ЛИТПРОЗЕКТОР
Помимо автора и названия книги, многажды повторенных в массмедиа, при выборе книжки часто срабатывает критерий её внешнего вида. Как человека, её выбираешь по одёжке, по выражению лица. И сегодняшний писатель, выпуская книгу, скорее всего, задумывается, какую аудиторию он надеется поймать в свои сети. Думается, что врывающаяся в глаза чёрно-красно-белым рваным колером и сверлящая зловещим взглядом исподлобья обложка книжки знаменитого журналиста и писателя Ильи Стогова не поманит изящно пролистывающей её страницы руки библиомана, интеллектуала, литературоведа. Её яркий броский камуфляж, сдобренный вызывающим перестроечным off в окончании фамилии, скорее, взывает к молодым циникам и бунтарям, живущим в гуще современных событий, к простым гражданам, не задавленным пыльными томами литературной классики.
Справка о личности писателя, его обращение на обложке тоже, как принято, рассчитаны на то, чтобы эпатировать и зацепить читателя. Но опять же – какого? «Не знаю, как вас, а меня тошнит от романов. Именно поэтому я столько лет их и не писал», – говорит Стогов, и сразу понимаешь, что в свете его концепции журналистской доминанты и отвержения классического романа в современной литературе автор хочет волновать не высоколобых профессоров, корпеющих над -дцатой диссертацией по Достоевскому, а молодёжь, которая во все времена склонна к максимализму и отрицанию (вспомним Холдена Колфилда), а в сегодняшнем ритме жизни вдобавок часто не успевает читать полисемантические романные формы или считает их смешным атавизмом, пережитком литературного прошлого. Кажется, такое восприятие называют клиповым сознанием.
«Мне хотелось сказать вам о том, что действительно важно», – говорит Стогов. Мимо таких слов не пройдёшь. Что же для него важно? «О том, что денег вечно не хватает, а девушек иногда бывает чересчур много». Красиво сказано, реально цепляет, и, в общем, это справедливо. Без денег прожить сложновато. Кстати, заметим, что деньги тут стоят на первом месте. И эта проблема действительно актуальна для героя книги, который не может найти работу. Но насчёт девушек ввёрнуто для красного словца, поскольку у героя есть жена, которую он очень любит, про других девушек сказано немного. Далее: «О любви, вернее, о том, что между людьми давно уже не осталось никакой любви». Опять красивые и бессмысленные слова – разве кто-нибудь может измерить реальное количество любви в мире? «А главное, о вечно бьющемся в подоконник дожде». Остаётся с известной долей скепсиса добавить: «Как это романтично!»
Впрочем, не будем зацикливаться на врезке, потому что главное всё-таки содержание. Акцентируя свою литературную позицию, Илья Стогов именует книгу не романом, а романом-газетой, предуведомляя, что перед нами не «выдуманная история выдуманных людей», а просто новости. Честно говоря, в этом есть доля лукавства, отступления и даже принижения своей роли, и хочется сказать: «Назвался груздем, так полезай!» Потому что трудно не заметить, что новости снабжены, мягко говоря, значительной долей осмысления. Роман «2010 A. D.» – это предельно автобиографичная вещь (как, скажем, часто бывает у Эдуарда Лимонова), главным героем которой является сам Стогов с его переживаниями, эмоциями, со сравнительным анализом российского общества 1990-х годов, павших на его молодость, и нулевых, обернувшихся тяжёлым разочарованием. Это, сказать честно, востребованный сегодня жанр, не затратный в плане придумывания персонажей и оснащения их искусственными целлулоидными биографиями.
Если говорить об общем тоне, то критическая позиция автора (а она именно такова) выигрышна, ибо, когда что-то сильно хвалишь, исподволь возникает подозрение в лакировке. А здоровая критика похожа на нашатырный спирт: шибко противно, но зато как взбадривает! Герой Стогова, по слёзной мольбе жены вернувшийся в Санкт-Петербург после многолетних поездок по Африке, ходит в поисках работы, наблюдая бытовые картины из жизни современного общества и попутно вызывая в памяти воспоминания о лихих девяностых. Перед нами поочерёдно возникают гипермаркет (кислая продавщица, глупые журналы у кассы); приёмная издательства, где героя раньше печатали (длинноногая редакторша, героиня сексуальной революции 90-х, ныне принявшая мусульманство); приём в британском консульстве (забытый всеми несчастный Ирвин Уэлш и занятые собой пьющие литераторы); премьера модного фильма, концерт рок-музыки; телешоу Андрея Малахова. Попутно герой окунается в прошлое, например, прослушивание новых песен группы «Динамик» на квартире приятеля, первые опыты любви с одноклассницей, светлые завитки волос на её затылке…
Вот несколько картин общества, нарисованных автором. На приёме в британском консульстве герой видит группку деятелей культуры: «Деятели культуры громко смеялись. У них были честные лица и грязные руки. Когда они раскрывали рты, было заметно: коренных зубов у ребят осталось совсем чуть-чуть. Выглядели деятели так, будто уже родились лысыми, бородатыми и пьяными… Пятеро прозаиков, один философ. Поэт, фамилию которого я вечно забываю. Серьёзный критик с гигантским животом, большую часть которого занимает печень. Весь цвет современной литературы». Придя на рок-концерт, герой видит ещё одну странно знакомую картину: «Русский рок-н-ролл не очень прибыльный бизнес. И не очень яркий. Те, кому хотелось больших денег или большой славы, давно перебрались в смежные сегменты. Туда, где папарацци щёлкают камерами, а стервозные брюнетки готовы запустить когти в причёску конкуренткам. В рок-н-ролле никакой конкуренции нет уже пару десятилетий, да и папарацци тут совсем нечего снимать. Больше всего этот мир похож на кружок пожилых радиолюбителей».
А вот воспоминания о съёмках телешоу: «Помню усыпанную здоровенными родинками спину самой эффектной отечественной теледикторши и то, как гримёрша помадой подкрашивала соски известной певице. Фотограф требовал от девушек складывать губы трубочкой и руками сильно стискивать себе грудь. Те даже не пытались спорить: губы складывали, сисечки стискивали, ноги разводили как можно шире. Объектив у фотографа был здоровенный, чёрный и выдвигался очень далеко вперёд. Все понимали, что в каком-то смысле фотограф всё-таки поимел девушек этим своим объективом». Или пассаж про кино: «Когда зашёл внутрь, на экране крупным планом ампутировали чью-то чумазую ногу. Публика заливисто хохотала… На экране целлюлитная тётка глубоко запихивала в рот серый член главного героя, а тот морщился, страдал, иногда наклонялся, и его рвало, но тётка не прекращала двигать головой даже после этого. Я скосил глаза на сидевшего справа актёра. И он, и его девушка смотрели на экран, не переставая мечтательно улыбаться. Растворение в образе было полным. Я чувствовал себя так, будто оказался в сумасшедшем доме».
Третьим планом, который, кстати, вполне ожидаем в разрезе концептуального документализма автора, один за одним идут сгустки криминальной хроники: сводки серийных убийств на почве национализма, подробное описание дела майора Евсюкова и других милиционеров, процессы по делам художников, создающих «запретное» искусство, взрывы, теракты и вообще весь кровавый и греховный контекст, как принято выражаться, обнажающий язвы современного общества. Приём таких вставок новым не назовёшь. Можно сказать, что автор действует испытанным и удобным способом «окунания» читателя в реальность. Хотя, собственно, чего нас туда окунать, если всё это мы ежедневно читаем в Интернете? Что ж, возможно, автор нацелен помимо прочего на иностранцев, незнакомых с нашей внутригосударственной кухней? Или на жизнь романа во времени, когда через 20 лет люди уже забудут о сегодняшней ситуации? Может быть, так. Но в любом случае, когда врезки занимают почти половину небольшой книги, это коробит.
«Его интеллектуальные бестселлеры, среди которых знаменитые «Мачо не плачут» и «mASIAfucker» изменили лицо русской литературы», – пишут издатели про Стогова. – «…он представляет на суд читателя необыкновенный роман – кровоточащий срез современной российской жизни». Сегодня подобные слова видишь на книгах столь часто, что кажется, наша литература лопается от шедевров. А это, к сожалению, не так. Чаще она изменяется в лице от посягательств на неповторимость. А преувеличение заслуг рождает недоверие. Подытоживая, хочется сказать, что «2010 A. D.» – это не классический роман, оснащённый многоэтажной конструкцией подходов и сцен. Это, собственно, та же журналистика Стогова – свободно текущая, облечённая в простой сюжет смысловая материя, подчиняющаяся, как и везде, вольному потоку авторского сознания, наполненному критикой действительности и анализом своей личности. А в роман она спрессована для удобства публики и, конечно, для более мощной подачи литературного месседжа.
2010 A.D.: Роман-газета. – М.: Астрель: АСТ, 2009. – 252 с.