных.
Именно таким человеком стал Георгий. Имя его узнали, когда он писал в конторе заявление о приёме в наш колхоз. Георгий-то Георгий – да больно уж честь велика! Ибо добиться новичку в старинной удмуртской деревне, со своим укладом, права ношения собственного имени – это не так-то и легко. И для начала пускай попользуется прозвищем – Тури, Журавль. А там видно будет… А прозвище, между прочим, не случайное, так как он журавль и есть: длинный, голенастый, а при ходьбе руками машет, как крыльями, – видали, да? В общем, Тури он и есть Тури, другого имени ему нет – пока. А там уж как себя покажет...
Поместили Тури на квартиру к разбитной вдовушке – Анисье. Была она резва на язык, недурна собой. Но не повезло Анисье на мужа. Золотые руки имел, да сгубила горькая. Вот уж третий год вдовствует Анисья. Несладко, конечно, ей. И дров запасти, и сена накосить, и животину держать... Какое же хозяйство без мужичьих рук? Бригадир подумал над этим и с дальним прицелом определил агронома именно к Анисье.
«Ну, – решили деревенские кумушки, – раздобреет теперь Анисья-то…» А мужики поглядывали с хитрецой. Но прошла неделя, и Анисья все хорошие и нехорошие подозрения разом и развеяла.
– Э-э, бабоньки, чё и подумать-то, в голову нейдёт! – выдала она разок у магазина самое сокровенное. – Да чего это за мужик-то? Одно слово – Тури! Вроде бы с виду-то ничо он... Да ладно, с лица-то воды не пить. И не пьёт, и не курит, ну? А на меня – ноль внимания. Всё только по батюшке – «Анисья Павловна, Анисья Павловна, тыры-пыры, тыры-пыры». И краснеет, как девка. И чего-то всё пишет. Пишет, пишет, потом вскочит – туда-сюда по избе, и всё порвёт. Что за человек?
«Хм...» – многозначительно посмотрели тогда домовитые хозяйственные мужики друг на друга. Взгляды деревенские обкатаны многими водами многих жизненных рек – нет, не глянулся деревне новый агроном. Во-первых, семьи у него нет, а что за справный мужик будет, раз четвёртый уже десяток разменивать начал – а ни кола ни двора, ни жены, ни детей. Да и с Анисьей, посчитали деревенские во-вторых, можно было бы и почеловечней. Не шалава ведь какая... Не-ет, вроде бы и работает новый агроном нормально, и с человеком поздоровается вежливо, но взгляд у него какой-то нездешний.
В общем, не понравился Тури деревне, и всё.
…А тут и Новый год подоспел, а за ним – ряжения. Мы, деревенская молодёжь, обрядившись во что попало – на одном вывернутая шуба, у другого рога, третий и так на чёрта похож, никого не узнаешь, – весь вечер ходили из дома в дом, желали хозяевам доброго урожая. С благодатью да со здравием! Бесилась гармонь. Бесился ветер, пиная проплешины сугробов, но разве до него по такому веселью? Да и месяц нам весело подмигивает, то и дело выбегая из-за рваных туч...
А настроение самое отменное!
Под валенками задорно скрипит снег.
А девушки – одна другой красивее. Всех бы обнять – да убегают!
Наверно, по всем домам прошлись. От лихих плясок уже и ноги дрожат – устали.
С шутками, песнями, прибаутками вышли к околице. Огляделись. Лишь в одном доме горел свет – у Анисьи.
– Парни, девчонки, айда и к Тури зайдём! – предложил кто-то.
– А что? В нашей деревне живёт – пусть уважает! Пошли! – поддержали дружно.
И вот человек десять, громыхая по лестнице, зашли мы к Тури. Дверь широко распахнулась, сглотнув клубы пара. Тури сидел за столом, сгорбившись, и что-то писал.
– Славьтесь, хозяева! Как живёте – хлеб едите? – хором поздоровались мы. Тури удивлённо привстал. Наверно, перепугался.
– Заходите, заходите, – неуверенно промолвил он.
– Славим хозяев, счастья желаем, пусть хлеба ваши до пояса поднимутся, а стогам теряется счёт!
– Спасибо, спасибо... – потом спохватился: – Да что же я рассиживаюсь-то тут! Я сейчас, сейчас же, – устремился он в кухню и начал там чем-то греметь, шуровать.
А я подошёл к столу и присмотрелся: ма-та-та! да это же стихи! Значит, Тури стихи пишет! Упадёшь не встанешь! И не подумаешь ведь! Хотя кто его знает, сундука с потерянным ключом... Читаем… Что там?
Белый, как птичье перо,
Волос нашёл я у себя –
Первый в моей жизни...
Перо к перу – будет крыло,
Годы идут – куда мне лететь?
С кем мне лететь?
Вырастают крылья…
– Фи-и-уть, – длинно присвистнул стоящий рядом товарищ. Рукой в несмываемом тракторном мазуте тронул он исписанные листы, – значит, наш Тури – Пушкин...
Тури выбежал из кухни, в руках – разные тарелки, кружки.
– Садитесь, садитесь, ребята, ешьте, пейте! Вот солёные огурцы, грибы, – суетился он, может, и радуясь, – а Анисья Павловна в гостях... Ушла, значит.
Рванул мехи гармонист. И полилась плясовая.
– Эх, парни-девки! Спляшем-споём нашенскую!
Все ринулись в узкий круг. Эх, и топочут-щёлкают! Но вот кто-то задел этажерку – все книги бухнулись на пол. Кто-то толкнул тарелки на столе – они звякнули, посыпались, звонко разлетелись в осколки. Эх, не до тарелок гармонисту! Быстро бегают его упругие пальцы по кнопочкам.
Эх, красивы ж мы, красивы.
Эх, красиво пляшем мы!
Как лягушки с бережка,
Дрыгаем мы ножками.
И – эх!
И Тури застыл в удивлении. Молчит.
– …Молчи, ёк-макарёк! Вот тебе, на тебе, рифмоплёт ты агрономический! Уважай! Уважай нас! Смотри и учись, коль без году неделя тут...
И вдруг гармонист смолк. Все смотрят на Тури. Обречённым влажным блеском моргают его глаза.
А потом, отшатнувшись, как от удара в грудь, он закрыл лицо руками и выбежал из дома. Без пальто. На улицу. В январь.
– Тури, да ты чего, не дури!
– Мы же пошутили только! Эй, поэт, вернись!..
– Ай, да чего с ним будет! Остынет – зайдёт. Не пьяный ведь... – отмахнулся кто-то.
Но веселье испортилось. Настроение подсело, потихоньку, вполголоса переговариваясь, пошли по домам...
Да и месяц спрятался куда-то. А ветер стал ещё крепче, теперь уже холодный и злой, пронизывающий.
...Назавтра я повстречал Тури в колхозной конторе. Мне нужно было сдать путевые листы. «А Тури заявление об уходе пишет», – пояснила мне молодая девушка-бухгалтер. Аккуратно поставив точку на своём заявлении, Тури встал и тяжело шагнул к двери.
Прямо перед выходом он быстро обернулся и проговорил хриплым голосом:
– Это сегодня вы ряженые. А вчера, вчера... вы были в настоящем вашем обличье! Прощайте...
И тогда я застыл. Надолго. Тури уехал из деревни неизвестно куда.
…Многие вовсе забыли незадачливого пришлого человека. А некоторые вспоминали – со смехом или с равнодушным удивлением. А у меня по сей день горит лицо со стыда. Где ты сейчас, Георгий? Слушай, ты не сердись на меня, на нас... А годы идут. Вот и в моих волосах появляются белые перья. А крылья...
