22 июня 1941 года Марийская АССР отмечала 20-летие образования советской автономии. Но собравшимся на многочисленный митинг жителям Йошкар-Олы объявили о начале войны с фашистской Германией. О неизбежности войны в народе говорили давно, но известие, наложившееся на радостный день и праздничное настроение, прозвучало особенно угнетающе.
Митинг вмиг превратился в военный. На трибуну прорвался поэт Шадт Булат, в то время сотрудник Наркомпроса МАССР, объявил, что уйдёт добровольцем на фронт, и призвал коллег-писателей следовать его примеру. Познавший тяжёлое сиротское детство, невоеннообязанный, которого по состоянию здоровья на действительную-то службу не взяли, он трижды писал заявление и добился-таки своего. Вернувшись после тяжёлого ранения, не усидел дома – пошёл работать. Не долечившись, начал ходить на сборный пункт. Восемь раз по вмешательству обкома партии его возвращали, на девятый победил Ш. Булат – возвратился на передовую. Погиб в бою у деревни Покровск Троснянского района Курской области.
К концу 1941 года тринадцать членов Марийского отделения Союза писателей из пятнадцати были на фронте. Кроме Булата смертью храбрых пали Георгий Ефруш, Пет Першут, Василий Элмар. Огромной потерей для национальной литературы мари стала гибель более десяти уже зарекомендовавших себя молодых авторов и более ста – имевших первые публикации.
Тема войны и мира – в толстовском измерении этих вечных величин – стала и оставалась основой творчества фронтовиков: поэтов М. Казакова, И. Стрельникова, В. Рожкина, С. Вишневского, М. Майна, Н. Ильякова, Б. Данилова, Ф. Маслова, В. Чалая, Г. Матюковского, А. Бика, прозаиков В. Иванова, В. Юксерна, Дм. Орая, Н. Лекайна, А. Волкова и других.
Герман ПИРОГОВ
Илья СТРЕЛЬНИКОВ
(1908–1977)
Родился в селе Пектубаево Новоторъяльского района Марий Эл. Рос сиротой. Окончил педтехникум, был сельским учителем, работал на радио. На фронт ушёл с должности редактора национального книжного издательства, куда вернулся и проработал 30 лет – до выхода на пенсию.
Воевал под Москвой и Воронежем, участвовал в Битве на Курской дуге. Комиссован после тяжёлого ранения. Награждён орденом Красной Звезды и боевыми медалями, в том числе «За отвагу».
По мнению некоторых марийских литературоведов, фронтовая поэзия Ильи Стрельникова, изданная в 1946 году, остаётся непревзойдённым образцом поэтического изображения человека в условиях расчеловечивания мировой войной.
НЕБЫВАЛАЯ ГРОЗА
Стараясь, хоть и не без риска,
На «ять» позицию нашли:
Окоп не виден даже близко –
Трава и всюду камыши.
Горбом надвинулась высотка,
По склону тянется сюда.
Погода, редкая красотка,
Сегодня радует с утра.
Но скоро солнце скрылось снова,
Взъярился ветер, вновь грозя,
И – тоже с запада, свинцово –
Навстречу туча нам... Гроза!
И вдруг взялась т а к а я буря,
Что глаз уже открыть нельзя:
Торопят молнии друг друга,
Войне и той испуг неся.
Из кадок словно – дождь холодный,
Похожи мы на мокрых кур,
Не чуем ног... И только взводный:
«Сугрева ради – перекур!..»
А я друзьям в смешной одёже
Сказал: за тридцать с лишним лет
Такой грозы не видел всё же –
Что есть намёка в этом след.
Сказал: удача будет, верно,
В войне, товарищи мои.
И пусть смеялись как-то нервно,
Но ведь смеялись: мол, смотри!..
Гроза прошла. Выходит солнце.
И видим: сразу камышей
Головки высветились в бронзе...
Нет мира всё-таки важней.
Взлетает красная ракета –
В полнеба пенная дуга:
В атаку!.. Мира нет и следа –
И к смерти, к ДОТу мы, туда...
1941
МАХОРКА
Этот день я не забуду.
По степи гулял буран.
Взяли сопку, немцев груду...
Тут же наши, много ран.
Вот друзей похоронили.
Даже слёзоньки взялись.
«Не забудем», – говорили.
«Отомстим за вас!» – клялись.
– Пусть не до сейчас досуга, –
Говорю я, – но, сосед,
Дай закурим – в горле сухо.
Предлагаю свой кисет.
Хоть подмок табак от пота,
Злата пуще он сейчас,
Своего, сказал бы, рода
Тот, кто души наши спас.
– Поживём за них без драмы, –
Говоришь, не любишь нудь...
Не нужны, мол, ваши граммы –
Лишь цигарку бы свернуть!
Вот покуришь так... Отдушин
Нет полезней, если боль.
Снова в бой? Не нужен ужин –
Покурили мы – изволь!
И от дома даже мысли
Ты, махорка, отвлекла.
Снова мы в дорогу вышли...
Как походка-то легка!
1942
СЛОЁНЫЕ БЛИНЫ*
Тут воронка, там воронка...
Бой затих. Покойно мне.
Вот явилась почтальонка
С «толстой сумкой на ремне».
Вмиг сбежались тут солдаты.
Письма есть им, книги в дар...
Я – в сторонку, но «куда ты?»
В спину возглас – как удар.
И вручают мне посылку.
Я от счастья задрожал,
Будто луч пробился в дырку,
Только этого и ждал.
Как положено, штыком я
Вскрыл: конвертик… Что ещё?
Вдруг почувствовал, что дома –
Так запахло хорошо.
Не от водки даже вовсе
Мы сейчас оживлены –
Испекли, видать, в колхозе
Нам слоёные блины!
Сколько гари было в залпах,
А сильнее всё же он –
Этот блинный вкусный запах...
Ну, девчушка, – мой поклон!
Словом, выпили, блинами
Закусили – и тогда
Разговоры между нами
Шли в тридцатые года.
Не сердись на адресата:
Не успел письмо прочесть –
А уже стучат из ада:
Время! Знайте, мол, и честь.
В бой пошли мы... Пусть и зыбки,
Всё же запахи блинов
Из колхозницы посылки
Настигают вновь и вновь.
1942
________________________
* Слоёные блины (Коман мелна. – Мар.) – можно сказать, деликатес марийской национальной кухни.
Василий РОЖКИН
(1914–1983)
Родился в деревне Верхний Кадам Советского района РМЭ. В Красную армию его, работавшего сельским учителем, призвали в январе 1940 года. В боях – с первых дней войны. Участник обороны Пскова и Ленинграда, освобождал Польшу. При наступлении на Берлин в апреле 45-го был тяжёло ранен и два с половиной года лечился в госпиталях.
Награждён орденом Красной Звезды (1943), в 1965 году удостоен звания «Заслуженный учитель школы РСФСР». Умер в День Победы – 9 Мая.
* * *
Сентябрь. И встречный тот яростный бой.
Я ранен, лесной уползаю тропой.
Свернуть надо в чащу. Потом, осмотрясь,
Искать со своими какую-то связь.
Но из лесу – немец! Ефрейтор, один...
Хватаю винтовку – да пуст магазин.
И враг ухмыльнулся: сдавайся, мол, рус!
Ну – думаю – ладно, и так разберусь.
Скатившись в воронку, гранату я сжал.
Минута – как к горлу приставлен кинжал.
Считаю я немца шаги про себя,
Терпение силой последней скрепя.
И метров за десять швыряю туда!
Что стало, понять не составит труда.
...Её вспоминаю за чашами тризн –
Гранату, т а м спасшую честь мне и жизнь.
1941
БЕЛОРУСКА
Как вольна взошедшая из бездн,
Наполняя лес и неба своды,
Белоруски радостная песнь
В это утро первое свободы!
Гнётся коромысло на плечах,
Не скрипят наполненные вёдра...
Ах, какая солнечность в речах!
Стройны как уверенные бёдра!
Наконец-то прибыли с в о и –
Для неё уже в победном цвете
Все, какие выпадут бои...
Стоит жить теперь на белом свете!
Шла навстречу. Плыли два ведра.
Песня лилась. Славная картина!
Почему мне даже не сестра?
И не смею думать: ...половина?
Вёдра ставя, глянула в упор.
Губка, чуть прикушенная, ала.
Начала нежданно разговор...
«Возвращайся!» – словно наказала.
Это было, кажется, вчера:
Ноги, как привязанные к гире,
Пьющий конь, гремя о край ведра,
И ни звука больше в целом мире.
В миг последний, как прорвало вдруг,
Руку сжал и девушку приобнял...
Слишком много всё-таки разлук
У войны – как будто только понял.
Ехал, думал: знать, не суждено...
Под копытом чавкало болото.
Оглянулся: машет!.. За неё
Страшно мне вдруг стало отчего-то.
1944
ВОЗВРАТИВШИЕСЯ
Возвращаются с фронта живые
(А деревня-то как их ждала!)
И впрягаются, будто впервые,
В застоялые наши дела.
«Кошки» лезут ч ь и будто бы сами,
Кто в них – ловок, неспешен, матёр –
Дружит так с инструментом, столбами,
Проводами? Кто этот монтёр?
Поздоровавшись, девушки хором,
Не таясь, говорят напрямик:
– Не знакомы вы с нашим Егором?
Уважаемый он фронтовик!
Кто сказал там, т р и сделавший нормы,
Что в работе наметился сдвиг,
Что и тут победим всё равно мы?
Кто искусно ведёт грузовик?
И опять помогли разобраться
Мне девчата:
– Да это ж Кондрат!
Если вам без подробностей, вкратце,
То недавно был тоже солдат.
Так легко поднимающий молот,
Раздувающий весело горн,
Ваш кузнец ещё, кажется, молод...
Неужели бывалый и он?
По тому, как зарделись девчата,
Видно – все в кузнеца влюблены:
– Если вам без подробностей, сжато –
Был в разведке. Пока без жены.
Ну, а этому что вы так рады?
Он вас будит ни свет ни заря,
Раздаёт спозаранку наряды...
До сих пор в гимнастёрке не зря.
– Бригадир, – отвечают, – не душка.
Тоже прибыл недавно в запас.
Там была у Василия пушка,
Тут на страх – оглушительный бас.
Кто играет опять на гармони
Возле клуба, где высажен сад,
Заставляя вас без церемоний,
Не жалея обувки, плясать?
Говорят мне со смехом и с шумом,
Словно им рассказал анекдот:
– Он сапёр, жить оставшийся чудом.
Вот и весел завклубом Федот.
Семён ВИШНЕВСКИЙ
(1920–1990)
Родился в селе Помары Волжского района РМЭ. До войны окончил музыкально-театральный техникум. В армию призван 28 октября 1940 года. На фронте с первого дня сражений. Воевал до 1945 года, пока не был тяжело ранен в одном из боёв на территории Восточной Пруссии. Прослужил в звании от рядового до командира артиллерийской батареи.
Кавалер ордена Красной Звезды (1945). Удостоен почётного звания «Народный поэт Марийской АССР». Дважды избирался председателем правления Союза писателей республики.
РЕКА ЛОВАТЬ
Красна река Ловать.
Вл. Шошин
Красива ли, дурна ли,
Не помню я, хоть режь –
Со смертью мы играли
Там Шошина допрежь.
На линии передней,
Меся то снег, то грязь,
Я, двадцатитрёхлетний,
Стрелял и бегал враз.
Деревня за Ловатью –
Борки – сгорела вся,
Куда мы шли всей ратью...
А взять никак нельзя.
Жизнь, пеплом в том горниле,
Не знала неба синь,
Знай только хоронили
Товарищей...
О, сгинь!
Сон, снова на неделе
Пугавший... Не бывать
Уж мне, где, знать, на деле
Красна река Ловать.
Не помню я, поверьте,
Какой была река,
Где воды – местом смерти,
Могилой – берега.
ЗАБЫТЬ ТАКОЕ НЕ ВОЛЬНЫ...
Гулять по парку есть резоны:
Тут воздух свеж, мазок листа
Пометил жёлтеньким газоны,
Аллея влажна, но чиста.
Сегодня нет почти что ветра,
Но зябко стало – будто жду,
Что неба мертвенная сфера
Позволит вылиться дождю.
Как чую: близко неприятель!
В тревоге слышу сердца стук –
Так увлечённый делом дятел
Быстрее всё «тук-тук-тук-тук...»
Дремала память, видно, чутко:
Пахнуло – точно на войне,
Где тишина сгущалась жутко
Перед атакою вдвойне,
Была – как аспида уловка...
И та же если тишина,
Сюда сейчас артподготовка
Ворваться бурею должна.
Вот-вот солдата в чисто поле
«Ур-р-ра!» поднимет пуле встречь,
Отдастся он звериной воле
Без права жизнь саму беречь,
Громада нас, свинца и стали
Родит в горниле вой и свист...
И взглядом вышаривший дали
Ничком уткнётся, словно лист.
...Хотя к беспамятству мы склонны,
Забыть такое не вольны –
Сильнее поздних лет на склоны
Ложатся отблески войны.
* * *
Четыре года шёл я на огонь,
Глотая дым, себя подставив пуле.
Лопата так огладила ладонь,
Что кожа рук была подобна шкуре.
Кто чудом жив оставшийся – учён:
Он любит трижды клятую лопату,
Он, скажем прямо, с нею обручён,
Ей более послушен, чем комбату.
В гречишном поле целых полчаса
Давили танки пчёл и нас, чтоб знали...
Как молнии взрезают небеса,
Мы в землю т а к окопами влезали.
Нарыли вместе мы паучью сеть –
Да от Москвы к далёкому Берлину.
Конечно, время сгладит жуткий след,
Но с памяти не сдёрнуть паутину.
...Война, окопы – это, братцы, зря!
Пчела б летала и цвела бы греча,
Была б, доверясь лемеху, земля
За нас спокойна, хлебом обеспеча.
Анатолий БИК
(1915–1980)
Родился в деревне Бирюбаш Мишкинского района Республики Башкортостан. На фронт ушёл в марте 1942 года.
В самом начале 1944 года командиром химического взвода в составе 21-й гвардейской Невельской дивизии брошен в наступательные бои на территории Латвии. В конце августа при авианалёте противника у станции Эргли получил серьёзное ранение. Домой из госпиталя вернулся лишь в апреле 1945-го.
Автор военного романа «Сквозь огонь и воды».
ПОСЛЕ БОЯ
Закончен бой.
Иду к землянке.
На сердце радостно сейчас,
Что жив остался, весь в порядке
Я вот уже в который раз.
Переборю и страх, и горе –
Себя жалеть никак нельзя,
Сгорю иначе тех в укоре,
Кто не пришёл.
Вот правда вся!
1943
* * *
Длинна дорога у войны.
Для тех, кто ей уязвлены,
Иначе всё там, где полгода
Я в воду лез, не зная брода,
В огонь – как будто смерти нет,
Окоп – рабочий кабинет,
Бомбят – готовая могила...
Не знаю я, какая сила
Меня повсюду проносила.
Почти что льдинкой на снегу,
Был слаб до мысли «не смогу!»...
Но чем труднее, тем всё чаще
Лесов марийских снились чащи.
Хотенье вновь войти туда
Сильнее ратного труда!
И даже медных труб сильнее
Мой край, где синь других синее.
1943
Я НЕ ЗАБУДУ!
Ребёнка крик! И женский – смертный! –
Донёс с немецкой стороны
Порывом ветер... Признак верный:
Фашисты зверствуют, пьяны.
Чем горе матери измерить?
Кричит пред гибелью о том,
Что нет, нельзя глазам поверить:
Не дышит сын, проткнут штыком!
И нет, чего б я испугался
Теперь – и холоден, и прост:
Ни пуль, ни мины, ни фугаса...
– В атаку!..
Встал я в полный рост.
1945
Подборку стихотворений перевёл Герман ПИРОГОВ